Самым ужасным для Тихона было то, что он узнал, как и все, из публикации в инстаграмме, спустя три дня после рождения ребенка. Он тогда минут пять глупо пялился на экран телефона, где были изображены два самых счастливых человека, судя по их пропитанным нежностью лицам, и их ребенок. На фото была семья. Та самая, которой они с Ванькой никогда бы не стали. Потом, когда первая волна оцепенения спала, он горько усмехнулся — так, что даже без зеркала понял, какой изломанной и вымученной получилась улыбка. Ване он решил не звонить, у того теперь дел появилось невпроворот. Куда уж ему до (бывшего?) любовника, который, видимо, настолько в его жизни ничего не значил, что он даже как-то сказать о беременности жены не посчитал нужным.
Комментарий Тихон написал от чистого сердца, ведь ни Диана, ни ее малыш не были виноваты в той каше, что они с Ваней заварили еще задолго до съемок «Топей». А уже потом до него в полной мере дошло. Это был конец и его отношений, и, скорее всего, его самого, потому что легкие, как по щелчку, обдало жаром. В груди защемило таким грузом, когда не знаешь, как вдох сделать. Безысходно, когда от боли, сжирающей тебя, деться просто некуда. Ни сейчас, ни через пару дней. В его, Тихона, случае — в ближайшие пару лет тоже.
Тихон поднялся с дивана с нечеловеческими усилиями. Голова тут же пошла кругом, а к горлу подступила тошнота. Мужчина схватился за лицо в попытке прийти в себя и почувствовал еще более угнетающую влагу на щеках. Разревелся тут. Потянув себя за волосы, отрезвляя, он прошел на кухню. Пить с горя ему доводилось всего-то пару раз, и хотелось верить, что больше никогда не придется. Но Ванечке Янковскому, конечно, спасибо. Тихон мстительно понадеялся, что где-то в Москве Ваня все же икал.
На следующее утро Тихон проснулся от нехватки воздуха. Он подскочил на диване, где вырубился под утро, и обхватил рукой свою шею, закашлявшись. Первой мыслью оказалось лаконичное «началось», а спустя несколько секунд он зашелся сумасшедшим кашлем: изо рта вылетала самая настоящая лаванда. Нежно-фиолетовые цветки, выпачканные кровью, тяжелыми сгустками падали на пол и разлетались по воздуху от очередного кашля Тихона. Мужчина весь мигом вымок, футболка неприятно липла к телу, а волосы то и дело лезли в глаза. Тихон не совсем понял, в какой именно момент слезы бессильной злобы и обиды начали капать на цветы.
Приступ закончился быстро. Как обычный сухой кашель, но все внутри кричало, что это начало кое-чего грандиозно страшного, разрушительного. Тихон пальцем вытер кровь с уголков рта и, стараясь не вляпаться в безобразие, творившееся на полу гостиной, встал на поиски телефона. В конце-концов, у него тоже были друзья, а мир не схлопывался на Ване.
Филя ответил после второго гудка облегченным вздохом.
— Господи…слава Богу, Тиш! Я уже к тебе ехать собирался.
Тихон от такого поведения товарища смог даже улыбнуться — приятно быть тем, о ком беспокоятся.
— Ну, — весело, как мог, начал он, — собираться ты начал не зря. Навестишь меня, прям так, посреди недели?
Пальцами он прошелся по острому краю тумбочки, нетерпеливо забарабанил ими, ожидая ответа. Филя молчал.
— Филь…ты это, если не можешь…
— Дурак, что ли? — Филя буквально вскрикнул и снова вызвал улыбку Тихона. — Конечно, приеду. Билеты бронирую. Потом скину тебе инфу — жди, Жизневский.
Тихон угукнул, посмеиваясь.
— И не пей без меня! — крикнули ему напоследок. Мужчина сбросил вызов.
Что делать было непонятно. Стены оставались теми же, родными. Вокруг вообще ничего не изменилось: мебель та же, вид за окном со вчера не поменялся, вот только… Ваня уже не побывает здесь тем человеком, которым Тихон привык его знать. Эти мысли навевали безмерную тоску и боль в легких.
Завтрак тоже остался неизменным: яичница и тосты с маслом. Жевалось все только как резина и вкуса не имело. Тихон был уверен, что дело не в его резко ухудшившихся кулинарных способностях. Вдруг ему вспомнилось, что где-то в закромах кухонных шкафчиков находилась упаковка таблеток успокоительного. Возможно, получилось бы поспать. Тихон подорвался из-за стола, уронив рядом стоящий стул, и принялся копаться в аптечке.
Лекарство было не самым сильным, так как отпускалось без рецепта, поэтому, выпив его, Тихон даже спустя полчаса ничего, кроме предсказуемой усталости, не чувствовал. Она-то впрочем и заставила его впасть в беспокойный, наполненный абстрактными кошмарами сон.
Тихону снились тысячи рук, подсвеченных неоном, тянувшихся к нему со всех сторон. Они трогали его лицо, грудь и спину, залезали пальцами, знакомо длинными, в ноздри и уши, пытались выцарапать глаза. Поверх всей этой вакханалии неожиданно прозвучал голос Вани, шептавший что-то неразборчивое. Тихон пытался накричать в ответ, сказать хоть слово, но, только открыв рот, почувствовал пальцы, не имевшие вкуса, которые пытались то ли заткнуть его, подобно кляпу, то ли вырвать язык.
Проснулся он, словно вынырнул из-под толщи воды, и тут же зашелся сухим кашлем, выплевывая новые лепестки лаванды и чувствуя, как отчаяние пропитывает его кожу.
Голова раскалывалась, и Тихон предполагал, что виной этому скачущее давление, но снова двигаться, чтоб его измерить, не было сил. Он сполз на пол, только ноги закинув на диван, и лежал прямо среди растений, что несколько минут назад находились в его легких, подумать только. Чудом не сломавшаяся сигарета с зажигалкой, к счастью, оказались прямо в кармане спортивных штанов, в которые Тихон запрыгнул накануне. Когда был еще вполне себе счастливым человеком.
Мужчина медленно поднес сигарету ко рту трясущимися от слабости руками и закурил, давая будто бы и не соленым, а именно горьким на вкус слезам стекать за уши, оставляя после себя неприятные влажные дорожки.
Наверное, получился бы отличный кадр для финала грустного фильма о сломанной, ненужной любви. Тихон затянулся последний раз, сжигая сигарету до фильтра, и отряхнул пепел прямо на футболку. В тот момент в его голове проскользнула мысль, которую хотелось застрелить, даже если для этого пришлось бы стрелять в себя.
«От этого невозможно будет избавиться, с этим можно только научиться жить».
Телефон на диване пиликнул пришедшим уведомлением. Тихон в душе понадеялся, что это Ваня прислал сообщение, мол, встретиться надо, поговорить. Тихон бы поговорил, да. Разбил бы лицо этому мудаку. И даже не от ненависти, а от того, что разлюбить вряд ли сможет. Ваньку бы он ненавидеть не смог.
Конечно, пришло сообщение более радостное — от Фили, тот приезжал завтра ранним утром. Тихон снова улегся на пол.
Ночь, как прошлая, выдалась тяжелой, но уже по-другому: Тихон ужасно хотел спать, но никак не получалось правильно лечь и отпустить все мысли. Сначала было жарко, простыня скомкалась под ним и неудобно упиралась в спину, потом вернулись ужасные мысли о том, что все кончено, о том, как его предали. И так по кругу, пока легкие Тихона снова не вытолкнули из себя очередную порцию цветов.
Он просидел в ванной над унитазом полночи, его выворачивало наизнанку, и с каждым разом крови с лавандой выходило все больше.
На часах перевалило за четыре часа утра, и Тихон, как был в домашней одежде, залез в ванну и включил холодную воду, вздрогнув от мощного потока. Мужчина вымученно откинулся на спину, продолжая держать душ на уровне груди, постепенно привыкая к ледяной воде.
Прежде чем он вылез, его настиг еще один приступ.
«Блять», — пробормотал он и направил струи на свое лицо.
Мокрый и продрогший Тихон встал на коврик, куда чудом не попали ошметки из его легких. Стянув с себя одежду, он прошел в спальню, пропахшую за ночь потом. Открыл настежь окно и распахнул шкаф, выбирая то, в чем встретит Филю. Его друг приезжал через час.
На вокзале, несмотря на раннее время, было шумно, но, как минимум, не пахло тошнотворными пирожками — наоборот утренняя свежесть, как мятная жвачка, открывала второе дыхание. Поезд из Москвы уже тормозил, когда Тихон вновь выкашлял пару лепестков. В ладонь, слава Богу.
Филя спустился на перрон первым, по пути растолкнув бабушек и женщин, которые вышли за ним. По крайней мере, их недовольные лица говорили именно об этом.
Тихон успел только руки расставить, когда на его шее буквально повис друг, прижимая к себе и шепча на ухо о том, как счастлив увидеться.
— Ты вообще как? — отстранившись, спросил он серьезно. Его глаза выражали грусть, недоумение и сопереживание сразу. Тихон мотнул головой.
— Бывало и лучше, бро, — он улыбнулся, а Филя понятливо кивнул. Обхватил его за плечи и сам повел в сторону парковки.
По пути они разговаривали так, будто ничего и не произошло. А Тихон словил себя на мысли, что действительно…ничего не произошло. Каждый день же дети рождаются, а их с Ваней трагичный финал был предначертан, потому что у таких людей в России разные судьбы, но абсолютно одинаковые развязки. Почти всегда.
— Тиш, мы на чем едем? — тихо спросил Филя, видимо, заметив, что ему совсем плохо. Тихон почувствовал укол вины.
— На такси. Закажи, пожалуйста. У меня телефон сел.
Филя без слов принялся оформлять заказ, а Тихон, запихнув руки в карманы свободных темно-бежевых штанов, поднял голову, уставившись в небо. Мыслей не было никаких — абсолютная пустота.
Его руки нежно коснулись, когда рядом прошуршали шины подъехавшей машины.
В такси Тихон уложил голову на плечо Фили, а тот почесал его за ухом и прошелся пальцами сквозь волосы. Они оба заметили странные взгляды водителя через зеркало, но им совершенно было не до того.
В окне замелькали знакомые пейзажи, и Тихон выпрямился.
— Ты щас это, — он прокашлялся, а сердце пропустило пару ударов, боясь, что Филя узнает слишком рано, — не пугайся. У меня немного не прибрано.
Водитель неожиданно хмыкнул.
— Веселая ночка? — он снова глянул на них в зеркало.
Филипп не успел возмутиться, когда Тихон ответил, улыбнувшись.
— Типа того.
Уже выйдя на улицу, Филя мстительно поставил три звезды водителю и прокомментировал: «нехуй было пялиться». Тихон согласно промычал.
Перед дверью собственной квартиры его затрясло. Филипп впрочем не обратил на это внимание и только поторопил его. Дверь открыли, и Тихон сделал последний вдох, приготовившись к непростым объяснениям. Запах выветрился и на том спасибо.
Пройдя в зал, Филипп задохнулся собственными словами, издав задушенный писк. Тихон тут же поспешил к другу. Тот стоял не шевелясь, бешеным взглядом осматривая завядшие лепестки лаванды и засохшие следы крови.
— Т…ты? — Филипп размахивал руками, но ничего путного сказать не мог.
— Брось, и не из такой жопы выбирались, — Тихон хотел было обнять его за плечи, но ему не позволили.
— Из такой, — на этом слове Филипп сделал акцент, — жопы мы еще не выбирались, Жизневский.
Тихон вздохнул.
— Чай будешь?
— Да ты…! — начал было Бледный, но, увидев, как Тихон на него умоляюще смотрит, сдался. — Буду.
Мужчина прошел на кухню, а Филипп, не зная, куда себя деть, сел на самый край дивана и стал наблюдать за неторопливым приготовлением чая на кухонном столе. Для того, чтобы разобраться в этом, нужна была трезвая голова.
За чаем незаметно пошла водка с шоколадным печеньем для закуси. Тихон сначала громко и матерно обругивал Ваню, потом флегматично желал ему счастья, а следом просто уткнулся в свои ладони и замолк.
Филипп даже не знал, как правильно поддержать в такой ситуации. Просто пил с Тихоном и соглашался со всеми его словами.
— Филь, а че я кисну?! — вдруг разразился Тихон. — Погнали в доме уберем!
Он резво поднялся со своего места и умчался в направлении ванны. Вернулся он уже со шваброй и ведром.
— А ты пропылесосить сможешь? — Филипп кивнул. — Тогда пылесос в моей спальне.
Тихон заметался по квартире, вычищая ее до блеска, хотя никогда не мог похвастаться особым рвением к уборке. Филипп крутился на месте в гостиной, и с каждым найденным цветком ему становилось все хуже: тошнота подкатывала к горлу только при мысли о том, что пережил его друг за две ночи. И, к его, Филиппа, большому сожалению, он никак не мог помочь. Написать Ване? Да а что ему уже говорить, ребенка никуда не денешь. Бледный горестно вздохнул, но тут же натянул приветливую улыбку, когда увидел вернувшегося Тихона, готового мыть пол.
День пролетел незаметно. Только присели отдохнуть после генеральной, как выяснилось в процессе, уборки, как часы показали половину шестого вечера. Тихона ближе к ночи накрыла волна меланхолии — он развалился, свесив голову на краю, на диване и подпевал песням на МузТВ.
А потом заиграла песня о комете, и Тихон прибавил громкость. Он буквально кричал строчки наизусть, размахивая руками, искрутился на диване, пытаясь пританцовывать. Филипп очень хотел верить, что слезы в глазах друга — не более, чем игра света.
Отдышавшись, Тихон приложил руки к груди, выравнивая дыхание. Его кудри макаронинами опускались до самого пола. Филя уже хотел шуткануть на эту тем, подбодрить Жизневского, когда тот вдруг сорвался с места и, прикрывая рот ладонью, унесся в направлении ванной.
Филипп так и застыл. Он мгновенно покрылся холодным потом, а в голову начали отдавать неприятные толчки крови. Секунды ожидания растягивались, будто майский мед.
Тихон показался из ванной, весь мокрый — видимо, умывался, побледневший, но улыбающийся. Вымученно, конечно.
— Ты не переживай, Ф… — его прервал новый приступ кашля. Надрывный, царапающий горло. Мужчина раскраснелся, и Филипп буквально видел, как испарина образуется на его лбу. Ошметки лаванды вылетали сквозь щели между пальцами Тихона. Они жутким водопадом осыпались на блестящий пол.
Тихон кашлянул последний и, судя по струйке крови, появившейся на тыльной стороне ладони, самый сильный раз.
— Пиздец, — тихо прокомментировал Филипп. Он откинулся на спинку кресла, в котором сидел.
Тихон утер кровь и слюни в уголках рта, отмахнувшись.
— И не говори.
— А ты читал, что с этим, — Филя выразительно осмотрел его с ног до головы, — делать?
Тихон пожал равнодушно плечами.
— Да эта хрень вроде операбельна, но шансы тридцать на семьдесят. Сам понимаешь — легкие. А это вам не хухры-мухры.
Филипп медленно кивнул. Он понимал, безусловно.
Тихон заснул неспокойным в преддверии очередного приступа ночью сном, пока Филя был рядом. Успокаивал его. Сначала неуверенно, все-таки они к такому не приучены да и воспитаны по-другому, но потом, поняв, как это помогает другу, стал медленно перебирать его волосы и даже иногда перебирался пальцами на лицо, поглаживая и посылая толпы мурашек.
***
Ваня все же объявился. Спустя семь ночей, пропитанных бессонницей, потом и цветами с кровью. Когда Тихон сбросил пару килограмм, еда все еще не приобрела прежний вкус, а кожа стала значительно бледнее. Филипп не хотел видеть это до последнего, но все же сдался в тот момент, когда ситуация стала критичной, — Тихон увядал. Он, несмотря ни на что, пытался подбадривать самого Филю, давал интервью и иногда активничал в социальных сетях, но даже по удивленно-обеспокоенным взглядам встречавших их фанатов все было ясно — дела плохи.
Тогда-то Ваня и написал смс-ку. Тихон смирно лежал на кровати, уже и не надеясь заснуть, и не моргая смотрел на восходившее солнце. Время близилось к трем часам ночи. Телефон под подушкой завибрировал. Тихон не сразу отвлекся от окна.
Он уставился на короткое «я в питере. давай встретимся», как семь дней назад смотрел на тот злосчастный пост, и не мог понять: к нему пришли галлюцинации или все это являлось частью очень реалистичного кошмара. Может, он проснется и поймет, что ничего этого не было? Ни ребенка, ни лаванды в легких…ни Вани Янковского в его жизни.
Тихон подозревал, что при пробуждении в реальности, где он никогда Ваню не встречал, она бы кошмаром и оказалась.
«Давай ты просто пойдешь нахуй»
Написал Тихон и, поколебавшись, стер. Ему самому эта встреча нужна была, как воздух. Чтоб в глаза эти посмотреть лживые, чтоб цветы сраные Ване на ладони прям выкашлять, чтоб…много что.
«Ок. В 10 в Александровском»
Ваня ответил мгновенно, будто ждал.
«я не знаю как туда добраться»
В другой ситуации Тихон бы несомненно предложил бы Ваню забрать откуда тому удобно или встретиться в другом месте. Но чаша его терпения переполнилась с первым лепестком лаванды, испачканным в крови.
«Гугл мапс в помощь»
Удивительно, но Тихон смог заснуть почти сразу, так и не дождавшись сообщения, которое Ваня пару минут кряду активно печатал.
Филя помешивал свой кофе в большой керамической чашке, зевая, и Тихон совсем некстати испортил магию утра своим появлением на кухне уже собранным, в джинсах и футболке, расчесанный и пахнущий духами.
— Решил все-таки выбраться на свидание? — Филипп не мог совладать с участившимся биением сердца от удивления и радости, потому что за прошедшую неделю друг ни разу даже не задумался о том, чтобы умыться. А тут вот, пожалуйста.
— Ага, с Ваней, — как ни в чем не бывало кинул Тихон и полез в шкафчик себе за кружкой. — Чайник еще горячий?
Филипп кивнул.
— Ну ты это, — замялся он, — удачи, что ли.
— Даа, — протянул Тихон, — она мне пригодится.
И уселся за стол с дымящимся кофе в руках.
Петербург плавился под палящими лучами солнца, задыхался в зное. Тихон, выйдя из парадной на стоячий раскаленный воздух, сразу пожалел о джинсах. Изначально он планировал прогуляться до парка, проветриться и морально себя подготовить, чтоб не разрыдаться прям посреди разговора или только взглянув в глаза Вани — было бы совсем позором, но вполне вероятно.
Погода однако на это совсем не вдохновляла, поэтому Тихон, выругавшись, вызвал такси.
Он увидел Ваню издалека: тот сиротливо сидел на лавочке в тени раскинувшей ветви березы, ютился на самом краешке и опасливо оглядывался по сторонам — видимо, боялся пропустить его появление. Тихон взглянул на экран телефона: опоздал на двадцать минут. В их прошлой жизни Ваня бы его знатно отчитал и наверняка театрально, как умел, обиделся. Тихон вздохнул и, выкашляв пару лепестков, ставших поперек горла, вышел на узкую тропинку.
Ваня его заметил сразу и крупно вздрогнул, вцепился в Тихоново хмурое лицо взглядом и не отрывался, пока мужчина не подошел к нему вплотную. Ваня резво поднялся со скамьи и протянул руку.
— Привет, — начал он.
Тихон недоверчиво глянул на протянутую руку и только кивнул в знак приветствия. Ваня передернул плечами, сцепил ладони за спиной.
— Ты поговорить хотел? — резко спросил Тихон, сам удивившись тому, насколько его голос оказался хриплым. Все из-за кашля, невесело подумал он.
— Д…да, — Ваня сглотнул и продолжил, — я понимаю, что вышло не очень…м, красиво?
— Ты щас у меня спрашиваешь, — Тихона, настроенного на более-менее мирный диалог, его вопросительная интонация вывела из себя, — красиво ли вышло? Красиво ли вышло, что ты, — он указал на Ваню пальцем, — трахался со мной и щебетал что-то про любовь здесь, в Питере, пока в Москве тебя ждала беременная жена? О чем я ни сном, ни духом?
Тихон отрывисто дышал, все еще тыча пальцем в Ваню. Так хотелось ему больно сделать, обидеть в ответ — Тихона аж потряхивало.
— Тиш, послушай…
— Не называй меня так.
— Ладно. Да, Тихон. Я никогда тебе не врал, — Ваня увидел, что Тихон уже готов его возмущенно перебить, поэтому быстро добавил, — о своих чувствах. Ты, эм…действительно дорогой мне человек. Просто понимаешь…
Ваню снова резко прервали.
— Я, Вань, всегда понимал. Старался, по крайней мере, — Тихон поднял с глаз солнечные очки.
Ваня перевел взгляд на свои кроссовки, под подошвами которых он перекатывал мелкий камушек.
— Я и сейчас понимаю. Диану и ребенка. Представляю, каково им будет, если я попытаюсь оставить хотя бы частичку тебя себе. Поэтому я даже не претендую, — Тихон смотрел в глаза напротив, силясь увидеть там сожаление или вину. Стыд. Но видел только свое отражение и чуть выступившую влагу. Ваня был хорошим актером.
Приступ накатил неожиданно, и Тихон закашлялся, но прикрыть рот даже не попытался. Лаванда разлеталась, оседая на его футболку, а некоторые лепестки попали и на Ванину толстовку. Тот смотрел с ужасом широко открытыми глазами, не моргая.
Тихон распрямился и вытер рот пальцами, ухмыляясь. Кажется, на дне темных глаз за ширмой страха проступило осознание.
— Так вот, солнышко, — рука коснулась плеча Вани. — Я все понимаю, а вот они, — Тихон кивнул на единственный лепесток, что все еще не опал наземь с толстовки, зацепившись за ткань на груди, слева. Как иронично, — нет.
Ваня вдруг наклонил голову, легко прижимаясь щекой, немного колючей, к костяшкам. Тихон руку не отнял. Теплое дыхание колыхнуло волосы на его предплечье. И от иррациональной нежности, поднимающейся из самых глубин души, хотелось удавиться.
— Прости меня, моя любовь, — шепнул Ваня, прорывая мощнейшей волной плотину Тихона.
Тот вздрогнул, глаза, охваченные болью, уставились на Ваню.
— Я знаю, я понимаю тебя, — лихорадочно продолжил он, боясь быть перебитым, — ничего не будет, как прежде, но, может, ты позволишь прикоснуться в последний раз?
И посмотрел этим невозможным взглядом, родным, который Тихону не раз приснится после, который у него на подкорке отпечатан. Которому не повиноваться невозможно.
— Прикоснуться к чему?
— К тебе, — просто ответили ему.
Конечно, Тихон согласился.
Он ненавидел себя за это, пока они ехали в такси к отелю, где остановился Ваня. Ненавидел себя так сильно, до боли врезаясь неакуратно стрижеными ногтями в ладонь, но стоило только взглянуть на Ваньку — его — уставившегося на быстро сменяющийся за окном пейзаж, ненависть отступила. Об этом никто никогда не узнает, но любая история должна быть закончена.
И если в их финальная точка будет такой — что ж, такова задумка Вселенной.
Тихон в силы Вселенной верил. Или просто оправдывал свою слабость. Ангел и Демон на его плечах никак не могли решить. Мужчина улыбнулся.
«Я схожу с ума», — промелькнуло в сознании.
На хоть какую-нибудь конспирацию для отельного персонала они оба забили, пронесясь вихром к лифту. Были там камеры или нет — Ваня натянул капюшон на голову посильнее и, обхватитв лицо Тихона немного влажными руками, отчаянно втянул его в поцелуй.
Нежности не вышло. Этот поцелуй, как попытка попрощаться с тем, кого любишь, как последний глоток воздуха перед смертью, поэтому и Ваня, и Тихон намеривались выжать из него все.
Двери открылись бесшумно. Они, тяжелодышащие и раскрасневшиеся, наскоро вывалились из лифта и короткими перебежками, иногда замедляясь до обычного шага, добирались до номера по длинному коридору, устланному зеленым ковром, с окном в конце.
Терпение иссякло, когда Ваня возле красивой деревянной двери завис, начал судорожно шарить по карманам в поисках карты-ключа, поэтому Тихон прижался к нему сзади, обняв за талию и прислонившись грудью к спине. Ваня судорожно выдохнул и наверняка покрылся мурашками от сладостного предвкушения.
Номер был замечательным: просторным, светлым и с большой кроватью. Остального Тихон разглядеть не сумел, будучи слишком занятым Ваней. Тот от одежды избавился, кажется, по щелчку и стоял, упираясь икрами в край матраса, в трусах и кроссовках. Тихон игриво рыкнул, вызвав смешок, и повалил Ваню спиной на кровать. Жара уличная и их собственных тел вместе превратились в адский коктейль. Дышать было нечем, а после пары пока не особо активных движений пот уже стекал по вискам, позвоночнику и неприятной влагой собирался в носогубной складке.
— Включи кондер, а то я сдохну прям здесь, — отчаянно шепнул Ваня, спихивая Тихона с себя и разводя руки в стороны.
— Ты, конечно, заслужил таких мучений, — Тихон неохотно огляделся вокруг, — но я не некрофил, так что считай, что тебе повезло.
Он клацнул пультом, и приятный шум заполнил комнату. Прохладный воздух струей направился прям к кровати, и Ваня блаженно замычал.
Тихон наконец разделся, тщетно пытаясь станцевать стриптиз — Ваня только ржал, пока любовно развязывал шнурки кросс.
Мужчина заполз к нему, укрывая собой. Он подарил пару легких поцелуев тонкой шее, отчего сверху послышалось сдавленное оханье, а бедра сжали его бока. Тихон спускался губами к торсу, иногда проходясь по чувствительной коже языком. Ваня разразился полноценным стоном, стоило только подышать на его соски. Они тут же напряглись и порозовели, вызывав улыбку и, соответственно, колебание воздуха, от чего член Вани тоже дернулся.
Тихон знал, что Ваня — человек сосредоточенный и не любящий лишнего в постели, но дразнить его было одним из лучших фетишей. Поэтому к уху того прикоснулись сначала нежно, губами, а потом прикусили мочку, тут же зализав вмиг потеплевший участок.
— Ты доводишь меня до исступления, люблю в тебе все, — горячо зашептал Тихон. — Я иногда, Ванько, дар речи теряю от того, какой ты…
Ваня бессовестно оборвал его монолог, вцепившись в кудрявые волосы пальцами и притянув к себе ближе, лицом вжимая в свою шею, мол, продолжай. И Тихон продолжил, со всей страстью. Засосы оставлять никогда не представлялось возможным, поэтому тут лишений он не почувствовал. Укусил Ваню за плечо и одновременно стянул с него белье.
— Есть смазка?
Ваня мотнул головой, растрепывая волосы, которые в беспорядке рассыпались на его лицо и подушку.
— Крем?
Ответ тоже отрицательный. Тихон разочарованно застонал и уткнулся лбом в яремную ямку Вани. И он неожиданно вылез из-под него, седлая крепкие бедра.
— Я отсосу тебе, — неожиданно заявил Ваня, при чем так, будто это был приговор о смертной казни.
***
Ваня в очередной раз проверил, не оторвался ли от его лица Тихон. Заурчал, пуская вибрации горлом, и тогда мужчина сдался. Откинул голову в сумасшедшем удовольствии назад, разрываясь хриплым стоном.
Ваня неожиданно поднялся на уровень его лица и в самые губы зашептал.
— Простыня, как белый флаг, — он тоже не мог привести дыхание в норму, — и ты сжал ее в кулак. Да будет так?
— Я давно, Ванька, — грустно, все еще дыша через раз и слыша, как сердце бьется в глотке, ответил Тихон.
Кашель, о котором за несколько часов забылось, снова настиг его, стерев остатки блаженства. Тихон перевернулся на грудь, грубовато столкнув Ваню. Лаванды было так много — она сочилась сквозь пальцы, усыпала собою кровать. Летели не только лепестки, но и зеленые, молодые и сочные, стебли, царапая горло.
— Пить, — захрипел Тихон, когда откашлялся.
Ваня подорвался к мини-бару, налил стакан чистой воды и кинул туда пару кубиков льда из морозилки. Заботливо поднес мужчине. Тот выхлебал всю воду за раз.
— У меня билет на шесть тридцать утра.
— Я до утра не остаюсь, — Тихон со стуком поставил стакан на прикроватную тумбу, — меня ждут, Вань.
Ваня склонил голову, покивав.
— Я понимаю. Уже уходишь? — он спрашивал, предлагая остаться. Но Тихон знал, что последует за этим. Новая встреча. И еще одна, и еще…в итоге, он предаст свое решение.
— Ухожу.
Ваня скорчил недовольную гримассу и удалился в ванную, закрываясь там. Тихон приложил руку ко лбу в усталости, вытер испарину и поднялся на ноги. Одежда валялась перед кроватью, смешиваясь. Поморщившись, он понял, что мыться придется уже дома.
И футболка, и джинсы отвратительно липли к мокрому телу, но другого выхода не оставалось. Тихон сразу и обулся — с Ваней еще раз пересекаться не хотелось, говорить им было больше не о чем. Все стало на свои места, гештальт закрыт.
На комоде под телевизором лежала упаковка стикеров и ручка, и Тихон не переминул возможностью. Уходить, совсем ничего не сказав и не оставив, было уж совсем по-свински. Спеша он неровным почерком написал: «крестным батей сделаешь?)) малому и супруге привет» и поспешил выйти из номера, прихватив только телефон. Пачка сигарет, выпавшая из кармана, так и осталась на ковре.
Нечаянно. И на память.
Уже на улице Тихон набрал Филю.
— Ты пропал на четыре часа! Жив, цел?
— Более чем. Готовься — сегодня идем отмечать начало моей холостяцкой жизни в рестике. — Веселый Тихон Филиппа наверное обезоружил, потому что он ничего, кроме удивленного «ага» не смог из себя выдавить.
Пожалуй, пора приучать друга к прежнему, соответствующему своей фамилии, Жизневскому.
Солнце все еще шпарило, но теперь почему-то гулять это не мешало. Спустя пару километров на телефон пришло «я напишу дату, папаша», и на душе сразу стало спокойно и не больно. А уже подходя к своему дому, Тихон понял, что значили стебли.
Их финальная точка поставлена. Больно и страшно уже не будет.
В тот момент воздух резко стал другим. Свободным.
