Месть, оковы и желе

      – Ну, давай, Крокодил! Добей меня!       Киллиан широко разводит руки, глядя на то, как неловко тот перетаскивает девушку через очерченную алым границу города. Его губы кривятся в жестокой усмешке, когда маг смотрит в ответ, и растерянность на некрасивом лице сменяется бешенством от полного осознания неизбежности случившегося.       – С удовольствием, – хрипло рычит Темный и поднимает руку, создавая в ладони огненный сгусток.       Киллиан ждет, и его распахнутые руки словно обнимают весь мир. Мир где, наконец, восторжествует справедливость. Он улыбается еще шире, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться вслух, упиваясь ненавистью заклятого врага.       Сейчас мужчина с радостью готов принять смерть и очутиться там, где его давно ждет любимая.       Его Мила.       Дальнейшее происходит слишком быстро. Стремительно нарастает гул, и свет одной из этих странных самоходных повозок ослепляет Киллиана на мгновение, которого оказывается более чем достаточно. Он не успевает отскочить, и резкий удар сбивает мужчину с ног, заставляя перекатиться по машине прежде, чем упасть на землю.       Вспышки молний освещают все вокруг яркостью полуденного солнца. Небеса дрожат от раскатов грома. Начинается ливень, моментально превращающий пыль в липкую грязь. Киллиан силится сделать вдох, но острая боль будто рвет его изнутри.       Знакомое чувство. К сожалению.       Дождевая вода заливает лицо, затекает в рот, и мужчина глотает капли, жмурится, отчаянно пытаясь подняться на ноги, но лишь беспомощно скользит по грязи подошвами сапог.       Ну, давай же, соберись!       Открыв глаза, Киллиан видит перед собой Спасительницу.       – Привет, красавица, – криво улыбается он, чувствуя привкус крови во рту из лопнувшего уголка губ. Она что, следит за ним? Что ж, он совсем не против такой милой преследовательницы. – Думал, ты меня не заметила...       Тонкие пальцы женщины касаются его неожиданно сильно, и мужчина не может сдержать стон боли.       – Ребра сломаны, – выносит вердикт Свон.       Может, это игра воображения из-за туманящей разум боли, но в ее голосе Киллиан явно услышал волнение.       Да живой я, живой.       Мощным усилием мужчина приподнимается на локте, бросая злые слова заклятому врагу, что с до нелепости комичной растерянностью смотрит на свою испуганно всхлипывающую девчонку. Прихрамывая и опираясь на трость, Румпельштильцхен подходит ближе, и с трудом поднявшегося на одно колено Киллиана вновь отбрасывает на спину резкий пинок в челюсть. Навалившись сверху, позабывший о собственной магии Темный пытается задушить его, пережимая горло тростью, но, даже задыхаясь, Киллиан не перестает кривить губы в усмешке.       Что, больно потерять любовь? А?       Подоспевший Прекрасный Принц вместе со Спасительницей с трудом оттаскивают разъяренного Крокодила в сторону. Киллиан паскудно ухмыляется и закрывает глаза, – кажется, что лишь на мгновение, но когда он с некоторым трудом все же поднимает тяжелые веки, то видит вокруг нескольких незнакомых мужчин.       Эйфория от свершившейся мести быстро отступает, оставляя тошноту и боль, что чувствуются все острее. Киллиан терпит. Ему не привыкать. За всю свою долгую жизнь ему уже столько раз случалось быть избитым и переломанным, что он и со счета сбился.       Измазанный в грязи кожаный плащ приходится снять. Киллиана укладывают на носилки и сгружают в утробу большой мигающей огнями и мерзко завывающей белой повозки, обещая доставить в больницу. Рукав блузы закатывают, протирают сгиб руки влажным и остро пахнущим спиртом кусочком марли, протыкают вену иглой, что соединена прозрачной трубкой с прозрачным же флаконом, наполненном бесцветной жидкостью. Под кожей моментально чувствуется прохлада, сопровождающаяся легким онемением. Мужчину укутывают в одеяло, фиксируя ремнями поперек груди и чуть ниже колен. Он не сопротивляется, с мрачным удовлетворением слушая истеричные возгласы Белль, испуганной исцеляющей магией Румпельштильцхена. Закрывая глаза, Киллиан видит перед собой искаженное яростью лицо Крокодила, но не успевает насладиться этим образом – доктор осторожно тормошит его, приговаривая, чтобы он не спал. Сопровождающий их представитель закона, легко узнаваемый по оружию в кобуре и общему облику сторожевого пса, не спускает с него цепких глаз, на что Киллиан лишь насмешливо щурится, и, превозмогая боль, улыбается разбитыми губами.       В больнице светло и пахнет остро и терпко. Резкий запах забивает ноздри, дерет горло, оставаясь кислым на языке и заставляя мужчину морщиться. Киллиана перевозят в комнату, где быстро осматривают. В глаза светят ярким из металлического цилиндрика, просят ответить на вопросы. Кажется, никого здесь не удивляет ни его образ, ни имя, ни отсутствие документов, ни крюк вместо руки, который, впрочем, быстро у него отбирают.       Не проходит и часа, как прошедший ряд процедур Киллиан узнает о своем диагнозе в виде двух сломанных ребер, легком сотрясении мозга, рассеченной брови и многочисленных ушибах и ссадинах. К счастью, легкие не повреждены, внутреннего кровотечения нет, и прогнозы уже другого врача оптимистичны. Киллиан, морщась, хмыкает – Капитан Крюк хорош в выживании. На запястье крутится широкий браслет, на котором мужчина успевает прочитать свое имя и диагноз. Тело кажется набитым ватой и странно чужим. Реакция притормаживает. Зато острая боль, наконец, притупляется и как-то отдаляется, словно сознание не сразу воспринимает ее. Наверняка все дело было в той самой жидкости, что по тонкой трубочке стекает из уже почти пустой бутыли вниз и наполняет его тело через иглу в вене.       Что ж, и на том спасибо!       Врач уходит к другим пациентам. Под бдительным взглядом все того же надзирателя хорошенькая медсестричка на время убирает трубку из вены Киллиана и осторожно раздевает его, мило краснея от игривых намеков, что мужчина не забывает отпускать с каждым снятым предметом одежды. Черт, ну должен же он хоть как-то отвлечься, пока его кожу протирают влажной губкой и обрабатывают ссадины едко пахнущим раствором. К тому же девчонка своими светлыми волосами и круглым личиком отдаленно напоминает ему Спасительницу, что лишь добавляет пикантности происходящему.       А где, собственно, сама Свон? По правде говоря, мужчина привык постоянно видеть ее рядом с собой... ну или просто где-то поблизости, вместе с остальными Героями. Черт, да Киллиан до сих пор не мог поверить, что женщина провела его в логове Великанов! Он-то думал, что раз она среди «хороших», то и будет поступать, следуя привычному сценарию, и это его вполне устраивало. Хороших людей вообще легко просчитать. Зато Коре он справедливо не доверял, и поэтому, тщательно просчитав все варианты, примкнул к Героям, решив, что компании хорошеньких женщин не будет лишней мужская помощь, а те в свою очередь помогут ему попасть в Мир-Без-Магии, где Киллиан сможет, наконец, отомстить Крокодилу. Только вот мужчина никак не ожидал, что именно Спасительница так быстро выведет его на чистую воду, а после и вовсе прикует кандалами и бросит, прихватив с собой Компас! И это после всех тех моментов душевной близости…       Да, Киллиана уже давно никто не оставлял в дураках.       Хотя сейчас, пожалуй, он даже рад тому, что Свон не видит его. Нет, он не стеснялся своего избитого тела. Просто… облаченный взамен привычной одежды в странного вида накидку, закрывающую его спереди до самых колен, но имеющую сзади целую кучу завязочек, и, в чем Киллиан был уверен, плохо прикрывающую его обнаженные ягодицы, мужчина чувствует себя крайне глупо. К счастью, заметив его озноб, все та же медсестра приносит теплый белый халат и помогает облачиться в него. Мягкая ткань приятно льнет к коже, согревая и прикрывая постыдно незащищенный тыл. Не обращая внимания на напрягшегося надзирателя, Киллиан улыбается разбитыми губами, шепча игривые глупости на ухо склонившейся над ним девчонке, и та тихонько хихикает, бросая в ответ многозначительные взгляды.       Что ж, приятно осознавать, что даже его покрытое ссадинами и синяками лицо и тело притягивали дам. А определенно заинтересовавшаяся им девчонка волей или неволей может стать его билетом к свободе, когда он сам того захочет.       Больничная постель жесткая и не очень удобная, но Киллиану не привыкать – было время, когда он спал и на мокрых палубных досках, и на голой холодной земле. На груди крепят какие-то мягкие плоские диски, отдаленно напоминающие присоски осьминога, и устройство рядом с кроватью начинает попискивать в ритме биения его сердца. Укрыв мужчину одеялом до самой груди, медсестричка вкалывает что-то прямо во вновь ведущую в его вену прозрачную трубку, и уже спустя несколько секунд сознание начинает уплывать. Киллиан устало закрывает глаза. Последнее, что он слышит перед тем, как уснуть, это голос Свон, требующий разговора с ним, и робкий лепет девчонки, пытающийся убедить ее в том, что мужчине требуется отдых.       Подстегнутое неизвестными растворами, собственное сознание играет с ним, высвечивая в памяти образы, что причудливо смешиваются друг с другом словно цветные стекляшки в детской игрушке. Мила, Темный, Лиам, Спасительница, Пэн, Мила, Лиам, Темный… Лица и события меняют друг друга и рассыпаются горсткой праха развеянного по ветру сердца, стоит Киллиану потянуться к одному из них. Он привычно ждет, когда образ Милы вновь заслонит собой остальные, ведь его месть почти свершилась, но неожиданно все затмевает упрямо нахмуренное лицо Свон, что с тревогой смотрит на него.       А ты-то что здесь делаешь? – хочет возмутиться мужчина. Но сознание лишь посмеивается над ним, выуживая из глубин памяти все те моменты, когда они были рядом. Первая встреча, клинок у горла, лицо меж прутьев темницы, сражение у озера, приключение на бобовом стебле, его шарф на ее ладони, гибкое тело в его объятиях, обжигающая зелень глаз так близко, светлые локоны под его пальцами...       Наверняка это из-за того, что Киллиан слышал голос Эммы перед тем, как отключиться.       Да, наверняка это так.       Накаченное лекарствами тело даже сквозь сон отдается гудящей, не утихающей ни на миг болью. Хочется забиться в темный угол, словно дикий зверь, и спать долго-долго, а потом проснуться уже здоровым. Но сон чуток и тревожен, – привычка, выработанная еще с рабского детства и намертво въевшаяся в нутро. Киллиан ощущает на себе чей-то внимательный взгляд. И хотя взгляд не таит в себе угрозу, мужчина изо всех сил пытается проснуться, открыть глаза, вынырнуть из череды видений, что смущают изменением главной действующей в нем героини. Когда на протяжении бесконечно долгих десятков лет ночами снится лицо погибшей любимой, довольно неожиданное изменение образа как минимум заставляет задуматься о причинах.       Что Свон делает в его фантазиях?       Хотя… Это же всего лишь бред больного, верно? Последствие удара по голове, сотрясенного мозга и неизвестной мешанины лекарств в организме.       Тяжелые веки удается открыть не сразу. Киллиан морщится от боли во всем теле и кажущегося невыносимо ярким для воспаленных глаз света; пытается сглотнуть, но и в горле, и во рту сухо, а язык ощущается распухшим и неповоротливым; пытается вдохнуть, но сломанные ребра сейчас же напоминают о себе.       Чуть щурясь, он переводит взгляд на сидящую на краю его постели женщину.       Спасительницу.       Свон.       Эмму.       Она выглядит увереннее, чем когда-то в Зачарованном Лесу. Теперь она в своей стихии, в своем родном мире. Держится спокойно, строго, подчеркнуто официально.       Киллиана это забавляет. Он-то хорошо помнит ее реакцию на его близость.       И знает, что она этого тоже не забыла.       Надзирателя нет, но мужчина чувствует на своем запястье жесткое кольцо браслета, приковавшего его к кровати – что-то вроде кандалов, но гораздо более тонких и изящных на вид, хотя ничуть не менее крепких, в чем он убеждается, дернув для пробы рукой. Это ли не доказательство? Кажется, Свон просто необходимо полностью контролировать ситуацию, а Киллиан для нее оказался слишком неуправляем.       Он широко улыбается, игнорируя боль истерзанного тела.       Для столь красивой женщины можно и на привязи немного побыть…       Воспаленное сознание моментально начинает рисовать горячие образы развития событий. И, хотя Киллиан торопливо пытается отвлечься, показная холодность Свон снова бросает ему вызов, а он сам, обладая горячим нравом и вспыльчивым характером, всегда был азартным игроком.       Он флиртует. Мужчине доставляет особое удовольствие дразнить Эмму двусмысленными намеками, добиваясь того, чтобы ее щеки залил румянец смущения. К ее чести, женщина держится скептично, невозмутимо, чуть насмешливо, а после и вовсе поднимается, свысока глядя на прикованного к постели Киллиана. Подтверждая серьезность своих намерений, она без колебаний прижимает его сломанные ребра, да так, что тело мужчины напрягается и выгибается на постели, отдаваясь вспышкой острой боли до самых кончиков пальцев.       Дыхание перехватывает. Киллиан стискивает зубы и жмурится, скрывая невольно выступившие слезы. Да уж, несмотря на то, что Спасительница из Героев, ее методы получения информации едва ли можно отнести к одобряемым.       Ему это нравится. По крайней мере, когда боль стихает настолько, чтобы вернулась способность мыслить здраво.       Если бы все Герои были такими, жить стало бы гораздо веселее!       Киллиан рад, что не знает ничего о планах Коры, и это позволяет ему быстро перевести разговор в другое русло. И, черт возьми, ему нравится, что Эмма совершенно спокойно смотрит на его искалеченную руку, тогда как другие чаще всего смотрели на нее с отвращением, лживым сочувствием или раздражающей жалостью.       Он не знал, что из этого его больше выводило из себя. Даже злорадство врагов по поводу его однорукости он давно не воспринимал всерьез.       Киллиан снова дразнит женщину, и, несмотря на внешнюю холодность, уголок ее губ на мгновение изгибается в усмешке.       Ледяная принцесса.       Мужчина и сам не знает, что подталкивает его на короткую откровенность признания. Может, он просто знает, что она поймет?       И Свон действительно понимает, как понимает и обратную сторону ситуации, не преминув поделиться этим с Киллианом.       Ее слова попадают в цель.       Она права. Она права сотню, тысячу раз! Он не жилец. После того, что он сделал, ответный удар Темного не заставит себя долго ждать. По правде говоря, Киллиан был удивлен тем, что до сих пор жив – мужчина был уверен, что после случившегося не протянет и часа прежде, чем проклятый Крокодил расправится с ним. Но, кажется, в здешнем мире даже Темному Магу убить кого-то не так просто, как в его собственном. Это не может не радовать: уж сам-то Киллиан уже давно не страдал излишком морали, так что оставалось придумать, как сыграть на опережение, заставив врага покинуть пределы города, а там уже расправиться с ним.       Киллиан натянуто ухмыляется, и Свон отвечает ему такой же нарочитой улыбкой, а после уходит, излучая самодовольство собственной правоты.       Черт возьми, как же Киллиан не любил, когда последнее слово оставалось не за ним!       Едва закрывшаяся за Эммой дверь снова распахивается. Все та же медсестра, просияв смущенной улыбкой, подходит к нему, держа под мышкой папку с бумагами, а в руках тарелку, наполненную чем-то ярко-синим и дрожащим. Киллиан смотрит на содержимое тарелки со смесью ужаса и отвращения.       Это вообще что?       Оставив тарелку на столе, девушка раскрывает папку, перебирает и изучает сложенные там бумаги, задает мужчине вопросы о самочувствии. Киллиан послушно отвечает, наблюдая за тем, как та по ходу его рассказа делает короткие пометки.       То, что назвали капельницей, наконец убирают из его вены. Металлические оковы позвякивают при любой попытке пошевелить рукой, и мужчина интересуется, когда его от них избавят, а после, выразительно приподняв бровь, тихо добавляет кое-что, отчего девчонка заливается краской и глупо хихикает.       Это даже скучно.       Запинаясь и чуть покусывая пухлую губку, медсестричка обещает узнать подробности у шерифа Свон. Киллиан чуть слышно вздыхает. Ну да, так Спасительница и разрешит освободить его!       Поблагодарив и добавив мольбы взгляду, Киллиан просит пить. В горле действительно пересохло, так что просьба звучит искренне, а общий израненный облик добавляет нужный градус жалости. Оставив папку с бумагами прямо на постели, девушка торопливо наполняет стакан водой из кувшина, что находится в углу на столе, а после, вернувшись, помогает пить, поднеся к губам трубочку, так что даже подниматься не приходится.       Первые несколько глотков ему кажется, что живительная влага не доходит до желудка, впитываясь в иссушенные рот и горло, как впитываются в песок первые капли дождя, но все же когда стакан опустошен, становится легче. Благодарно улыбнувшись, мужчина неловко дергает рукой, и оставленная на его постели папка с документами падает на пол.       Ох, как неловко!       Киллиан не перестает извиняться, когда медсестра, отставив пустой стакан, поспешно собирает рассыпавшиеся бумаги. Великодушно приняв извинения, девушка обещает уточнить насчет освобождения мужчины и уходит.       Наконец-то.       Киллиан разжимает ладонь. Согнутый вытянутой спиралью тонкий гибкий металл, которым были скреплены между собой документы в папке, легко поддается ловким пальцам, распрямляясь в длинную, примерно четырехдюймовую проволоку. Действовать одной рукой неудобно, но, к счастью, соединяющая оковы цепочка оставляет достаточно простора, механизм замка отличается простотой, да и полученный навык не забывается, так что меньше минуты спустя дужка с тихим щелчком откидывается, даря мужчине свободу.       Истерзанное тело протестует на смену положения, как и на любое движение в общем, но, кусая губы, чтобы не застонать от боли, Киллиан сначала осторожно садится на постели, ожидая, когда утихнут тошнота и головокружение, а после встает на ноги. Пол холодит босые ступни, но рядом с постелью, дожидаясь своего часа, аккуратно стоят мягкие тапочки.       Замечательно!       Судя по всему, с момента ухода Свон прошло не больше четверти часа. Ухмыльнувшись, Киллиан берет со стола тарелку с мерзко дрожащим «нечто» и выходит из палаты.       В коридоре много народа. Все, кто носят специальную светлую форму, куда-то спешат, бегут, суетятся, но, к счастью, на мужчину никто не обращает внимание – таких медленно прогуливающихся больных, как он, хватает. Киллиан насчитывает как минимум шестерых в похожих белых мягких халатах и голубоватых накидках.       Вот и славно!       Как же не хватает привычного крюка! К счастью, объемный рукав халата свисает достаточно, чтобы не привлекать любопытных взглядов к частичному отсутствию руки, а второй рукав прикрывает свисающие оковы. Следуя интуиции, мужчина выбирает поворот коридора. Несколько десятков шагов, и впереди, в холле с дюжиной установленных кресел Киллиан видит знакомые фигуры.       Изумленные взгляды старых знакомых словно бальзам на душу.       Привалившись к дверному косяку, мужчина поднимает руку и невинно интересуется, что это за странное содержимое дрожит на его тарелке.       – Серьезно?       Словно не веря своим глазам, Свон подходит ближе, но, опомнившись, замирает в шаге от Киллиана.       Теперь его очередь самодовольства.       – Пират, – отвечает он само собой разумеющимся тоном и приподнимает руку, демонстрируя покачивающиеся на запястье оковы. Синяя гадость на тарелке весело колышется, откликаясь на движение.       А Киллиану почти смешно. Неужели Спасительница всерьез думала, что Капитана Крюка остановит столь жалкая преграда?       Хотя, судя по выражению ее лица, она действительно на это надеялась.       Наивная.       – Что это за чертовщина? – напоминает Киллиан, наслаждаясь недоумением окружающих, но больше всего замешательством Свон.       – Желе, – отвечает она. Меж бровей женщины залегает упрямая складочка, и Киллиан испытывает неожиданно сильное желание коснуться ее кончиком пальца и стереть эту серьезную хмурость с милого лица.       Он помнил, какой красивой была искренняя улыбка Эммы.       – Это еда. Ты ешь это, – поспешно объясняет Белоснежка.       Съесть вот это, похожее на дохлую медузу? Мужчина не был привередлив в еде и за годы жизни попадал в различные ситуации, где ему чем только не приходилось питаться, но неужели в этом мире кто-то по своей воле способен это съесть?       Желе бодро дрожит на тарелке.       Ну, по крайней мере, эта штука забавная!       – Я думал, это была галлюцинация, – признается Киллиан и переводит взгляд на молодую женщину, что, скрестив руки на груди, стоит рядом с сидящим в кресле сердитым бородатым коротышкой. Светлокожая, черноволосая, вызывающе красивая, она, по-видимому, от всей души наслаждается происходящим. Мужчина моментально оценивает глубину декольте и длину стройных ног, подчеркнутую высотой каблуков и почти-отсутствием юбки. Заметив направление его взгляда, Свон хмурится.       Киллиан приподнимает бровь.       Это будет весело!       – О, здравствуйте! – обращаясь к незнакомке, Киллиан меняет тембр голоса, добавляя низких, манящих нот. – Вы вполне реальны, не так ли?       Женщина насмешливо улыбается, не воспринимая всерьез флирт, но Киллиану, в общем-то, все равно – ухватив мужчину за плечо, Эмма решительно толкает его впереди себя:       – Иди, ешь свое желе!       В ее голосе явно слышится раздражение, и реакция на действия Киллиана слишком уж противоречива для той, что так подчеркнуто демонстративно игнорирует его обаяние.       Киллиан морщится и шипит от боли в своем несчастном истерзанном теле, но покорно позволяет увести себя назад в палату. Желе на тарелке трясется в такт его шагам, и хоть за все время пути обратно Спасительница не произносит ни слова, Киллиану и так все понятно       Пусть не всегда, но Эмма Свон все еще оставалась для него открытой книгой. И когда-нибудь он узнает ее историю.       Интересно, какую часть в этой истории займет он сам?