От судьбы не убежишь

      Когда ты понимаешь, что человек, стоящий прямо перед тобой, предназначен для тебя самой судьбой? Когда происходит момент осознания, что именно он — твоя родственная душа? Единственное существо, которое создано быть твоей парой? Единственное существо, которое создано для тебя, а ты — для него?       Где-то глубоко-глубоко, в тёмном уголке своего сердца или под корочкой мозга, она знала. Догадывалась. Понимала. Остатки нервных клеток кричали ей об этом, предупреждали, умоляли. Умоляли уйти. Умоляли забыть. Умоляли сбежать, пока не поздно, пока не случится не поправимое, то самое.       Когда ты понимаешь, что человек, стоящий прямо перед тобой, предназначен для тебя самой судьбой?       Когда он делает тебе больно, а ты всё равно не можешь его отпустить.       Когда он прижимает тебя к стене, приподнимая над скрипучем полом за челюсть, злобно смотря в глаза, упираясь пахом в твои бёдра, сминая твою клетчатую юбку и стягивая, почти разрывая, то, что осталось от твоих колготок. Когда он сильнее давит накрашенными пальцами на твои щёки, как только неконтролируемые связки издают что-то на подобии скулёжа в тот момент, когда фаланги его правой руки достигают запретной, но уже предательски влажной точки на твоём теле. Его массивные, обжигающе холодные из-за погоды кольца совершенно точно оставят на твоём лице синяки. Когда он резко отпускает тебя, пихает на кровать и ты падаешь на четвереньки, протягивая руку в сторону подушки, чтобы успеть её подложить под себя, но он с силой хватает тебя за запястья и заводит обе конечности за спину, надавливая так сильно, что мысль о трещине в костях не кажется уже такой нереальной. Когда он расстёгивает свой ремень и туго стягивает им твои руки, так, что ты ломаешь один ноготь, упираясь пальцами в дорогой кожзаменитель. Когда он резко поднимает тебя за волосы, заставляя прогнуться в спине и упереться макушкой в его правое плечо. Когда он злобно шепчет ругательства на итальянском, обзывая тебя и «шлюхой», и «подстилкой», и «игрушкой», параллельно справляясь со своими штанами, опуская их чуть ниже бедра, резким движением разрывая пуговицы на твоей белоснежной рубашке и залезая рукой под чашечки бюстгальтера. Когда он резко прижимает твою чуть повёрнутую голову в бок к простыне и входит в тебя без предупреждения, морально и физически разрывая тебя на мелкие кусочки. Когда от противоречивых эмоций ты вскрикиваешь и он грубо поднимает твою голову, зажимая рот своей огромной рукой и начиная жёстко трахать тебя. Ебать. Насиловать.       Но ты не сопротивляешься. Наоборот, способствуешь ему. Двигаешься навстречу его бёдрам, создавая конкретные хлопки от встречи ваших тел, умоляешь его, шепчешь, вторишь его словам, как он любит, сжимаешь его член, доводя до кульминации и хаотичных фейерверков перед глазами.       Способствуешь, потому что понимаешь. Понимаешь, что он вымещает всю боль от безысходности на тебе, потому что тоже осознаёт, что вляпался. Тоже осознаёт, что не может тебя отпустить. Ты — разрушительница его плана, карьеры, отношений, жизни, но он не может забыть тебя. Так же, как и ты его. Поэтому ты тихо подкрадываешься к нему со спины, пока музыкант сидит, сгорбившись, на кровати, докуривая чёрт знает какую по счёту сигарету за день, и со всей нежностью, на которую ты способна, прижимаешься размазанными в тёмно-бордовой ( конечно же, в его любимом оттенке) помаде опухшими и растерзанными до почти приятной боли губами к его плечу, после чего прикладываешься к отмеченному месту мокрой от слёз щекой.       Мокрой от слёз счастья щекой.       Потому что как бы он не хотел, он не уйдёт. Точно так же, как и не сможет уйти она. Потому что они созданы друг для друга. Он и она. Эгоистичный, жестокий и потерянный абъюзер-рок-музыкант и тихая, слабая, навсегда попавшая в сети никому-ненужная-девочка, которая никогда его не покинет. Потому что он предназначен самой судьбой ей, а она— ему. Потому что именно он — её родственная душа. Единственное существо, созданное для неё, а она — для него.       Так было, есть, и будет.       От судьбы не убежишь.       Он тоже об этом знает. Но сопротивляется.       Верит, что без неё ещё можно существовать. Верит, что всё можно вернуть на свои места. Верит, что эта встреча лишь мимолётная и ничего не значащая. Поэтому в ответ на её действия он лишь вздыхает, проводит потной рукой по волосам, зачёсывая их назад, тушит о тумбочку окурок и встаёт, молча собирая вещи и уходя из квартиры.       А она сидит, смотрит и не смеет его остановить. Потому что видит и понимает, что всё начнётся заново. Что ровно через три дня он снова объявится. Снова вломится на её территорию. Снова до головокружения и бабочек в животе поцелует её и снова трахнет её, не удержавшись. А она будет снова ждать его, в его любимой одежде, с заправленной кроватью, бордовой помадой на губах и кружевным бельём на теле. Потому что скоро он сломается. Устанет сопротивляться. Сдастся. Перестанет быть упрямым эгоистом, не согласным со своей судьбой, ибо осознает, что это единственная вещь в его насыщенной и богатой жизни, которую он не может выбрать.       И тогда он приползёт к ней и положит голову на её колени, не говоря ни слова. А она лишь улыбнётся и начнёт перебирать тёмные пряди на его голове.       И они будут вместе. Он предназначен самой судьбой ей, а она— ему. Именно он — её родственная душа. Единственное существо, созданное для неё, а она — для него.       Так было, есть, и будет.       От судьбы не убежишь.