Вишневый блеск

      Микаса стояла в дверях. Не шевелилась, лишь грудь вздымалась быстро-быстро и слезами наполнились глаза.       Зубы Жана начали отбивать дробь, внутренности заледенели. Он выпустил из рук пистолет, глазами отыскал дыру в стене. Шумно выдохнул. Пронесло, в этот раз пронесло.       — М-микаса? — Голос дрожал, звучал жалко, — что ты тут делаешь?       — К-конни сказал приехать. — Он всхлипнула, слезы скатились по лицу, — звонить запретил, сказал разговор могут прослушать…       — А ты что, теперь у него на побегушках? — её слова отрезвили, Жан сжал кулаки, кровь вскипела в венах.       Она промолчала. Неуверенно шагнула к нему. Жан попятился, зашел вглубь кухни, начал отстраненно копошиться, нервно схватил мешок, стал выкидывать все, что было непригодным.       — Я в полном порядке! — Нервно оборвал он, когда присуствие и молчание Микасы медленно начало раздражать, — Не нужно жалеть меня!       — Хочешь я уйду? — спросила тихо-тихо. Щелкнул предохранитель, свет резко отключился.       — Блять Микаса! Какого хрена ты вообще вытворяешь! — он выбросил пакет, перевел на неё взгляд, в полумраке выглядел жутким — Приперлась сюда без моего ведома, теперь строишь из себя жертву? Что тебе вообще нужно от меня?! Ищу я твоего Эрена! Ищу! Да, Пока безрезультатно! Но блять, не таскайся за мной! Тошно пиздец!       Глаза Микасы снова покраснели. Она никогда не желала Жану ничего плохого, но вышло именно так, что она помогла разрушить его жизнь, а теперь тщетно пыталась склеить его обратно. Из-за осознания собственной ничтожности начинало тошнить. Нужно было уйти. Просто взять и уйти, но ноги словно вросли в пол.       — Блядство! — Он смахнул тарелку со стола, та отлетела и в дребезги разбилась о стену. — Прости ладно… Прости. — Он с силой потер лицо, набрал в легкие побольше воздуха, шумно выдыхая, подошел близко-близко, перехватывая запястья и сам стер с её лица слезы. — Прости Микаса… Мне вправду тяжело… Я… я не должен был срываться на тебе. Просто я как будто и не живу вовсе, все эти два года…       Она подняла глаза полные боли и отчаяния на него, слезы скатились новыми бусинами. Подбородок дрожал.       — Я тоже, Жан… я тоже хочу жить… — рот скривился, в легких запекло. — Хочу чувствовать, еще хоть что-то кроме вины.       Жан молчал, не двигался, но она чувствовала его болезненное дыхание. Тихое, безмолвное, лишь короткие подрагивания. Жан так устал от всего: от войны и от ощущения собственной ничтожности. Устал искать Эрена, устал винить себя за прошлое. Слезы пришли наконец, горькие и жгучие.       Микаса отпрянула, взглянула ему в глаза, отвечая на его слезы безмолвным молчанием. — Я тоже устала и мне тоже страшно, Жан. — он смотрел в её угольные глаза, наполненные такой же горечью, и их общая боль окутала все вокруг.       Жан застыл от неловкости, от Микасы, от внезапной близости и открытости. От сочащихся чувств, от подрагивания в голосе. Она обняла его, прижалась к крепкой груди, ища поддержку и он обнял в ответ. Он поглаживал её спину пытаясь успокоить, но каждое движение по чужому телу обжигало огнем. Микаса уткнулась острым носом в его плечо, вжалась в него так тесно, глотая жадно воздух и шепча, что-то невнятное: как закончится война, как все должно встать на свои места… О том как может сложиться их жизнь. Снова и снова всхлипывая, сжимая крепко его рубашку на спине.       Кровь жара стремительно понеслась по венам. Мысли окончательно смешались в голове. Сердце в груди с силой стучало о ребра — оно болело, теснилось и ему нужно было выплеснуть все наружу. Сухие губы задели макушку черных волос, у Микасы они жесткие, совсем иные, но Жан машинально целует их, зарывается носом, вдыхая запах чужих волос.       — Все наладится, Микаса… — многозначительно обещает он, — наладится, я постараюсь все исправить. — Микасу его слова приводят в чувства, она поднимает взгляд на него, смотрит секунду, другую, в его глаза. Смотрит на губы, снова всматривается в карие и как в тумане тянется к его губам.       Жан замирает, боясь пошевелиться. Не двигается, только дышит шумно и длинно. Микаса медленно шевелит губами, сминает его нижнюю, распахивает мокрые ресницы, смотрит на него, на то, как он все-таки поддается, отчаянно прикрывая глаза и обхватывая губами в ответ.       Поцелуй выходит болезненно тяжелым, вяжет на языке, отдает тоской и безысходностью.       Жан медлит меньше мгновения, валит её на диван, покрытый пыльной пленкой, тащит с неё рубашку. Микаса дрожит, всхлипывает глотая воздух в промежутках, зарывается пальцами в каштановые волосы вжимаясь крепче в поцелуй. Слезы непроизвольно тянутся по вискам, но Жан и не видит, не открывает глаза, отдаваясь лишь первобытным желаниям. Им было нужно это, нужно, чтобы почувствовать себя живыми.       Кирштайн опирается обеими руками по обе стороны от головы, чуть сгорбившись, жар распространяется по телу, по артериям, палит огнём вены обоих, проступающие на висках, предплечьях, шеи. Все происходит слишком быстро: одежда разбросанная на полу, томные вздохи, влажные звуки размыкающихся губ и шлепки голых тел.       Жан двигает бедрами, сквозь стиснутые зубы сдерживая стоны. В доме слышны приглушённые звуки секса. Жан с ума сходит от всего происходящего, от того, как долго он не был с женщиной, от того как возбуждение туманит разум, от того как проблески отчаяния больно хлыщут по оголенной коже.       Микаса впивается ногтями в спину, стонет. Жан, вдавливает её в диван, наваливаясь всем весом, выдыхает гортанно и с хрипотцой— оба на грани. Секс быстрый, до тошноты горький, но черт возьми все равно приятный…       В ушах стучит биение сердца. Жан отворачивается к стене, закрывает глаза, не хочет видеть, не хочет понимать, чем пахнет эта близость. Не хочет, чтобы окончательно не завыть. Он больше не сдерживается, хватает её за бёдра, сильнее натягивая на себя. Кто-то из них дала кричит.       В животе тянет всё больше, от каждого движения в узость. Микаса выгибается до хруста позвонков, закрыв глаза, кончая прямо под Кирштейном. Жан чувствует, как её мышцы сокращаются, утыкается в её плечо, чтобы через пару толчков последовать за ней. Легкость растекается по телу как сливочное масло, Жан не спешит выходить. В ушах тонко звенит пустой гул, но в груди собирается тяжелый комок.       Он валится на нее. Микаса, отворачиваясь, скидывает руки на диван по обе стороны, тянет руку к брюкам Жана, шарится в кармане, выискивая пачку сигарет.       Через минут пять он молча поднимается, идет в ванную, принося с собой влажное полотенце. Ему стыдно, стыдно за слабость и жалость его поступка. Стыдно за то, что воспользовался ситуацией и Микасой. Он молча вытирает её и так же безмолвно возвращается ванную.       Когда Жан возвращается обратно уже после душа и в полотенце на бедрах, она сидит на диване одетая в свою рубашку и нижнее белье. Она не смотрит на него— слишком страшно поднять глаза, после всего произошедшего.       — Останься, — Жану понимает, ему не нужно было её присутствие, не нужна была ее жалость или утешения. Но думать о том, что и с Микасой может случиться по дороге в город, ему претит. — Я подготовлю спальню.       Микаса лежала рядом, дышала тихо-тихо. Готовить вторую спальню было лень, да и не имело уже смысла. Жан все думал о случившимся теракте на побережье. В его жизни стало так много неразберихи и Микаса сюда вписывалась идеально. Её будто только и не хватало для идеального пиздеца. Именно так теперь Жан охарактеризовывал свою жизнь.       Утро вышвырнуло из сна ярким светом. Микаса все еще спала рядом. Жан смотрел на неё слишком равнодушно; два с половиной года назад просыпался с мыслью, что у него есть все, что только может пожелать…       На кухне все еще стояла вонь, надо бы починить свет и закупиться продуктами. Конни с утра прислал статью о внезапном взрыве нагревательного котла, в новом прибрежном районе и выглядела она максимально не правдоподобно.       — Завтра в два, на нашем месте. Сгоняем, посмотрим, что можно выяснить.       — Думаешь нас пропустят? — Спрашивает Конни, — Территория, вроде как, под марлийским контролем.       — В такой неразберихе не думаю, что кто-то станет проверять каждого второго.       — Хорошо, созвонимся, — не уверенно кидает он. Кстати! Постой! Микаса не приезжала к тебе?       — Приезжала, — Жан выдохнул тяжело в трубку, показывая всем видом свою нервозность, — отправил домой…       Жан отключился первым, но не успев отложить мобильный, как он зазвонил снова.       — Да?       — Жан Кирштейн? — нежный женский голос вежливо уточнил.       — Да, это я.       — Вас беспокоят с городской больницы, пришли ваши развернутые анализы крови…       — Что то не так? — чуть грубее спрашивает Жан.       — Эм… все в порядке, парочка отклонений, не критических, но доктор все равно, хотел бы вас видеть…

***

      Марсель стоит рядом, изучая данные, Райнер смотрит на то, как проверяют работу вертолета. Стоящий рядом Зик странно ухмыляется, смотрит на Брауна искоса, он это чувствует, ощущает нутром. Зик его настораживает, но разбираться с этом он явно будет позже. Остается только догадываться на кого он все-таки работает.       Когда все приходит в готовность, Марсель кивает словно самому себе под нос и отправляется первым. Райнер усаживается рядом, сердце начинает колошматится от мысли, что несколько часов и он ступит на землю Парадиза. Его светлый свитер слишком колючий, за его ворот аккуратно заправлено прослушивающие устройство, которое включается по необходимости, в кобуре на ремне пистолет 45-го калибра, а в мыслях плная неразбериха. Райнеру кажется, что он струсил, струсил оказаться лицом к лицу с островом, на котором потерял слишком много. Лия, Порко, Бертольд… рядовой Грайс. В ушах звенело, что даже глушило шум вертолета.       — Маггат сволочь не так ли?       Райнер еле расслышав передергивается, встряхивает головой отгоняя мысли, удивлено вскидывает брови.       — Отправить тебя снова на Парадиз… слишком изощренно придумано, — Марсель открывает сумку, достает жвачку, закидывает в рот. — Уши закладывает. Будешь?       Райнер отрицательно качает головой, усмехается его словам. — Ты думаешь он издевается? Или пытается меня наказать?       — Думаю скорее проверяет твою преданность к Марли.       Райнеру кажется, что Марсель и сам сомневается в его преданности, но ему откровенно плевать. Была бы возможность, бросил бы все, ушел со службы, но знает, что Габи потом не светит ни хорошее образование, ни шансы выбиться в жизнь. Слишком хорошо осведомлен, как власти перекрывают кислород неугодным.       Остров встретил пасмурным небом, что вот-вот готовилось разразится громом. Перемен уже было не остановить и Райнер ничего не мог с этим поделать. Потребовались сутки, чтобы настроить себя на работу.       Все оказалось не таким ужасным, но Парадиз тут же начал давить. Мысли кучей скручивались, временами мешали работать, время текло стремительно быстро, что Браун не успевал опомниться. Вот Марсель шел впереди, размеренными шагами в холодном морге, отмечая что-то в своей записанной, оставляя параллельно заметки на телах погибших. Вот Райнер опрашивает очевидцев, собирает информацию у жителей побережья. В Марли говорили, что новый Парадиз должен был быть очищен, спасен от ненависти голодных ртов, к марлийским гражданам, одним словом жить в мире и гармонии. Но на деле, Марлийцам просто нужна была излишняя власть над островом. Ситуация с подрывом центра два года назад стала отличной причиной для этого.       Грязная пропаганда работала вовсю и везде. Райнер стал замечать все больше и больше ненавистных взглядов. Гнилая вонь исходила ото всех. И понятно было даже слепому — этот мир давно прогнил. В душе каждого, без разницы марлииц ты, элдиец или вовсе прибывший с восточной долины, из каждого теперь сочилось то самое отвратительное, которое так пытаешься скрывать всю свою жалкую жизнь.       Больно было смотреть на людей у который отняли спокойную жизнь, но смерть Лии ударила Райнера больнее. Как бы он не старался занять себя работой, но само слово Парадиз, напоминало Райнеру о ней. Словно анаграмма из букв превращалась в её имя. Ему казалось, что даже воздух на восемьдесят процентов пропитан запахом ее духов. Но на самом деле тут пахло совсем иначе; гарью, пылью, недавно совершенным терактом, морем и отчаявшимися людьми после войны.       Райнер почти был уверен, что оборудование для подрыва прибыло именно с материка. По данным разведки у острова не было таких ресурсов и уж точно уже не было оборудования создать оружие такой мощности. Компания Аккермана прикрылась еще в первый год военных действий. Странность была в том, что Маггат все равно настаивал на том, чтобы Райнер проверил Леви и его семейку.       Браун уже не понимал, кто врал больше. Он слишком ценил жизнь, которая у него была в Марли, только хотя бы ради сестренки, но с первым прибытием на остров, вся та информация, что им вбивалась с самого начала службы, рассыпалась в прах.       «За такие суждения могли убить».       Поэтому Райнер все чаще старался думать о Габи, о её безопасности, о будущем, хоть в глубине души ему слишком сильно хотелось докопаться до правды.       — Что думаешь по поводу Зика? — Райнер пережевывал стейк, сидя в кафе не по далеку от их временного прикрытия.       — Не знаю даже, — Марсель откинулся на стуле, достал сигарету, закурил, — Не думаю, что ему можно доверять, одно то, что он сводный брат Эрена, уже подозрительно… Хотя-я-я Магат ведь не дурак. Кого попало бы брать не стал.       — Не думаю, что Магат особо заинтересован в благополучии граждан. Перед отъездом просил меня свалить теракт на уже прикрытую компанию Аккермана, мол незаконно изготавливают оружие. Он тут вообще не причем!       — Ты думаешь он не причастен? — Марсель стряхнул пепел, смакуя на языке суждения Брауна.       — Марсель, — Райнер слегка наклонился, заговорил тише, — тут ребенок поймет, что это было сделано нашими боеприпасами. Ты сам видел маркировки. Да и на парадизе никогда ничего подобного не производили. У кого-то явно есть связи с материком, а с учетом того, что Аккерман в черном списке…       — Честно говоря, после войны ничего не улучшилось. — Марсель перебил, слишком много ушей сидели поблизости, — Все стало в каком-то дерьмовом бардаке. — Он затянулся, нечто выдохнул дым, — Но мне вот, что интересно, если формально побережье уже принадлежит Марли, то каким боком тут ведет расследование полиция Парадиза.       — В каком смысле ведет расследование?       — Вчера ко мне приходили два парня, один из них представился как следователь военной полиции, Спрингер, — Зрачки Райнера сузились до крохотных точек, его мелко затрясло, кусок стейка встал комом в горле, — Второй вроде не представлялся. Они хотели тела осмотреть, — Райнер уже не слышал будто провалился под воду. Будто лава растеклась внутри тела. Словно сам сейчас вспыхнет и сгорит весь, — …но ордера у них не было… Хей, Браун? Ты тут?       — Второй высокий? Каштановые волосы?! — Райнера подорвало, он сжал вилку в кулаке так, что она начала гнуться, боясь услышать положительный ответ. Марсель молчал, пытался вспомнить подробности. — Марсель!       — Кажется… блять я не запоминаю внешность парней, Райнер, я что пялился на него по твоему? Главное не допустил их без ордера…       Райнер вскочил из-за стола ничего не объянив, выбежал на парковку, мигом оказавшись в машине. В ушах звенело, он уже ничего не слышал кроме собственного голоса в голове! Этот подонок на свободе?! Если это правда, то он… он просто напросто работает в военной полиции? Живет припеваючи, когда Лия лежит под землей?!       Райнер не видел как Марсель выбежал за ним, не понимал как земля уходила из-под ног. Он завел мотор выжал газ в пол, не понимая куда ехать? По всем данным квартира и загородный дом, в которой жили Жан с Лией, были разрушены во время войны. Но ему нужно убедиться! Нужно теперь знать наверняка!       От осознания того, что его догадки могут подтвердиться его скрутило.       Райнер заехал в знакомый район скрипя тормозами. Сердце колотилось так сильно, что кажется царапалось о ребра. Воспоминания ошпарили кипятком: её образ гуляет в парке, тянет Райнера за руку, стучит каблуками по разбитому асфальту. Браун сглатывает вязкую слюну, сворачивает на право и… видит развалины.       Район еще не успели отстроить, но разрушенные здания уже успели прибрать. На месте её дома — пустота, лишь бетонные куски и кривые сваи торчат из-под земли. Тут пусто… пусто так же как у Брауна в груди.       Мотор замолкает, машина стоит посреди дороги, Райнер включает аварийку, опускает голову на руль. Какого черта он здесь делает? В его руках Лия еще теплая, он выносит её из заброшенного здания и передает её тело в машину к рядовому Грайсу. Райнер запомнил этот момент так явно— её бледное лицо и губы с которых тянулась ниточка крови. Запомнил потому, что больше так и не увидел её лица— Маггат затаскал его с допросами о провалившейся миссии, даже не дав возможности попрощаться в последний раз.       Сзади кто-то нервно сигналит, Браун заводит мотор и снова срывается с места. Огибая город по трассе он едет к морю, к тому самому пляжу где были первый раз в ней. Нет смысла ехать в загородный, теперь он уверен — данные не врали.       Райнер паркуется слишком далеко от берега, но замечает вдалеке не большой причал, снимает ботинки, шаг за шагом проваливаясь в песок направляется к воде.       Тут свежо. Воздух набирается в легкие значительно легче, немного успокаивая. Небо окрашено в алый, словно сейчас разразится огненным вихрем и сейчас это особенно завораживает. Прохладный морской ветер забивается в ворот рубашки, щекочет шею. Марсел не звонил, он вообще вел себя слишком понимающе и был пока лучшим напарником, с кем ему доводилось работать. Райнер знал, что если подорвет миссию — подставит его, но такого явно допустить не мог. Только не в этот раз. Но сейчас ему слишком больно, что бы вернуться в штаб квартиру и начать работать.       Жан жив и свободен. В этом он был уверен почти на девяносто процентов и уровень ничтожности и жажды мести теперь достигли своего пика.       Деревянные доски скрипят, он подходит к воде, садится, облокачиваясь на деревянные перила, прикрывает устало глаза. Нужно еще немного кислорода и он придет в себя. Только пару глотков воздуха.       Скрип тормозов доносится резко и отрезвляюще. Райнер тут же распахивает глаза, оглядывается. Кто знал еще это место? Кому оно сейчас понадобилось?       Черный внедорожник с тонированными стеклами паркуется не далеко от берега. Райнер замечает сразу — такое обычно хорошим не заканчивается. Каждая мышца в теле напряглась с такой силой, что вот-вот сведет судорогой. Дверь внедорожника с силой распахивается — видно кто-то не церемонясь пинает её изнутри. Трое здоровых мужчин выходят из машины, один даже еле просовывает свою тушу сквозь дверной проем. Нет, это явно не вооруженные силы острова. Райнер замечает ствол за поясницей у одного из парней, но лиц не видно совсем— самодельные маски из банданы натянуты почти до глаз.       Если заметят — он труп.       Браун замер на месте, не шевелился, даже задышал дробно, но тихо тихо. Из машины показался еще кто-то. За широкими спинами было не разглядеть.       — Осмотритесь, — кинул тот знакомым голосом.       Райнер был в пару метрах, его скрывала кустистая декоративная зелень, которой обычно украшали подобные места на пляжах. Деваться было некуда, он знал, даже полный пакет навыков и огромного опыта за спиной, не помогут—перестрелка на открытой местности против троих, вряд ли могла закончится, чем то хорошим для него.       Он медленно опустил в воду ногу, стараясь не расплескиваться— в запасе у него минута, не более.       Вторая нога.       Следом туловище.       Райнер аккуратно провел руками, чтобы заплыть под причал. На лбу выступили капли пота, адреналин взвинтился в организме, кровь прилила к лицу.       Что-то вцепилось в шею, в кожу впилось болезненно острое. Райнер судорожно схватился за горло, в спешных попытках спасения. Цепочка Лии сдавила шею— кулон, что дарил ей на Рождество зацепился за что-то в воде.       Райнера залихорадило так сильно, что в глазах помутнело. Он дернул цепь, нервы накалились огненным шаром и вода плеснула громкой и звонко.       «Черт! Черт! Черт!»       Райнер скрылся в воде почти до носа, тихо, бесшумно заплыл под деревянный выступ; теперь он не видел их, но слышимость оставалась хорошей.       Все усугубляется тем, когда он слышит как тяжелый шаг опустился на причал и шаг за шагом начал придвигаться ближе…       — Какого хера? Могу поклясться я, что-то слышал! — хриплый, прокуренный голос, резал воздух.       Он шумно опустился на колени, приставил дуло пистолета к деревянным полам.       — Кыс, кыс, кыс, выходи рыбка большая и маленькая.       Райнер затаил дыхание, сжал в кулаке Ka-bar, прислушался к дыханию врага.       — Даз! Какого хера там возишься?! Флок подъехал!       «Флок? Кто, нахрен, такой Флок?!»       Здоровенный мужик подскочил и побежал обратно, как дрессированная шавка.       Райнер пытался запомнить все, что слышал.       «Флок это имя или фамилия?»       Но позже стало совсем тихо. Райнер прислушивался, но слышал лишь неразборный шепот, шелест бумаг и напоследок щелчок сумки.       — Все… и ты помнишь, никаких имейлов.       — Помню я Артлет, не строи из себя значимую шишку. Без тебя справимся, боссу уже несколько раз говорил…       Двери автомобилей хлопнули, завелся мотор, отдаляющийся гул машин бил в виски даже после того, как стих. Нужно было выбираться из воды.       Рубашка липнет к холодному, мокрому от воды телу. Райнер нервно глотает воздух, остается только добраться до города и отправить отчет Маггату. Нервная улыбка тянется на лице Брауна. Он сгибается, облокачиваясь на колени, с волос стекают капли воды, выдыхает, чувствуя, как лёгкие с каждом вдохом переполняются приятной тяжестью.       — Флок… Флок и Армин значит. Мелкий подонок, вот что он забыл в Марли тогда…