Я знаю

У Минервы МакГонагалл дрожат пальцы — тонкие, длинные и сухие, узловатые; чем ближе старость, тем больше. Так всегда случается ближе к осени, к Хэллоуину — в напоминание о том, что ежегодно в этот день случались разные пакости. Сивилла Трелони стоит недвижимо в дверях: молча наблюдает за тем, как Минерва разглядывает собственные трясущиеся пальцы в лунном свете. В комнате не горят свечи, и даже призвать Нокс кажется Сивилле… кощунством. В свете, продирающемся сквозь толстые заколдованные окна, Минерва очень напоминает ей себя же на их седьмом курсе. Когда все выпускались, девушки встречались уже со вторыми и третьими парнями, те, кто знатнее, даже были замужем — а они с Минни все еще продолжали робко держаться за руки и целоваться в женской раздевалке после квиддичных матчей. Минерва была решительной, смелой — истинная гриффиндорка с истинно гриффиндорским крутым нравом; Трелони всегда втайне восхищалась ей и пугалась ее громкого голоса. А потом, в одном из темных закутков в коридоре, еще не названном запретным, призналась в этом. Сивилла была на третьем курсе, Минерва — тоже. И взгляд ее неожиданно смягчился, хотя рот приоткрылся в удивлении. Она уже не была решительным ловцом их команды по квиддичу. Она была обыкновенной девушкой — с кучей страстей под необъятной школьной мантией. Она смотрела на Сивиллу молча — и Сивилла впервые в жизни почти не волновалась. Даже если ей откажут — Мерлин, она уже увидела то, что не видел больше никто: растерянную Минерву МакГонагалл. Она улыбнулась, глядя на нее. А МакГонагалл зажглась румянцем в ту же секунду и неловко отвела взгляд. — Тебе нравятся девушки? — Трелони вдруг почувствовала в себе огромную уверенность. Она смотрела в глаза гриффиндорке, которой восхищалась со второго курса, и не могла опустить уголки тонких губ. МакГонагалл, покраснев еще сильнее, опустив взгляд еще ниже, словно прячась, кивнула, положив ладонь на основание шеи. Крепко сжала пальцы, как будто пытаясь привести себя в чувство, и нерешительно посмотрела на Трелони из такой позы. — Но я не думала, что я кому-нибудь понравлюсь. Из команды, да и с курса часто парни предлагали встречаться, а у меня… — Интересы в иной плоскости, — сказала Трелони, умиленно складывая руки на груди и прижимаясь щекой к собственной ладони. — Тогда давай хотя бы попробуем? А то совсем не будет, что из школы вспомнить, да? Оказалось, Минерва и правда очаровательно краснела — словно воздух, проникая в легкие, достигая с кровью самых важных органов, окрашивал ее кожу в тяжелый румянец. Она часто хваталась за шею, и в их отношениях так случилось, что Трелони впервые смогла почувствовать себя настолько уверенно. Она выдвигала инициативу — и обычно Минерва, втягиваясь, помогала превратить эту инициативу в нечто резкое, яркое, их. Спустя много лет многое случилось. И сейчас у Минервы дрожали пальцы, а свет в ее комнате был таким редким явлением, что, казалось, она вовсе может отвыкнуть от него. На их пальцах давным-давно обещанием сомкнуты кольца — проникнутые и зачарованные в лунном свете. Трелони смотрит из-за спины и наконец, оттолкнувшись, приближается к любимой женщине, прижимаясь к чужой спине, нагибаясь, чтобы взять в свои руки чужие ладони. Когда-то твердые и сильные, сейчас они были хрупкими и правда еле заметно подрагивали. Она прижалась щекой к чужим волосам, выдохнула, сжимая руки Минервы в своих, пытаясь согреть. — Ничего не случится, — пообещала она. МакГонагалл вздохнула, несколько расслабляясь в ее объятиях. — Ты видела? — спросила она. Сивилла улыбнулась. — Я знаю.