***
Он оббивает пороги её дома в тысячный раз только ради того, чтобы услышать, как сильно был не прав в своих суждениях: да, он готов связать жизнь с чужим соулмейтом, только тот оказывается против, проводит рукой по его волосам, целует в лоб и качает головой, пожимая плечами. - Прости, Даник, - это срывается с её уст так тепло и по семейному, что он в миг забывает, где и почему стоит, едва не слышит потрескивание дров в их общем очаге и раскатывает на языке признания, которыми будет осыпать её холодной ночью, крепко прижимая к своей груди. Он уже даже не помнит причину её извинений, льнёт к дарящему тепло касанию, желая насладиться подольше, но руки спереди не оказывается. Вздыхает, поджимая губы, а Тина переминается с ноги на ногу, шаркает домашними тапочками по полу и смотрит куда-то ему за плечо. Балан не знал, что чужого соулмейта можно полюбить, но сейчас за эти чувства он готов отдать всю свою жизнь и деньги, только бы её сердце билось рядом с его. Он жалеет, что полюбил. - Тань, - она шарахается от его обращения, выставляет вперёд две руки и качает головой. - Нет, Дан, - отталкивает его руку в сторону, когда он тянется, чтоб напоследок коснуться мягких волос и поцеловать в макушку. Крепко прижать к себе. Напоследок. - Я потеряла своего соулмейта, а с чужим, Дан, счастья не построишь, - она не смотрит ему в глаза, потому что боится увидеть, как там рассыпается на осколки брошенный ею в стену его любимый хрустальный мир. Боится увидеть, как его душа рассыпается. Захлопывает дверь, не дожидаясь ответа, и Балан понимает. Отряхивает снег с плеч, который ветром сносит с крыши, нащупывает телефон замёрзшими руками и выпускает из рта пар, тяжело выдыхая. Он не ожидал другого ответа, когда шел к Тине поговорить о своих чувствах. Он надеялся на рождественское чудо, хоть в его голове и проносилось ласковое сопрано: "Ты обидишься, если я скажу, что Деда Мороза не существует?". И он готов был отдать всё, чтобы она поверила в сказку этой зимой, хоть и без родственной души, но с близким человеком рядом, только забыл, что таковым не является. Прячет нос в шерстяном шарфе, подаренным мамой, вдыхает запах имбирных пряников и понимает, что это именно то, что ему нужно: не алкоголь и сигареты, а ласковые объятия, тёплые слова и какао в постель. И ему плевать, что ему уже десять с тридцатилетним стажем, но сердечные раны вылечить можно только так.***
Прилетает домой без предупреждения, стучит в дверь, боясь напугать кого-то своим неожиданным визитом, и моментально утопает в нежности, когда открывается дверь. Мама виснет на его шее, слегка подпрыгивая, обнимает за плечи, целует в две холодных щеки и поправляет сползшую на глаза шапку. - Заходи, - толкает в спину, подгоняя на кухню, а Дану кажется, что она сейчас снимет с него шарф, курточку, возьмёт на руки и отнесёт в ванную мыть ладошки, как в детстве. Улыбается от воспоминаний, оттаивая в родительском доме, и старается не вспоминать о причине своего приезда. Раздевается, убирает чемодан в гардеробную, моет руки по локоть и довольный, взлохмаченный, садится за стол, только мать застывает у плиты, разглядывая его со слезами на глазах. Балан не понимает, оглядывает кухню, вспоминает, что отца дома нет, смотрит вопросительно в глаза Людмилы, пока она решительно приближается к нему и поднимает за подбородок. Сканирует зрачками исхудавшее лицо и прикрывает рот рукой от внезапного открытия, не знает, как реагировать на данное событие, но радость за сына переполняет, и она обнимает его еще крепче, чем при встрече, шепчет на ухо слова гордости, пока Дан непонимающе гладит её по спине. - Ты чего не взял девушку с собой? - мужчина теряется окончательно, смотрит на мать с подозрением, пока она не понимает, что именно сказала не так, ведь секретов у них не было никогда. - Какую девушку? - смысл сказанных Баланом слов начинает приобретать физическую форму постепенно, и Людмила пугается своих догадок, оседает на стул и прячет лицо за ладонями. - Твой шрам, - она испугано обводит пальцами место на скуле, и Дан срывается с места, направляясь к зеркалу. Рассматривает своё лицо, то ли с восторгом, то ли с ужасом осознавая, что шрам, украшающий лицо уже целые двадцать лет, испарился, будто его там и не бывало. Расстёгивает кофту и задирает футболку, удивляясь еще больше, когда понимает, что метка от операции по удалению аппендицита тоже исчезла. - Мам! - он бежит по коридору на кухню и хватает Людмилу за плечи. Разворачивает её к себе лицом и показывает в сторону правого бока. - Этого ведь не может быть, да? Легенду о том, что прикосновение соулмейта может излечить все шрамы на теле пары, он знал давно, но еще дольше, кажется, в неё не верил, а сейчас рассматривает свою идеальную гладкую кожу, как в первый раз, время от времени встречаясь глазами с матерью. - Я думала, ты почувствовал, когда встретил её, - она качает головой, ведь искренне желает сыну счастья, а он сходит с ума от новости, которая на него свалилась. И, оказывается, объездить весь мир было лишним: надо было просто перейти через границу в какой-то прекрасный день и выловить девочку в горах, а больше - никогда не отпускать. - Я люблю её, - он признаётся, едва сдерживая слёзы, и плевать хотелось, что мужчины не плачут, ведь его счастье сидит за несколько сотен километров и, возможно, даже не догадывается, что её установка про соулмейтов сбывается прямо сейчас. Дан рассказывает маме всё, начиная с первого взгляда, а потом вспоминает то, как в первые она поцеловала его в лоб днём ранее, и понимает, что именно тогда почувствовал. Хватает телефон, чтобы позвонить Тине, и плевать на время и на роуминг, но она сбрасывает несколько раз подряд. Присылает лаконичное сообщение с просьбой больше не звонить и бросает его в черный список. Дан отправляет ей в телеграмм, пока она не успела туда добраться, два селфи с разницей в полгода, обводит шрам на одном из них и пишет короткое: "Это сделала ты". Надеется, что она всё же поймёт его, и даст шанс их счастью, пока мама, преисполнившись счастьем за сына, пишет об этом мужу и озаряет улыбкой весь дом.