История одной записки

Тонкий запах ладана и пепла, остававшийся после ритуалов смотрителей, витал по коридорам верховной канцелярии. Толстые ковры, покрывающие начищенный до блеска мраморный пол, скрадывали тяжёлые шаги патрульных. Уиндем, проходя мимо открытого окна, не удержался. Он прервал обход, присел на подоконник и глубоко вдохнул свежий и влажный ночной воздух. Ветер мокрым от дождя порывом попытался согнать человека с его места, но тот лишь мотнул головой, стряхивая капли с маски. Уиндем вдыхал воздух, пропитанный запахом ночи, совершенно особенным, противоположным сладковатому ладану и горькому пеплу. Этот воздух заставлял его сердце биться немного быстрее, заставлял забыть о ремнях, стягивающих тело и душу. Хотя такую аналогию он сразу же отбросил, ведь служение ордену ничуть не тяготило его. До недавнего времени. Впервые он встретил Дариона именно в одну из таких ночей. Шустрый парень, лишь немногим младше самого Уиндема. Правда, попытаться залезть в дежурный пост городской стражи, да еще и на территории Аббатства, оказалось огромной глупостью с его стороны. Пойманный на горячем, он был настолько напуган, что даже не оправдывался. К его счастью, молодой смотритель оказался рядом и стал свидетелем происшествия. Пока воришка не похоронил себя признанием, Уиндем, сам не зная, зачем, принялся яростно доказывать, что перед ними находится еретик и исполнитель воли Чужого. Дарион аж присел от его крика и лишь затравленно глядел в стальную маску. Он отлично представлял, какое наказание кроется за таким обвинением. А смотрители всегда находят доказательства вины. «… Таким образом, намереваясь совершить покушение на жизни высокопоставленных смотрителей или даже устроить теракт на территории Аббатства обывателей во имя коварства Чужого…» - Уиндем до сих пор с улыбкой вспоминал ту ахинею, что он нёс в тот вечер. Примерно на второй минуте увещеваний городской стражник чертыхнулся и отпустил вора в сопровождении смотрителя. Дарион, волочимый за руку, покорно плёлся по холодной улице, прощаясь с жизнью и с содроганием думая о предстоящих пытках и мучениях. Мокрый от дождя, перепачкавшийся в пыли, он не вызывал ничего, кроме жалости. Естественно, ни на какие пытки Уиндем не собирался вести парня. Он потащил его за собой в ближайший переулок. Скрывшись с глаз патрулей, смотритель оглянулся вокруг, осторожно облокотил задержанного о стену. Дарион лишь тихо застонал, закатил глаза и начал медленно сползать по холодному мокрому камню. Пришлось придержать его за плечи и хорошо встряхнуть. - Да стой же ты прямо! Очнись, я ничего тебе не сделаю, - от этих слов смертельная бледность сразу сошла с лица юноши. Он открыл глаза и окинул Уиндема недоверчивым взглядом. Немного поколебавшись, тот всё же снял с себя металлическую маску. - Ну, и зачем же ты полез, куда не надо? - устало спросил смотритель. Неудачливый вор нервно сглотнул. - Деньги нужны мне, срочно, - хрипловато ответил он. - На опохмел, что ли, не хватает? - хохотнул Уиндем. Парень опустил глаза: - Нет, Диаре на эликсир. Мы с ней давно уже друг друга любим, правда. Я бы ее и двойной порцией поил, да только она не хочет. Говорит, не будешь пить, и сам заразишься. Руки Уиндема словно сами отпустили Дариона, и тот тяжело опустился на корточки. Запустил пальцы в волосы и продолжил глухим голосом: - Говорят, на этой стадии уже ничего не помогает, даже эликсир. Говорят, что он только защищает, а если подцепил, то лекарства нет. Но я надеюсь. Понимаю, что зря, но.. - он прерывисто вздохнул. Смотритель глядел на резко замолчавшего парня и судорожно соображал. Да, перед ним вор, но не по своей же воле человек нарушил один из Запретов? Решение пришло неожиданно быстро и оказалось единственно правильным. Уиндем быстро выудил из чехла на поясе широкую колбу из толстого стекла. Запасная порция, для экстренных случаев на дежурстве. Хоть и под учётом, но не таким строгим, как у городской стражи: разные люди – разные порядки. Металлическая оковка блеснула в свете дальнего фонаря, и Дарион недоумённо поднял на него взгляд. Взвесив в ладони пузырек в последний раз, Уиндем протянул его воришке. Тот впал в ступор, потом недоверчиво протянул руку навстречу, до последнего опасаясь, что это лишь жестокая шутка. Он бережно и осторожно спрятал эликсир, и только потом внимательно посмотрел на своего благодетеля. - Не все вы звери. Остались еще люди среди крыс, - он помотал головой, до сих пор не в состоянии осмыслить случившееся. - Это наш долг. Смотрители обязаны помогать… - начал было оправдываться Уиндем, но Дарион только улыбнулся и махнул рукой. - Слушай, Уиндем, как дежурство закончится, заходи-ка в переулок Тривера, я видел, что ваши там собираются, - сказал он, прощаясь. Они стояли у выхода на бульвар Клеверинг, тогда еще не перекрытый городской стражей, в густой тени арки и в стороне от яркого света прожекторов. - Не попадайся больше. И удачи тебе. Пальцы Дариона коснулись широкого рукава куртки смотрителя, словно на прощание. В темноте сверкнула улыбка, и вот еще один поздний прохожий спешно пересекает широкий освещённый бульвар. Уиндем растерянно потеребил рукав и проводил уходящую фигуру взглядом. В темноте подворотен и закоулков подробно разглядывать Дариона не было ни времени, ни возможности. Но наметанный глаз легко выхватил изящные, чуть выступающие скулы, правильный овал лица, высокий лоб и слегка заостренный подбородок. Цвет отросших примерно до середины шеи волос определить было трудно, заметно было лишь то, что они темные. Парень был довольно худым, это бросалось в глаза. Хотя, Уиндем зачем-то это отметил, худоба была ему к лицу. Внизу, на площадке перед Аббатством послышались злые мужские голоса. Опять стража со смотрителями сцепилась, охота им глотки рвать, да еще и под дождём? Ведь вернутся в кабак после дежурства, и снова будут квасить вместе, как старые друзья. Уиндем быстро окинул взглядом коридор и, никого не заметив, вдохнул полной грудью прохладный воздух, вновь погружаясь в воспоминания. В переулке Тривера множество увеселительных местечек, и откуда начать поиски своего нового знакомого, Уиндем даже и не знал. Но Дарион отыскал его сам, как только он в задумчивости присел за стойку в любимом пабе «Тусклая лампа». Пресекая все возражения, парень с ходу налил смотрителю три кружки подряд. С тех пор такие встречи стали традицией. Пить с Дарионом было весело и легко, у него сразу поднималось настроение, и он пытался поднять настроение другим. Порой он немного перегибал палку в словах или поступках, но рядом с ним теперь был Уиндем, который не терял привитой с детства осторожности даже под мухой. Где-то на третьей совместной попойке парень чуть не ввязался в драку с каким-то нездешним мужиком. Когда смотритель представил, как этот самый мужик впечатывает лицо его друга в стену паба, он своей рукой закрыл отчаянно протестующему Дариону рот. Когда тот протрезвел, сам благодарил его за осмотрительность. Вскоре он заявил, что без Уиндема теперь пить не будет и, похоже, держал свое слово. Как-то раз Дарион ввалился в полумрак кабака мрачнее тучи и на полчаса позже самого смотрителя. Тот уже начал беспокоиться, и только укрепился в своем мнении, когда парень буквально свалился на стул и уронил голову на сложенные руки. - Её забрали. Диара была совсем плоха последние дни, и соседи услышали ее кашель. Позвали стражу. Хотели и меня забрать, но я выкрутился. Я даже не успел попрощаться… - глухо пробормотал Дарион и резко замолчал. Он всегда так замолкал, когда сильно волновался. Уиндем даже не знал, что на это ответить. Про невесту друга он знал очень мало, но не мог не сочувствовать человеку, потерявшему часть семьи. Да и девушку было жалко, судя по всему, она была чистой и добродетельной душой. Он накрыл рукой плечо Дариона. Тот лишь беспомощно дёрнулся, как будто случайно схватил смотрителя за рукав, судорожно смял в пальцах ткань. Уиндем сочувствовал своему другу, но кое-что его взволновало, от осознания причины вспотели ладони. В личный запах молодого человека всегда вплеталась тонкая нотка женского аромата, едва заметная, но цепляющая внимание. Сейчас эта нотка выделялась особенно остро, словно кричала о себе, но… с грустью, в последний раз. Именно от этого словосочетания – «в последний раз» - Уиндем так всполошился. Хотя думать об этом времени не было. Надо было вытаскивать парня. «Д-друг… *ик*Спа-асибо тебе, вот за такое я тя и люблю!» - заплетающимся, но бойким языком бормотал Дарион на ухо тащившему его Уиндему. Время было давно за полночь, и он боялся, что парень просто не доберётся домой своим ходом. Получив смутные указания о месте проживания друга, он теперь стоически волок его не унимающуюся, пропитанную алкоголем тушку в заданном направлении. «За-аходи!» - Дарион ударом ноги распахнул дверь и, едва не потеряв равновесие, ухватился за косяк. Квартирка у него была хоть и небольшая, но довольно аккуратная и, судя по всему, ранее была недешево обставлена. Тут царила неестественная, нежилая чистота, в комнатах чувствовался запах дезинфектора, хоть и едва слышный после тщательного проветривания. Один конец коридора, в котором они находились, вёл к кухне и уборной, дверь с другой стороны вела в жилые комнаты. Уиндем задумался, стоит ли оставлять парня одного, и решил, что лучше подождать, пока тот заснёт. Он оглянулся, прошел в гостиную за хозяином жилища. В комнате первым делом взгляд цеплялся за большое окно в обрамлении чудом избежавших экспроприации портьер, из которого открывался неплохой вид на ночной Дануолл. Сейчас рама была приоткрыта, сквозь щель проникали легкие дуновения самого свежего ветра, на который только был способен индустриальный город. Заплетающимся языком Дарион попросил гостя подождать, а сам не менее заплетающейся походкой прошествовал в недра жилища. Смотритель зевнул, и, любуясь ночным пейзажем и мимоходом прислушиваясь к возне в коридоре, оперся на стену спиной. Уиндем задумчиво смотрел в окно, ни о чём особо не думая. Несколько раз зевнул. И отчётливо понял, что уснёт, прямо в одежде, тут же, на полу. Он, обеспокоенный состоянием Дариона, совсем не замечал, сколько пил сам. А рано или поздно его осторожный организм просто отключается от переизбытка алкоголя, до того как начнутся поиски приключений на нетрезвую голову. Но эти мысли лишь лениво трепыхнулись в голове, пока тело безвольно сползало вниз по стене. Ветер со стороны реки задул сильнее, Уиндем поёжился на своем подоконнике. Но тем, кто дежурит на заднем дворе Аббатства, еще холоднее, особенно в такую промозглую ночь, без крыши над головой. Вновь воровато осмотрев коридор, он приподнял тяжелую алую портьеру за нижний край. Привстав, расстелил ее на холодном камне, опустился обратно, поправив ткань между спиной и оконной рамой. Если кто заметит, дежурить в помещении ему доведётся ой как нескоро... Но пока что никто сюда не идёт. Можно еще немного отдохнуть. Тот сон был тяжёл и неудобен, молодому смотрителю постоянно хотелось вырваться, очнуться, но что-то держало. Он часто вздрагивал и тихо вскрикивал, привалившись спиной к стене, полусидя, склонив голову на плечо. А потом закашлялся и резко проснулся. Тонкая фигура стояла на подоконнике в проеме распахнутого окна. Свежий утренний ветер залетал в квартиру, трепал темные волосы и одежду. На фоне занимающегося бледного рассвета силуэт казался полностью черным, изящества ему добавляла уверенность, с которой он стоял в полушаге от пропасти улиц. Он почти не держался, пальцы одной руки лишь расслабленно лежали на раме. Он смотрел то вдаль, поверх крыш, то под ноги, на оседавшую внизу ночную тьму, но ни разу не обернулся назад. Видно было, что он напряженно о чем-то думает, и какое-то важное решение почти принято. Уиндем боялся даже шевельнуться, чтобы не спугнуть его, но в то же время залюбовался этой странной, завораживающей своей неестественностью картиной. А через пару секунд в висок вместе с похмельной болью раскалённым шурупом ввинтилось осознание происходящего. Смотритель резко вскочил на ноги и, даже не успев обратить внимание на затемнение в глазах от быстрого движения, бросился к окну. Вцепившись дрожащими руками в ремень и рубашку, он грубо, со всей силы рванул Дариона назад, в комнату. Тот вовсе не ожидал подобного, потому лишь сдавленно вскрикнул и рухнул с подоконника на пол. Удар спиной получился ощутимым, парень зашипел и ругнулся сквозь сжатые зубы. Уиндем обеспокоенно склонился над ним, мельком отметив красноту и припухлость его глаз. И тут же без предупреждения схлопотал кулаком в живот. На его горле уже сомкнулись цепкие пальцы, крепко и безжалостно удушая. В попытке вывернуться он вскочил, но Дарион не отпускал, впиваясь в шею ногтями, оставляя на коже багровые следы. Уиндем с большим трудом оторвал руки от своего горла, быстрым отточенным движением вывернул их за спину. Какое-то время Дарион только рычал, извивался и всё намеревался пнуть смотрителя под колено. Но вскоре смирился, перестал вырываться, лишь покосился на него через плечо. - И зачем ты остановил меня, умник? – усмехнулся он уголком рта. - Конечно, ты умный, а все дураки, - буркнул Уиндем, борясь с желанием отвесить неудавшемуся самоубийце затрещину. - Ну, не то что бы прямо так... Просто останавливать меня не надо было. Не знаю, выйдет ли решиться снова, а жизнь на этом гнилом кладбище меня раздавит, - он опустил голову, видимо, заболела шея. – И если бы я мог что-то сделать... Я пытался. Я хотел уберечь хотя бы самых близких. А в итоге даже сам себя уберечь не смог! – он дёрнул головой в сторону оконного проема. - Дарион... Спокойно. Прошу тебя, успокойся... – смотритель немного ослабил хватку, но не отпустил скрещенные за спиной худые запястья. – Я принимаю людей в Аббатстве, на проповедях и исповедях. Поверь мне, таких, как мы, сейчас три четверти города: уставших, отчаявшихся, похоронивших своих близких в Затопленном квартале. И знаешь, почему всё еще не развалилось? Почему крысы еще не доедают наши трупы? Уиндем наклонился вперёд, ближе к уху парня. - Некоторых держит надежда на то, что в будущем нам удастся победить чуму. Некоторые уверены, что мы почти скатились в Бездну. Некоторые дольше, чем на неделю, планов вообще не строят. Но все они понимают: опустит руки один, за ним другой, третий, а из-за них умрут все. Чем больше таких идиотов, которые орут на улицах о безнадёжности борьбы, тем больше опускается рук, тем больше людей отчаиваются и перестают действовать. И если ты думаешь, что ты ничем не поможешь, если думаешь, что бесполезен, что все чужие проблемы далеки и тебя не касаются... Поверь, перед уродливым лицом чумы и упадка все так думают. Смотритель ненадолго замолчал, чтобы отдышаться. Дарион уже не делал попыток к бегству и ожидал продолжения. - Аббатство пытается донести до людей эту мысль, - более тихо, даже ласково продолжил Уиндем. – Мы пытаемся поддержать эту надежду в сердцах и умах. Мы словно вытаскиваем упавшего в пропасть, другой рукой отбиваясь от наступающих врагов. Да еще и... – он на секунду запнулся. – И пытаемся бороться с опухолями, людьми, разрушающими орден изнутри. Нам нелегко, всем здесь нелегко, как видишь. Но у нас всех вместе взятых остались силы что-то изменить к лучшему. Дарион вывернулся из рук смотрителя, шевельнул затекшими плечами и принялся растирать запястья. Он так и не обернулся, опустил голову, чтобы случайно не покоситься на своего спасителя. - Ты как? – спросил Уиндем, немного подавшись вперёд и поднеся руку к плечу парня. Он дернулся от протянутой руки, бросил назад свирепый взгляд. - Всё хорошо, - процедил он сквозь зубы, да таким тоном, каким обычно шлют и кроют матом. Потом как-то странно вздрогнул, тряхнул волосами и быстрым шагом скрылся в коридоре. Уиндем лишь невесело опустил взгляд и поджал губы. Как-то растерянно поправил рукав рубашки, стряхнул пыль с брюк, расправил смявшийся воротник. Потом его взгляд упал на всё еще открытое окно. Он в задумчивости подошел ближе, облокотился на подоконник. На разгорячённое лицо повеял утренний прохладный ветер, он глубоко вдохнул. Солнце медленно поднималось над городом, усыпая бледными отблесками крыши. С этих пор Уиндем нередко стал наведываться в небольшую, прежде богато обставленную квартирку. Запах дезинфектора выветрился, комнаты понемногу обрели следы человеческого присутствия, выраженного в лёгком беспорядке и незаметном беглому взгляду уюте. Дарион устроился на работу, теперь он сортировал свидетельства о смерти и вписывал имена в общий регистр. Работа кропотливая, но неопасная, вдалеке от тёмных улиц, блуждающих плакальщиков и чумных трупов. Это не могло не радовать смотрителя, который не по слухам знал о положении дел на улицах. Теперь в доме Дариона поселились кипы бумаг, отчётов и еще какие-то страницы, исписанные торопливым, немного неровным почерком. Это были не бланки, никаких печатей также на них не было, однако парень старательно прятал их от посторонних взглядов. Уиндем сделал вывод, что он уже понемногу оправляется и приходит в себя. Как-то раз смотритель заглянул в вещевой шкаф Дариона. Вышло это нечаянно, его попросили поискать чистый стакан, а он вместо посудной полки забрался сюда. Когда дверца распахнулась, Уиндем ощутил какое-то неясное беспокойство, источник которого чувствовал прямо перед собой. Он, поминутно оглядываясь на дверь в коридор, принялся перебирать одежду на вешалках. Вдруг рука наткнулась на какую-то легкую, невесомую ткань, встретить которую в вещах мужчины было удивительно. Он, не задумываясь, извлек предмет одежды наружу. Взору Уиндема предстало белое женское платье небольшого размера, новое или недолго ношеное. Мода на платья отошла давно... Ткань слегка смята. Его долго держали в шкафу, но хранили бережно. Смотритель в задумчивости огладил тихо шуршащую юбку рукой, но в тот же момент в груди похолодело и замерло. В воздухе потянуло свежим ветром и тиной. Он дернул пальцы в сторону от неожиданности. Странный запах еще ненадолго завис в воздухе, но вскоре рассеялся. Для такого города, как Дануолл, подобные ароматы были привычны, однако они никогда не кружили голову, как сейчас. Рассеяно потерев переносицу, он удивленно окинул взглядом платье. Снова осторожно, словно зачарованный, провёл кончиками пальцев по кружевам. Легкие наполнил свежий дурман, Уиндем даже на мгновение прикрыл глаза. Рука невольно сжала тонкую ткань. Он покачивался, словно в трансе, не желая прекращать это удивительное состояние. Казалось, даже кровь немного остыла и текла по жилам медленней. Но он внезапно тряхнул головой, стиснул зубы и подозрительно взвесил платье в руке. Стоило лишь прощупать подкладку в районе талии, как его охватило странное чувство: словно кто-то, почувствовав его сопротивление, принудительно, но аккуратно втолкнул тот самый дивный воздух в его грудь. Уиндем без лишних церемоний запустил руку под корсет, нашарил трясущимися пальцами твёрдый предмет. На свет была извлечена завёрнутая в фиолетовый бархат округлая вещица. Сердце пропустило один удар и от волнения забилось быстрее. Не было нужды разворачивать ткань и смотреть на грязную оккультную штуку – руны и амулеты он бы ни с чем не спутал. Уиндем тяжело вздохнул, горло мучительно сжалось. Дарион, в какую же историю ты впутался? И приглашать смотрителя в квартиру с запрещёнными вещами, как друга... Издёвка. Зачем еретику втираться в доверие к нему? Парень никогда не спрашивал непосредственно о планах операций, да и много ли можно выведать у молодого рядового? В голове уже выстраивались теории заговоров вокруг Аббатства, а ладонь, сжимавшая руну и чувствующая её холод сквозь ткань, незаметно приближалась к лицу. Крылья носа дрогнули, вбирая щекочущий аромат руны, наполняя им не только грудь, но и всё тело. Острый илистый запах, едва различимая нотка разложения и гниения, свежий ветер с моря, в котором есть примесь трубного дыма, и вся симфония изредка поддергивается острым душком свежей ворвани. Глаза влажно блеснули, язык нервно прошелся по губам. Мерзкая магия Чужого... Разложение и гниль – вот его суть! Но почему, в отличие от идеально выверенных благоуханий Аббаства, он кажется таким живым и манящим? Подрагивающие пальцы плавно откинули фиолетовый бархат с китовой кости. Выжженная на белой, чуть шероховатой поверхности метка едва успела погасить золотисто-синие искры. Пьяный взгляд смотрителя вдруг остановился, замер, направленный чуть повыше запрещенной вещицы, потом в глазах показался волевой отблеск. Внешне легко, а на деле с большим усилием, он выпрямился, вновь наглухо запахнул бархат. Чудесный запах развеивался, уже не пытаясь овладеть рассудком. За спиной послышался резко прервавшийся шорох движения. Уиндем стремительно обернулся, а застывший в дверном проеме Дарион даже не в силах был шевельнуться. Парень, плотно сжав побледневшие губы, переводил взгляд с платья на руну и обратно, снова и снова. Смотритель мысленно оценил комичность ситуации: его застали на незаконном осмотре чужих вещей, где он нашел не менее незаконный еретический артефакт... Если бы это были чьи-то другие вещи, чьи угодно, насколько было бы легче. - Дарион… - парень поднял взгляд. – Дарион, откуда это? Он молчал. Уиндем сделал шаг вперёд. - Скажи. Хотя бы мне. Он вздохнул: - Повесь платье обратно. Оно тут ни при чем. Это последнее, что от неё осталось. Уиндем повесил и прикрыл дверцу шкафа. Потом тяжелым шагом приблизился к нему. Заглянул в глаза. Он устало провел рукой по лицу. - Я понимаю, как это выглядит. Я не буду оправдываться, - он оперся спиной о косяк. – До сих пор ходят слухи, что руны и амулеты Чужого способны излечить от чумы и защитить от неё. А я, слушая по ночам её кашель, уже был готов на всё. Пришлось связаться с барыгами и перекупщиками, потратить довольно большую сумму. И у меня появилась руна. Еще одна несбывшаяся надежда на исцеление. Я спрятал руну и не доставал её с того проклятого дня, когда Диару увели. Я бы продал её, - его голос дрогнул. – Или даже выкинул, не жалко тех денег! Но она лежала, завернутая в платье и у меня рука не поднялась... - Ты понимаешь, что за это я должен забрать тебя в Аббатство? – негромко начал Уиндем. – Ты понимаешь, что за это ты умрёшь в пыточных, признавшись во всех возможных грехах, о которых ранее и понятия не имел? Понимаешь, что я должен задержать тебя прямо сейчас?! Я должен! – выкрикнул он в лицо парню. Тот лишь опустил глаза. Его губы и вовсе побелели, уголки дрогнули. - Ты чем думал, когда покупал эту хрень? Чужой лишь заманивает нас, он не исцеляет! Чем ты думал, скажи, пожалуйста, когда звал меня сюда? Когда смотрителя звал в дом с еретическим артефактом?! – Уиндем помахал перед его носом бархатным свёртком. – Идиот. Ты не только себя сейчас на смерть обрекаешь, ты меня заставляешь мучиться всю жизнь! - Я не еретик, - тихо, едва слышно промолвил Дарион. - Я знаю! Знаю, но что это... – смотритель внезапно осёкся. Застыл, потом резко одернул запрещенный предмет от лица друга. В нервной задумчивости прошелся по комнате. Посмотрел на вещь в своей руке и с омерзением отложил на стол. - Я скажу, что нашел её в заброшенном здании, – сказал он после долгой паузы. - Или нет, еще спросят, где оно... На берегу реки. Их там часто находят. Я заберу руну и отнесу её. Ты не возражаешь? – он через плечо покосился на Дариона. Тот лишь отрывисто махнул рукой. - Уиндем?.. – он заволновался от дрожащего голоса парня. Медленно обернулся, вновь подошел к нему. Замер, внимательно прислушиваясь к его дыханию. - Да? – вкрадчиво отозвался смотритель. Он заметно успокоился, найдя и приняв решение солгать. Дарион не ответил. Он лишь молча склонил голову вперёд, уперся лбом в плечо смотрителя. Тот сперва не мог пошевелиться, просто глядя перед собой, и тихий, робкий, стеснительный всхлип словно пробудил его ото сна. Он накрыл руками подрагивающие худые плечи, но ни отстранить, ни приблизить к себе не решился. Парень лишь изредка сухо всхлипывал, а Уиндем понемногу понимал, насколько тот перепугался. Чуть ли не до полусмерти. - Это ничего... Никто тебе ничего не сделает. Аббатство прощает... – он осёкся, задумался над последним утверждением. Потом слегка огладил вздрогнувшую спину. – Я прощаю. Премиальную выплату Уиндема, полученную за найденный им артефакт Чужого, отмечали с размахом. По сути, чтобы размахнуться, ушло две трети этой самой выплаты, но никого, в том числе и самого виновника торжества, это не волновало. Дарион с легким беспокойством отреагировал на других смотрителей, однако его удержали, налили, и он с плохо скрываемой радостью остался. Гуляли одной смотрительской сменой, кто смог придти. Не обошлось и без небольшой драки, что в переулке Тривера обычное дело. Дарион вместо привычного пива пил Дануолльский виски, но не рассчитал дозы, и его нехило развезло. Впрочем, тащить друга домой Уиндему было не в первый раз. К трём часам ночи парень засобирался было домой, но ввалившиеся в кабак после полуночной смены городские стражники принесли неутешительные вести. Положение дел в городе медленно, но верно ухудшалось, и в связи с комендантским часом широкие и освещенные улицы, ведущие к дому Дариона, были перекрыты. Уиндем тут же составил безумный план. Поскольку теперь смотрители будут высыпаться крепким детским сном после гулянки, никому не будет дела до еще одного человека в бараках. А если укрыть Дариона смотрительской курткой, во сне вообще за своего сойдёт. Парень, выслушав план, начал было категорически отказываться, но другого варианта придумать не смог. Первая часть пути прошла без приключений, Дариона немного покачивало, но пока он держался за плечо смотрителя, это было не столь заметно. Хуже было то, что рассудок его хорошенько проспиртовало, и теперь он порывался то спеть, то поболтать о динамике смертей от чумы за этот квартал, а то и пытался выспросить у Уиндема подробности его работы, чего тот очень не любил. В конечном итоге, они подобрались к переулкам у площади Холджера и двора Аббатства. Уиндем остановился, отойдя в небольшую щель между домами, осторожно взял Дариона за воротник, несильно встряхнул. Тот пьяно ухмыльнулся. - Прошу, веди себя тихо, - прошипел смотритель. – Это сильное нарушение правил Аббатства, за такое с меня три шкуры спустят. Ни звука, ни вздоха без моего разрешения! Пьяная улыбка стала еще шире. - И я прям на твоей кровати буду спать, да? - Какая разница? Наверное… В тот момент с улицы донеслись шаги в тяжелых сапогах и тихие шлепки собачьих лап по мокрому камню. Проклятье, патруль с гончими! Псов очень сильно раздражает запах алкоголя, они могут броситься даже на своих… И за чужака в закрытой зоне по головке не погладят. Уиндем потянул в щель между стенами и Дариона. Места было мало, беднягу пришлось вдавить в кирпич собственным телом. Он прыснул со смеху, тихо заржал, уткнувшись в плечо смотрителя. Впрочем, ничего страшного, он плохо на ногах стоит, а так хоть на мостовую не осядет. Шаги остановились как раз рядом с переулком, патрульный прислушивался. Рука в грубой твердой перчатке закрыла Дариону рот, но он не сопротивлялся, снова начав хихикать. Всё это начинало порядком раздражать. Шаги, о счастье, прошли мимо. Уиндем с облегчением вздохнул, убрал ладонь с лица парня. Тот странно посмотрел на своего благодетеля, ухмылка приобрела нечто иной оттенок. - А если бы нас кто-то увидел вдвоем, ночью, в столь интересном месте? – лукаво спросил он. - Подумал бы чёрти-что… - устало отозвался смотритель. - Я, конечно, не извращенец… - Дарион задумался. – Но было бы забавно. Уиндем и сам задумался. На трезвую голову такие мысли бы не пришли к нему, но сейчас почему нет? Но повоображать ему не дали. Почему-то вдруг бросился во внимание тот факт, что спасённый от прозябания на улице паренёк опирается не на стену, а на него. И до сих пор держится за плечи. К лицу прикоснулось неровное дыхание, пропитанное запахом виски. Дарион чуть опустил веки, задышал глубже, на что Уиндем отреагировал затаенным удивлением и легким испугом. Ему что, нравится такое положение дел? Неужели этот вполне нормальный по виду и поведению парень – скрытый извращенец? Дарион тем временем склонился еще ближе к смотрителю, прерывисто вздохнул. А потом неромантично икнул. - Мне что-то нехорошо, - пробормотал он и икнул снова. Потом он вдруг повис на Уиндеме всем весом, и, чтобы не упасть, обхватил его шею руками. Тому ничего не оставалось, как успокаивающе погладить страдальца по спине. Потом пришлось быстро отвернуть его в сторону и наклонить, потому что начались рвотные позывы. Парня не стошнило, но встряхнуло хорошенько. Продолжая успокаивающе гладить дрожащего Дариона по спине, смотритель задумался. Честно прислушавшись к себе, он с удивлением обнаружил, что недавние предположения не вызывают в нем отвращения. А если уж совсем искренне, то было бы не так уж плохо… Ничего такого, может, легкий быстрый поцелуй. Не больше. Но мысль интригующая. Просочиться между патрулей получилось не так гладко, как хотелось бы. Еще два раза приходилось судорожно заталкивать Дариона в закоулки на территории Аббатства, а потом уже, у самых бараков, даже скрыться в тени, что удалось лишь чудом. Но вот тихо и знакомо скрипнула дверь, за которой раздавался хор нетрезвого храпа. Все койки, кроме принадлежащей Уиндему, были заняты, так что до полудня их никто не потревожит. Уиндем был бы не против еще поговорить с Дарионом, но у парня так загорелись глаза при виде кровати, что отвлекать его было бы безжалостно. Тот едва успел снять обувь, прежде чем завалиться спать. Быстро оглянувшись, смотритель расстегнул и сбросил куртку, укрыл ею спящего. Он по привычке вцепился пальцами в рукав. Что же его всё к этому рукаву тянет?.. Осторожно присев у изножья койки, Уиндем призадумался. Может ли он позволить себе такую роскошь, как неоднозначные мысли о Дарионе? К другу он относился несколько покровительственно, словно был намного старше, а они ведь почти ровесники. Хотя, парень не возражал, видимо, принимая в учет его место службы. Знал он одного смотрителя, который тоже не к дамочкам в свободное время бегал. Такое поведение осуждается Запретом, но при верховном смотрителе Кемпбелле и не такое творится, да и не бегал он по другим, один избранник у него был. А вдруг у Дариона лишь пьяное замутнение произошло, а наутро всё нормально будет? Ну, будет, да и будет, тем лучше… Во рту пересохло, и Уиндем со вздохом поднялся на ноги. Надо и Дариону воды принести, он же утром не встанет, а лишний раз бегать не стоит. Уже у двери он бросил взгляд на фигуру, мирно посапывающую на его кровати, и внезапно внизу живота что-то кольнуло. Сначала подумалось, что и его сейчас будет мутить, но когда там сильно потеплело, стало ясно, что причина в ином. «Теперь понятно, почему меня отключает от выпивки, - с досадой размышлял он, свалив непонятно откуда берущееся возбуждение на воздействие алкоголя. – Можно же было выпить на стакан-другой меньше, вот теперь и расплачиваться за это…» Без куртки на улице было не только прохладно, но и неудобно по другой причине, смотрительские куртки ведь довольно длинные. Пришлось возвратиться к Дариону и ненадолго отобрать у него импровизированное покрывало. Парень вцепился в рукав довольно сильно, Уиндем осторожно склонился над ним и принялся мягко разжимать длинные пальцы, изо всех сил стараясь не разбудить. Пришлось сильно прикусить губу, чтобы не поддаться новой волне возбуждения. Теперь уж без куртки никак невозможно выйти… В брюках стало довольно тесно, в голове тоже было не протолкнуться от нехороших мыслей. А Дарион еще и томно вздохнул во сне, переворачиваясь на спину. Сонное дыхание защекотало лицо смотрителя, и он чуть не взвыл. Теперь это было не просто возбуждение, а вполне реальный стояк. Ресницы парня чуть вздрогнули, и даже то, что он неожиданно и довольно громко всхрапнул, не подпортило впечатления. Лучшее средство – облиться холодной водой, и чем быстрее, тем безопаснее, в первую очередь, для самого Дариона. Но Уиндем вместо того, чтобы выхватить куртку и сбежать, почему-то застыл, глядя, как спящий медленно, с трудом открывает глаза и с непониманием смотрит на него. Пальцы, стискивающие рукав, вздрогнули и коснулись руки смотрителя. Тихий, хрипловатый голос, вопросительно прошептавший его имя, добавил последние капли в чашу терпения. «Спи, спи, всё нормально», - пробормотал он, убирая руку с куртки, даже поправляя её, чтобы Дариону было удобнее. Потом встал, покачиваясь, присел на корточки в углу. Койка Уиндема была первой в ряду, потому можно было разглядывать спящего парня, опираясь спиной на стену в эдаком уютном закутке, да и не увидит никто, вдруг что. Рука сразу, словно сама собой потянулась к ширинке. Внутренняя борьба шла долго и жестоко, но, увы, победили всё же низменные потребности. Звякнула пряжка на ремне брюк. Перчатки были тут же торопливо стянуты зубами и брошены рядом на пол. Поскольку начало уже было положено, влиться в процесс получилось как-то само собой. Хах, вот теперь-то можно и призадуматься о судьбе этого, кстати сказать, довольно симпатичного паренька. Во-первых, надо было бы поцеловать его прямо в той подворотне, тогда бы мигом протрезвел. А если бы вздумал сопротивляться, разговор короткий – затылком о стену и можно продолжать. Провоцировать его вздумал... Вот и получил бы заслуженно, думать будет в следующий раз. Ну, поцелуй поцелуем, а дальше что? Неплохо было бы покусать этого наглеца, да побольнее. Уиндем поднял взгляд на спокойно возлежащую на его подушке темноволосую голову. Воображение тут же сплело картину, как парень запрокидывает раскрасневшееся лицо, захлёбываясь стонами, а его, Уиндема, пальцы всё тянут за волосы вниз, обнажая шею с испуганно вздрагивающим кадыком... Руки невольно ускорили ритм. Если уж на простые фантазии его тело реагирует столь бурно, то, случись это в реальности, пришлось бы Дариона прямо в том переулке и отыметь. С курткой и рубашкой даже не возиться, сразу к брюкам переходить. Расстегнуть и спустить до колен, ниже не надо, а перед этим неплохо было бы его задом к себе развернуть. А потом пальцами помучить слегка, пусть возмущается и угрожает, забавно будет это послушать. Уиндем задышал уже сквозь зубы, стараясь сделать свои напряженные вздохи тише. Потом уже, когда парень перебесится немного, можно будет приступать непосредственно к делу. Хм, вряд ли он спал с мужчинами до этого, так что поиметь его будет сплошным удовольствием. Конечно, будет упрямиться, кричать и вырываться, но это даже возбуждает, на пьяную-то голову. Уиндем судорожно сглотнул, немного приоткрыл рот, дыша теперь полной грудью. Фантазия словно с цепи сорвалась. Перед полуприкрытыми глазами стояла волшебная картина: они у Дариона дома, на его кровати. Уиндем прижимает его к простыням, а он цепляется слабнущими руками за плечи и шею, мучительно дышит возле уха. Волосы парня мокрые от пота, на щеках неестественно яркий румянец, глаза закрыты. Он дрожит и срывающимся шепотом просит еще. Конечно, он даст ему то, что тот так соблазняющее просит, но, возможно, и не откажет себе в удовольствии помучить ожиданием... Уиндем сдавленно зарычал. Что ж, последний штрих: Дарион, повинуясь его руке на взмокших волосах, опускается на колени, его дыхание робко и неуверенно касается паха. Но пальцы нетерпеливо пошевелились, и сначала губы, а потом и язык начинают свою неспешную ласку. Парень действует осторожно, то и дело сбивается, но его усердие и старания компенсируют это с остатком. Он резко выдохнул, так, что закружилась голова, и воздуха в легких почти не осталось. В неплотно стиснутый кулак толчками вышло семя. Дарион, словно понимая что-то сквозь сон, пошевелился и вздохнул. Уиндем откинулся спиной на стену, не спеша отдышался. Кровь, которая всё это время бешено стучала в ушах, постепенно успокоилась, сердце забилось размеренно. Теперь он лениво разглядывал гостя на своей кровати, думая, возможно ли то, что он только что тут представлял. Можно прямо сейчас его разбудить, и отвести на редко используемый склад, пока он в себя не пришел, и там уже... Нет. Это пьяный бред, от начала и до конца, такого не случится никогда. Не может и не должно. Уиндем застегнул штаны, покачиваясь, поднялся на ноги. Надо привести себя в порядок и хоть немного где-нибудь поспать. Видимо, придётся слегка потеснить Дариона... При мысли, что ему придется лежать с ним в одной постели, нахлынуло смущение вперемешку с недавними фантазиями. Он простоял под ледяным душем довольно долго, прежде чем почувствовал, что хмель слегка выветрился, а возбуждение точно прошло. Его место заняла усталость. Смотрителю было уже не до теплого посапывающего тела на койке, он повалился рядом и почти мгновенно уснул. Вскоре в помещении не осталось ни одного бодрствующего человека. - Кстати, Эдмунд не будет против, что ты тут разлёгся? – Хамфри на мгновение поднял взгляд от чистого листа бумаги, над которым корпел уже минут десять. Уиндем лишь пожал плечами, ёрзая спиной на подушках. Он, устроившись на чужой койке, продолжал читать заброшенную им же когда-то пьесу «Юный принц из Тивии». Раньше ему не нравились довольно откровенные описания любовных отношений Натана Бейла и принца Каллисара, хоть он не страдал излишней стеснительностью и не раз перечитывал постельную сцену с дочерью лорда. Но события вчерашней ночи не растаяли в алкогольном тумане, и он теперь немного иначе взглянул на взаимоотношения героев театральной постановки. Он только погрузился в чтение, дойдя до сцены разоблачения принца в спальне, но тут Хамфри снова заныл: - Друг, помоги! Ты же проповеди читаешь – заслушаться можно, а я двух слов связать красиво не могу... Вот, как тебе: «Уважаемый главный механик! Прошу рассмотреть возможность принять меня на официальную должность ученика. Заглянув в мой послужной список, вы узнаете, что последние несколько месяцев я только и делаю, что…» Уиндем только вздохнул и взъерошил ёжик коротко стриженых волос. - Слишком сложно и напористо. Попробуй как-нибудь попроще и не так возмущённо. А то создается впечатление, будто ты пытаешься на него надавить... Хамфри со вздохом подпер щеку кулаком и уставился в пространство, сминая в руке неудавшийся черновик, позволив вновь вернуться к пьесе. «Принц Каллисар, кладя руку лорда себе на талию Уверяю, милорд, я вас не разочарую. Вы когда-нибудь делили ложе с мужчиной? Лорд Натан Бейл, растерянно Нет, не пришлось... Что вы, право, удумали, я не собираюсь... Принц Каллисар, горячо дыша, обнажая шею лорда Я незваный гость в вашем доме, да еще и провинившийся. Неужто вы упустите возможность меня наказать? Вы ведь славитесь своим строгим нравом... Лорд Натан Бейл, неуверенно кладя другую руку на талию В этом вы правы. Принц Каллисар, шепотом, припадая губами к шее Нас здесь, в этой спальне, никто не побеспокоит, ваша дочь это устроила еще вчера... Лорд Натан Бейл, злясь, хватая принца за волосы Вчера?! Какой наглый мальчишка! Эту безнравственную мерзавку под замок, а ты... Ты сам выпросил себе наказание!..» - Снова ничего не получается! – Уиндем очнулся от сладостного состояния, навеянного чтением, и покосился в сторону источника звука. Претендент на должность помощника главного механика мучился в стойком писательском кризисе, склонившись уже над третьим листком. - Может, тебе передохнуть стоит? Завтра напишешь, говорят, во сне приходят хорошие идеи… - Передохнуть… Во сне… - задумчиво протянул Хамфри, потом быстро набросал пару строк и кинул гордый взгляд на товарища. – «Главный механик! Сегодня во сне мне явился Холджер и сказал, что меня ждут великие дела во славу Аббатства, что я буду искоренять тьму и создам оружие, что поразит Чужого в самое сердце! Мне кажется, что…» Уиндем громко прыснул, а несчастный смял третий листок и уныло уронил его на пол. Только оба вернулись к своим делам, как входная дверь скрипнула и в бараки ввалился расплывшийся в улыбке Эдмунд. - Не представляете, я там такое нашел… - заговорил он прямо с порога. – Теперь я знаю, как эту секретную комнатку Кемпбелла вскрыть! Оба смотрителя тут же оторвались от своих занятий и с интересом уставились на вошедшего. - Всего-то нажать на глаз статуе Холджера, той, что у входа в псарни. А я-то думал, зачем она в таком глухом месте, - явно довольный Эдмунд прошествовал к своей койке. – Что читаем? Уиндем тут же положил открытую книгу обложкой вниз, но его друг вгляделся в текст на страницах и усмехнулся. - На современную драматургию потянуло? – спросил он, плюхнувшись рядом. – Кстати, чего я зашел-то… - он спохватился, сел ровно. – Не забывай про нашу вечернюю проповедь, Уиндем. Прихожане начали собираться. - Я тоже скоро начну собираться, - лениво потянулся смотритель, но книгу всё же отложил. - Посоветовал бы поспешить. Какой-то человек из прибывших просил позвать именно тебя. - Какой? – Уиндем сначала замер, потом встрепенулся, спустил ноги с койки и принялся натягивать сапоги. Эдмунд лишь пожал плечами. Они вместе покинули бараки, вошли в здание Аббатства и направились к главному залу. На проповедь сегодня собралось человек пятнадцать, как обычно, и все лица были знакомы. Но лишь одно из них заставило Уидема в удивлении приоткрыть рот. Его собственное лицо было скрыто маской, но Дарион, судя по улыбке, догадался, какой эффект произвело его появление здесь. Подхватив того под локоть, смотритель отошел в сторону. - Ты ведь не на проповедь пришел? - Ясное дело, нет, - снова улыбнулся парень. – Думал тут поговорить о вчерашнем... Представь, всё помню отрывками, перебрал виски. Но, вижу, ты сегодня занят. Эдмунд как ни в чём не бывало объявлял содержание сегодняшней проповеди, Уиндем уверенно вернулся к нему и тронул за плечо. - Дело срочное, сможешь провести сегодняшнюю проповедь без меня? - Если срочное, то без вопросов, - улыбнулся тот. – Это случаем не тот парень, твой друг, что вчера вместе с нами отмечал? - Он самый. Что ж, мы пошли. Подхватив Дариона за руку, он поспешно вышел через парадные двери, пересёк двор и свернул к выходу в спальные кварталы. Большая часть домов в его центре была уже заброшена, люди перебирались ближе к индустриальным районам, и теперь по этим улицам гулял лишь слабый ветер. Погодка была мрачноватая, солнце чаще скрывалось за тучами, то и дело показываясь вновь. Два человека теперь медленно прогуливались по нешироким мостовым на окраине вымершей части города. Уиндем снял маску, спрятал её в чехол и прикрепил к ремню, руки скрестил за спиной, спрятав нашивки на рукавах, и теперь лишь палаш на поясе выдавал в нем человека при службе. Дарион опустил взгляд себе под ноги, спрятал руки в карманы темно-коричневой куртки, сейчас он был похож на обычного городского жителя, впрочем, как и всегда. Они довольно долго молчали, без предварительной договоренности идя медленным прогулочным шагом. Смотритель глубоко вдыхал запах сырости и плесени, исходящий из домов, едва слышный привкус речного ветерка и время от времени вздрагивал, когда к нему приносило запах идущего рядом парня. - Ну, расскажи мне, что всё же вчера было? – вздохнув, прервал молчание Дарион. – Помню лишь отрывки, как выходили из «Тусклой лампы», а зачем и куда… - Я тебя к себе в бараки отвёл, - буркнул Уиндем, стесняясь пересказывать подробности. - Помню какой-то переулок, меня заштормило так неслабо, а ты, кажется, меня держал. - Мы прятались от патруля, - он отвернулся в другую сторону, почему-то слегка покраснел. - А еще мне снилось, как ты уложил меня спать, а сам… Смотритель бросил на парня полный дикого ужаса взгляд. Неужели ночные проделки его разбудили? - …накрыл меня своей курткой, - закончил Дарион, удивлённый загнанно-смущённым видом друга. - А утром я тебя с твоего дикого похмелья тащил домой. Конец истории, - немного грубовато отрезал Уиндем. Собеседник только хмыкнул и разговор прервался. Они медленно дошли до половины улицы, как вдруг тишину прорезал далёкий скрежещущий звук. Оба вздрогнули, обернулись назад, к источнику шума. Смотритель ругнулся сквозь зубы. - Громкая связь, срочное оповещение… Грёбаное эхо, ничего не разобрать. Дарион шикнул на него, сосредоточенно прикрыл глаза и зашевелил губами, проговаривая услышанное. В задумчивости у него между бровей проступила небольшая морщинка, и Уиндем почему-то засмотрелся на неё, пока, наконец, скрипучий металлический голос не стих. Парень поднял обеспокоенный взгляд. - Примерно четверть часа назад из Колдриджа сбежал на свободу Корво Аттано. Приказано всем дежурным постам задерживать подозрительных личностей, соблюдать осторожность и ждать дальнейших распоряжений. Говорят, он очень опасен. Обещают награду за любую информацию. Слушай, пошли отсюда, а? – он поежился. Без лишних слов смотритель схватил его за руку и потащил назад, к сравнительно безопасной территории Аббатства. Палаш легонько постукивал по боку, словно обнадёживая, взгляд перескакивал по пустым оконным проемам, обшаривал узкие темные переулки. Дарион тоже весь подобрался, готовясь чему-то, истинной опасности чего сам не осознавал. Но повисшее вокруг напряжение словно сгущало воздух, нервируя его. - Уиндем, нам ведь нечего бояться сбежавшего преступника, пусть даже убийцы императрицы. Даже то, что он окажется в этом районе, будет одним шансом на тысячи... Чего ты опасаешься? – вопрос он задал почти шепотом. - Я опасаюсь не убийцу, - голос смотрителя отдавал холодной сосредоточенностью. – А тех, кто его ищет. Угроза от них сейчас намного реальнее. Снова молчание. Они подошли к перекрёстку двух сравнительно широких улиц, и Уиндем замер, уловив за поворотом негромкий стук нескольких пар сапог. Он нервно закусил губу, в груди похолодело от страха. - Говорю я, ты молчишь и смотришь в пол, - только он успел отстранить от себя Дариона, как на улицу вышло трое. Их заметили сразу, хоть сперва и не подали виду. Уиндем вовсе не обрадовался, увидев маски братьев по ордену, но тут же состроил постное лицо и учтиво поклонился. - Как зовут тебя, аколит? – подозрительно спросил смотритель, идущий позади двух других, видимо, главный. - Уиндем, капеллан, - без энтузиазма откликнулся он, узнав человека по голосу. Капеллан Нельсон кивнул, а два его приспешника словно непреднамеренно зашли с разных сторон, окружая. Дарион за спиной беспокойно переступил с ноги на ногу, стараясь не пялиться на членов отряда. Молодой смотритель сосредоточился на боковом зрении, улавливая любое постороннее движение. Что делать, он не знал, и это сильно напрягало. - Итак... Что ты здесь забыл, аколит, да еще и в компании этого человека? – неприятным голосом продолжил мужчина перед ним. - У меня выпало свободное от обязанностей и служения время, и я решил осмотреть окрестности этого заброшенного района. Тут я встретил этого человека, - выдал Уиндем без запинки. Он услышал, как парень за его спиной нервно сглотнул. - Ты проверил его? – спросил капеллан, покосившись на зачехленную маску. - Да, - последовал твёрдый ответ. – Он не имеет запрещённых предметов и вёл себя предсказуемо во время допроса. Капеллан Нельсон слегка опустил голову, задумавшись. Смотрители в окружении уже оглядывались по сторонам. Они явно потеряли к ним интерес и желали продолжить обход в поисках сбежавшего цареубийцы. Молчаливые, порывистые в движениях, они чем-то напоминали гончих в человеческом обличье. Хозяин натравил их на прохожих, однако запаха ереси нюх не уловил, и теперь уже они тянули повод, порываясь следовать дальше. Церковник тоже это понимал. - Что ж, аколит, я вижу, что в твоих словах нет лжи. Теперь лишь докажи мне, что ты не сговорился с этим человеком. Докажи деянием, что он тебе не друг. И заодно посмотри, какова реакция его будет на то? – смотрители-гончие похожим движением с жадным любопытством подались вперед после этих слов. Уиндем сохранил непроницаемое выражение лица, но внутри у него всё содрогнулось и замерло от страха. Он медленно обернулся к Дариону, поднявшему на него недоумённый взгляд. Парень ведь не такой уж физически сильный, слегка истощён, немного выступающие скулы побледнели, губы едва заметно подрагивали. С внутренним содроганием смотритель заметил, как он нервно теребит рукав своей куртки. До боли знакомый жест. Беспокойный, прыгающий взгляд встретился с тяжёлым, брошенным исподлобья, две пары зрачков едва заметно расширились. Уиндему было невыносимо больно видеть, в каком бешеном ритме забилась тонкая жилка на хрупкой шее, но выбора не было, только накликать на их головы еще больше бед. «Прости», - чуть шевельнулись губы Уиндема, когда он расцепил сложенные за спиной руки. Дарион чуть наклонил голову, взгляд сделался непонимающим. И паническим. Пальцы смотрителя сжались в кулак. Быстрое, почти неуловимое движение, удар был почти без замаха, и в конце он немного сдержал силу, но голова парня сильно мотнулась назад. Тот отступил на пару шагов, схватившись за ушибленную скулу, но один из «ищеек» ударил его сапогом под колено, повалив на мостовую. Дарион приподнялся на локте и ошалелым взглядом расширившихся глаз обвел окружающих его людей. Потом остановился на том, кто его ударил, вгляделся в его лицо, словно видел в первый раз. Он в испуге согнул колени, когда тот сделал лишь движение в его сторону. - Иди себе с миром, аколит, - довольно кивнул капеллан Нельсон. – Этот человек неопасен. Он прошествовал мимо Уиндема, даже не бросив взгляд на лежащего под ногами парня. Его боевые псы задержались еще буквально на секунду, прежде чем проследовать за хозяином. Проходя мимо, один из смотрителей коротко, но сильно пнул Дариона по рёбрам. От удара тот скривился, скорчился на спине, задышал еще тяжелее. Смотрители направились своей дорогой и быстро скрылись за поворотом перпендикулярной улицы. Несколько секунд Уиндем смог простоять ровно, потом стремительно подбежал к лежачему, рухнул рядом с ним на колени. Тот испуганно задрожал, видимо, не совсем осознавая, что происходит. - Как ты? Я, наверное, сильно... Прости, пожалуйста, прости! Они бы нас задержали, если бы я не... – сбивчиво забормотал смотритель, осторожно пытаясь отвести руки парня от лица и ребра. – Дай мне глянуть. Ему всё же удалось перехватить запястье и рассмотреть скулу. Синяк получился обширный, быстро темнеющий, с кровоподтеками и прожилками. Уиндем хотел было успокоить боль прикосновением, но, увидев, как лицо друга искажено болью, убрал свою ладонь. Удар, конечно, получился слишком сильный, да и в ребро его приложили хорошенько... Но истинная причина боли – не сами удары. И это решить было сложнее всего. - Разреши?.. – смотритель как можно аккуратнее расстегнул куртку Дариона, а потом и рубашку, желая осмотреть место второго удара. Пуговицы разошлись без проблем, хоть руки и подрагивали, но, обнажив слегка торчащие ребра парня, он на несколько секунд замер и даже прикрыл глаза. Из-под распахнутой ткани распространился удивительный аромат. Пахло кожей, ослабевшим от испуга телом, холодным потом, не резко, а как-то томно и влажно. Запах руны когда-то бил в голову так же, будто ласково принуждая утратить контроль над собой. Глаза пришлось открыть, и волна очарования ненадолго отхлынула: на груди багровый подтек был не меньший, чем на лице. Уиндем осторожно потрогал рёбра вокруг, но травмы костей не обнаружил. - Всё с тобой нормально будет, - обнадёжил он, склонив лицо чуть ниже и дыша теперь немного глубже. Когда Дарион тяжело поднял руки и обхватил шею смотрителя, тот сначала растерялся, но потом понял, что тот хочет лишь подняться на ноги с холодной мостовой. Его тело было нетяжелым, подхватив под спину, удалось легко поставить его на ноги. Парень слегка покачнулся, но вскоре отпустил закрытую высоким воротником шею. Он всё это время как-то непонятно отводил взгляд, вздыхал, поджимал губы, словно хотел что-то сказать, но не решался. - Ты что-то хочешь мне сказать? – спросил с внешним спокойствием Уиндем, чувствуя уже пробуждающееся внутреннее беспокойство. Дарион лишь отрицательно мотнул головой, и руки смотрителя на его спине дрогнули. Это стало последней каплей. - Да ну не хотел я! По-другому бы только хуже было! Нас бы обоих задержали, и если бы я отделался выговором, возможно, наказанием, то тебя бы так просто не отпустили, - Уиндем резко отстранился, отдернул руки, вцепился пальцами в короткие волосы. – Я должен был придумать что-то другое! Обязан был! Парень еще больше смутился от этих слов, а потом вдруг несмело улыбнулся. Смотритель так и замер, закусив в отчаянии губу и забыв разжать зубы. А Дарион теперь сам приблизился к нему. - Я что сказать хотел... На самом деле, я со вчера всё помню, хоть и в тумане. Как ты своей шкурой рисковал, когда тащил меня в бараки, как курткой своей накрыл и что водички утром принёс, - он улыбнулся еще шире. – А врал я затем, чтобы посмотреть, как ты мне это всё перескажешь. Уиндем даже как-то не удивился, хоть это было для него неожиданностью: - И зачем, скажи, это тебе надо? Дарион вместо ответа приблизился к нему вплотную, так, что того вновь обдало волной умопомрачительно вкусного запаха. Потом он наклонился ближе к прикушенным губам, незатейливо коснулся их своими. И смотритель оказался в странном, колющем иголочками волнения оцепенении. Только он сообразил, что стоило бы ответить на поцелуй, как парень отстранился, с замиранием наблюдая за его реакцией. И он, не заставив себя долго ждать, поймал худое запястье, которое не раз уже выворачивал до боли. Только не теперь. - Спасибо, Уиндем, за всё спасибо, - пробормотал Дарион, пролезая пальцами под рукав его куртки и нащупывая место биения пульса. - Пожалуйста, - довольно проворчал он, опускаясь к шее и зарываясь носом под воротник. Глубокий вдох – и голова кружится от восторженно-щекочущего чувства по всему телу. Даже руны Чужого так не могут, не под силу им такая магия. А на руке считают частые удары сердца чуть прохладные пальцы. Уиндем лениво потянулся, размял слегка затёкшие плечи, спустил ноги с подоконника. Отдых отдыхом, но пора и честь знать. А еще его ждёт письмо от Дариона. Нарочно пишет, как девчонка, смешно делается. Но всё равно трогательно. Эх, перечитать бы сейчас, но ведь забыл прямо в почтовой ячейке. Обидно... Поправив и отряхнув слегка смявшуюся портьеру, на которой сидел, он с небольшим трудом припомнил маршрут своего патрулирования. Привычный душноватый запах, вечно царивший в любом здании Аббатства с момента постройки оного, быстро оттеснил свежесть ночного дождя. Однако смотритель не успел сделать и десятка шагов, как уловил в воздухе тонкую нотку беспокойства. В композицию канонических, традиционных, но порядком надоевших ему ароматов сейчас вплеталось нечто чуждое, неправильное… жженое. Пожар? Уиндем вновь втянул носом воздух, стараясь не развеять и без того слабый запах. Скорее, опалённая плоть. Пыточная совсем рядом, за дверью справа, возможно, помещение попросту не проветрили? Неожиданно за той самой дверью раздался негромкий стон. Ну, это уже ни в какие ворота не лезет, не может там никого быть! Если пыточную комнату используют не по расписанию, патрульных об этом предупреждают заранее. А несанкционированное проникновение в служебные помещения и их использование предполагает определённую ответственность. Смотритель положил ладонь на рукоять палаша, готовый в любой момент выхватить клинок, и осторожно толкнул незапертую дверь. В первое мгновение он просто не осознавал, что предстало перед ним, а в следующее в нос ударил невыносимый, удушающий запах палёного мяса. Он прорывался даже под металлическую маску, несильный, но такой навязчивый, что начало ломить переносицу. Уиндем убрал дрожащую руку от бесполезного сейчас оружия, зажал рукавом вырезы у носа и рта. Прикованный к пыточному креслу верховный смотритель Кемпбелл был жив, дышал, но пребывал в состоянии неглубокого обморока. Кровь, обильно разлитая по полу у его ног, явно была тут уже несколько часов, да и на теле главы ордена кровоточащих ран не наблюдалось. Превозмогая себя, Уиндем осторожно двинулся в обход жуткого кресла, инстинктивно не желая ступать в освещённую прожекторами область, вздрагивая даже от звука собственных шагов. Но только он в очередной раз кинул взгляд на пленного, как замер на месте, опустив даже дрожащую руку от маски. Левую половину лица верховного смотрителя занимал большой трезубчатый ожог. Не ожог даже, клеймо. Уиндем знал эту систему: прут не разогревали, а окунали в концентрированную кислоту. Выжигала отметину именно кислота, а металл разогревался лишь как следствие реакции. Ни самого инструмента, ни палача, сотворившего такое, не было. Смотритель тяжело привалился спиной к стене, снова задышал сквозь рукав. Почему никто не поднял тревогу, почему не заметил? Почему Уиндем смог так долго наслаждаться одиночеством, ведь еще несколько человек дежурили вместе с ним? Что ж, значит, бить тревогу поздно, клеймивший уже давно скрылся. Уиндем, то и дело спотыкаясь, пытаясь выгнать мерзкую вонь палёного из лёгких, поплёлся к выходу. Верховный смотритель Кемпбелл только что был свергнут.