Двуликая

      Собрания приближённых членов клана «Sandman» организовывались не часто. Обычно, для этого способствовали какие-либо события или изменения, и далеко не всегда хорошие. Последний раз Глава созывал собрание ради того, чтобы обсудить возможность заключения брака между Ким Сокджином и одной из наследниц песочных людей. О нынешней же причине никто толком не знал, а господин Пак Чимин огласил лишь общие контуры вопросов, которые будут подниматься этим вечером. Ничего серьёзного не намечалось, как считала основная масса, предоставлялась лишь возможность пересмотреть некоторые законы клана и внести в них небольшие поправки путём голосования. В принципе, так оно и было на самом деле, Глава не собирался никого обманывать, однако он умолчал о том, что именно послужило толчком к пересмотрению некоторых законов.       Чон Чонгук был рядом со своим боссом с самого утра. Они уже давно не устраивали совместные спарринги по утрам, поддерживая легенду об ухудшении самочувствия Главы и наблюдая за поведением остальных членов клана. Этим вечером всё должно решиться, клан решит, что делать с предателями, и тогда всё снова пойдёт в привычном всем русле.       С момента, как бывший Глава «Sandman», превратился в живой овощ, его супруга проявляла небывалую активность и рвалась занять почётное место среди приближённых господина Пака. Некоторые члены клана охотно её поддержали, выделяя живой женский ум и мудрость, коими обладала госпожа Им Гюун, а результат голосования позволил женщине впервые занять одно из мест в совете. Это не сильно нравилось господину Паку и не потому, что она была женщиной, а потому, что супруга бывшего Главы жаждала мести за состояние своего супруга, но до сих пор так и не свершила её. А всё потому, что виновные давно отправились на небеса, и мстить Гюун по сути было не кому, однако госпожа Им не согласилась бы с этим фактом.       Пак Даёнг, сын предателей всё ещё преспокойно ходил по этой земле, и не просто ходил, а находился под надёжным крылышком самого Чимина. Этот факт, как и этот мальчик, ужасно бесил женщину, и та очень плохо умела скрывать свою неприязнь. Зачастую, госпожа Им даже не считала нужным прятать своё отвращение, рассматривая лицо подросшего наследника Мин Юнги, который был невероятно похож на своего отца-предателя. Не так давно это несуразное отродье, Даёнг, как считала госпожа, и её прекрасная дочь, Им Пёль, были помолвлены, а в будущем они должны были стать супружеской парой, вот только теперь помолвка оказалась расторгнута, а дружба между мальчиком и девочкой раздавлена напором госпожи Им. Гюун не брезговала законами и целенаправленно настраивала Пёль против Даёнга, не дав девочке забыть о том, как её отца предали. Она говорила слишком многое, внушала то, что сын предателя и вражеской шлюхи не мог быть нормальным. Он тоже предаст, он тоже подлый и мерзкий, заслуживающий смерть, и если бы не законы клана, то Даёнг давно распрощался бы жизнью. Очень легко было управлять неокрепшим умом, Пёль внимательно слушала и верила каждому слову матери, считая её мнение единым верным. Светлые дружеские чувства к Даёнгу сменились жёстким презрением, и девочка не стеснялась выражать его мальчику. Она жаждала того же, чего и её мать, считая это правильным, считая Даёнга достойным позорной казни за то, что сделали его родители.       Когда приближённые начали съезжаться, Сын Мина специально покинул особняк, вышел на улицу и принялся бесцельно прогуливаться по территории, заведомо зная, к чему могло привести сегодняшнее собрание. Даёнг видел краем глаза госпожу Им, которая даже издалека сумела пронзить его презрительным взглядом. Осознание того, что это последнее собрание, на которое пришла госпожа Им Гюун совершенно его не радовало. Он бы пожелал, чтобы всё оставалось на прежних местах, ведь ненавистные взгляды и искривлённые губы супруги бывшего Главы нисколько его не ранили. Ранило лишь отношение Пёль. Ему было безмерно жаль, что мать девочки сотворила из неё подобное, что в глазах и сердце её поселилась ненависть, которая, казалось бы, никогда не уляжется и не найдёт покой.       Даёнг не спешил возвращаться в дом. Мальчик смотрел себе под ноги, акцентируя внимание на простых вещах, которые обычно не замечал. Прорвавшиеся травинки меж стыков фигурной плитки, из которой состояла небольшая аллея. Неважно как долго растение рвалось к свету, искало путь выхода, небольшую щель, чтобы показаться на воздух, чтобы дать лепесткам зазеленеть, стеблю потянуться выше, к небу и солнцу. А всё потому что природа засыпала. По ночам уже было настолько холодно, что растению бы вовсе залезть обратно, спрятаться под каменной плитой и переждать холодную зиму, но нет, вот оно наконец пробралось наружу и отступать не намерено. Кривое, маленькое, изогнутое из-за обстоятельств, замёрзшее на вечернем воздухе, оно слегка трепетало на ветру, но стояло стойко на своём, гордо вытянув стебель.       — Сперва я хотел бы пожелать всем присутствующим доброго вечера, — проговорил господин Пак. — Сегодня я подниму всего два вопроса, но оба они будут чрезвычайно важны, поэтому заранее попрошу быть ответственными и очень хорошо подумать, прежде чем отвечать на них положительно или же отрицательно.       Слова Чимина вызвали молчание со стороны приближённых. Все уже сели по свободным местам по обе стороны длинного стола, за которым зачастую трапезничала семья Пак и их гости. Для каждого песочного на столе имелся стакан, а кувшины с водой располагались по всему периметру. По окончанию совета Глава «Sandman» всегда устраивал ужин, где серьёзная обстановка отходила на задний план, уступая место обычным разговорам.       — И так, не хотелось бы отбирать у нас всех время, поэтому оглашу первый вопрос. Закон о том, что дети не отвечают за содеянное своими родственниками. Увы, я как Глава не могу не реагировать и не принимать во внимание недовольство, вызванное тем, что Даёнг не понёс должного наказания. К сожалению, мне приходится часто наблюдать за тем, как ваше неудовлетворение этим вопросом влияет на жизнь моего племянника. Если это происходит, значит, многие из вас считают, что я поступил несправедливо по отношению ко всему клану, не наказав Пак Даёнга.       По лицу господина Пака нельзя было ничего понять. Он говорил бесстрастно, без каких-либо эмоций, внимательно всматриваясь в лица присутствующих.       — Я хотел бы удовлетворить ваши требования, и я готов слушать ваши предложения, разумные предложения.       Песочные заговорили не сразу. По правде говоря, никто и не мог подумать о том, что Глава когда-либо снова поднимет эту тему, поэтому каждый из присутствующих пытался связать это с какими-то другими событиями, но никак не находил связь.       Господин Ки Хоын, отец супруги Пак Чимина, без страха решил произнести слова первым:       — Моё мнение вы знаете, господин Пак, оно не изменилось. Самое страшное наказание, которое получил Пак Даёнг — это смерть своих родителей, прилюдный отказ от наследства и фамилии отца. Считаю, что это справедливо и даже немного жестоко по отношению к ребёнку.       Пак Чимин медленно и благодарно кивнул, чуть прикрыв глаза, и сразу перевёл взгляд к другому члену клана.       — Мне кажется этот вопрос неуместным сейчас. Мы все знаем Даёнга как рассудительного молодого парня, который благодарен за то, что ему дали возможность продолжать жизнь в клане. Если бы это было не так, и в мальчике читалась ненависть, я первый бы проголосовал за его смерть.       Закончив говорить, мужчина встал и налил в свой стакан воды. Следующий выступил молодой наследник семьи Чан.       — Не все настолько близки с Пак Даёнгом, господин, чтобы делать такие смелые выводы, однако я считал, что этот мальчик неприкосновенен, так как является племянником нашему Главе…       — Это не так, господин Чан, вы вправе выразить свою мысль. Я не против, — подбодрил его Чимин. — И кажется я выразился немного некорректно, большинство из вас не очень хорошо меня поняли. Я поднял вопрос о детях в целом, а не только о случае Даёнга, хотя, если закон изменится, он примет наказание первым.       — Тогда… быть может, было бы более справедливо, если Пак Даёнг будет отдалён от дел клана? — спросил господин Чан и тут же добавил: — Да, я бы добавил этот пункт к Закону.       — Хорошо, мы вас выслушали, — Чимин кивнул и перевёл взгляд к другому мужчине. — Господин Ли Гокён, вас сегодня не слышно, — обратился Глава без какого-либо намёка на сарказм или издевку, найдя глазами одного из самых старших приближённых. — Не хотели бы высказаться?       — Я уже говорил на этот счёт, — отозвался мужчина достаточно резко, после чего слегка задумался и продолжил: — Считаю уместным выкорчёвывать семьи предателей полностью, с корнем, так чтобы ни одно гнилое яблочко не успело упасть, откатиться подальше и пустить новые корни. И вы все знаете, я говорю это не со злости, а потому что предательство порождает предательство, месть порождает месть и так далее. Это цепная реакция, которая может охватить весь клан, а это никому из нас не нужно.       Госпожа Им тоже высказала своё мнение, однако в этот раз она уже не выступала так рьяно. Внешне женщина выражала спокойствие, холодность и отстранённость, будто сама она вовсе не имела детей, и этот Закон мало её касался. Мнения Господина Ли и супруги бывшего Главы были очень похожи, однако слежка, которую вели люди Чонгука, не смогла выявить какую-либо связь между этими двумя. И вообще, Им Гюун практически ни с кем не контактировала, что значительно сбивало с толку Пак Чимина. Именно поэтому они решили раскрыть все карты прямо во время совета, и Глава медленно, но верно приближался к этому моменту.       — Я выслушал ваши мнения, большое спасибо. К следующему собранию мы подготовим некоторые возможные изменения к Закону, и тогда вы все сможете проголосовать и выбрать наиболее подходящее.       Господин Пак замолчал ненадолго, опустив глаза на стол и раздумывая о том, как начать.       — У меня есть ещё один вопрос, прежде чем мы приступим к самому главному. — проговорил Чимин. — Все вы, должно быть, помните, как именно я занял пост Главы. Справедливо ведь, так? Без захвата власти, верно? Без убийств и угроз. Просто так случилось, так решили ваши же голоса. — Мужчина сделал небольшую паузу, заёрзал на стуле, прежде чем продолжить: — Вопрос про детей и наказания за содеянное родителями был поднят мной не просто так. Подумайте, не делали ли вы чего-то такого, за что ваш ребёнок мог бы вскоре поплатиться?       — Не говорите загадками, господин Пак, — попросил один из присутствующих, но Чимин не собирался так просто давать всем ответ, выжидал и высматривал, какова будет реакция у остальных.       Госпожа Им всё поняла достаточно быстро, потому в её рту мгновенно пересохло, и женщина сглотнула тяжёлый ком, подступающий к горлу. Она ещё надеялась на то, что всё обойдётся, но внутренне вся тряслась от страха, злобы и желания вот что бы то ни стало защитить себя.       — Хотели бы вы заменить меня на другого человек? — спустя немного времени молчания спросил Пак Чимин, всё также обводя взглядом приближённых. — У вас есть возможность сделать это. Без свержения… — повторял Чимин, растягивая слова, — …без убийств и последствий для своих семей.       Мужчина говорил намёками, и многие уже поняли, что всё сказанное имело какую-то чёткую основу, о которой многие даже не догадывались. Господин Пак не спеша раздвигал зубья капкана, застилал поверх груду мягких листьев, пряча признаки ловушки специально слишком неумело, чтобы показать своё превосходство в любом случае. Он знал, что нужный ему зверь сегодня попадётся, не сможет увильнуть, избежать кары.       Члены клана молчали, ожидая объяснений, замерев на месте и опасаясь какой-то нелепой ошибки, которая могла указать на их случайную причастность. Все словно затаились, ожидая, когда звякнет металл и ловушка вот-вот захлопнется.       — Вы хотели бы что-то сказать, госпожа Им? — адресовал свой вопрос напрямую Гюун, чем Чимин дал очень жирный намёк ей самой и всем остальным на то, для кого именно созывалась сегодняшняя встреча. Женщина чуть ли не дрожала из-за сдерживаемых эмоций.       — Да, я хотела бы выступить против. Я хотела бы видеть другого человека на посту нашего Главы, — честно призналась, едва сдерживая порыв сказать что-либо ещё.       — Я недостаточно справедлив, как по вашему? — спросил у неё господин Пак.       — Нет, не справедлив, — вздёрнув подбородком, ответила женщина, всё ещё судорожно раздумывая над тем, сможет ли оправдать себя, если станет отрицать свою причастность к заговору против господина Пака. Женщина поднялась с места и повернулась, охватила взглядом присутствующих, отвернувшись от Пак Чимина. — Я всё ещё считаю, что вы поступили неправильно, оставив мальчишку при себе, заставив меня и мою дочь постоянно встречать его, видеть и относиться в уважительной манере. Это унижение. Сын предателя не достоин сидеть за одним столом с приближёнными, с теми, кого предал Мин Юнги!       — И всё снова свелось к Даёнгу. Так где и как по-вашему должен быть мальчишка? — спросил господин Пак Чимин.       — По-моему мнению он должен быть там же, где и его родители, — чуть ли не выплёвывая слова, снова повторила госпожа Им.       Глава облизал губу в задумчивости. Между ним и Гюун установился зрительный контакт.       — Останетесь ли вы столь категоричны, если дело коснётся ваших детей? — наконец спросил он, и страх тонкой электрической нитью заставил женщину выпрямиться.       — При чём здесь мои дети?       — Если мы все прекрасно вас расслышали, то дети предателей заслуживают смерть, так?       — Что же вы намекаете, будто я или мой муж вас предавали? Я подняла вопрос о голосовании за другого Главу, потому что вы не устраиваете меня в этой роли.       — Я говорю конкретно о вашем предательстве, госпожа Им, — сказал Глава и прикрикнул: — Чонгук!       Пёс незамедлительно вошёл в комнату. За ним потянулось ещё несколько вооружённых людей, что вызвало достаточно бурную реакцию у присутствующих, и господину Паку пришлось попросить тишины и спокойствия. Чонгук взял один из стульев, стоящих у стола, и выдвинул его подальше, разворачивая сидением к приближённым. Господин Пак поднялся с места и устало провёл рукой в пригласительном жесте, не сводя взгляда с госпожи Им Гюун. Лицо женщины напряглось до такой степени, что даже немного покраснело.       — Я попрошу госпожу Им присесть на этот стул и поделиться именами ваших соучастников.       Пак застыл в своей позе, продолжая смотреть на госпожу Им. Она не двигалась.       — Что ж, раз Чонгуку придётся применить силу, я должен оповестить всех о том, что на меня готовилось покушение. — Мужчина выдержал небольшую паузу, смотря в глаза тех, кого подозревал в сговоре вместе с госпожой Им. — Ядовитое вещество попадало в этот дом благодаря флористам, которые проводили регулярные доставки цветов по заказам моей супруги. Вонён, на данный момент находится в больнице, так как именно она взяла на себя бо́льшую часть того, что предназначалось конкретно мне.       Господин Ки Хоын свёл брови у переносицы. Он знал, что его дочери нездоровилось, навещал её в больнице, однако и подумать не мог, что это чьи-то преднамеренные действия относительно Главы.       — Мне сложно поверить, что вы действовали самостоятельно, не имея должных связей и понимания того, как всё устроено. Поэтому я уверен в том, что у вас есть помощники, возможно кто-то из них находится прямо в этой комнате, — проговорил господин Пак, сцепив руки за спиной. — Прямо сейчас ваши дети взяты под стражу, ваша прислуга допрашивается, документы проверяются и, конечно же, записи с камер наблюдения тоже.       — Господин Пак, не хотите же вы сказать, что станете пытать супругу бывшего Главы?.. — понизив тон и слегка сведя брови у переносицы проговорил один из присутствующих.       — Я нет, а Чонгук будет, — ответил Чимин достаточно холодно. — Или вы хотите вступиться за предателя?       — Разумеется, нет, — с лёгким вызовом ответил мужчина.        — Господин Ши, — обратился к нему Чимин, — если и вас не устраивают мои методы, после, вы тоже можете попросить о повторном голосовании. И если в этот раз большинство будет против моего главенства, я спокойно и без сопротивления покину этот пост.       Господин Ши согласно поклонился и снова сел.       Гюун молчала и продолжала стоять на прежнем месте. Она была так же шокирована озвученным обвинением, как и все остальные. Женщина была достаточно близка к своей мести, но не знала, что ей придётся потерпеть неудачу, ведь считала, что доверилась надёжному человеку. Казалось бы, Гюун вполне могла оставить прошлое в прошлом, смириться с решением совета, не лезть в дела «Sandman» и уж тем более не добиваться справедливости, но она не смогла удержать себя в руках. Злость и обида не давали ей спать спокойно, смотреть на отпрыска Минов, преспокойно растущего под надёжным присмотром Пак Чимина, тогда как она вынуждена ежедневно видеть, как её супруг пускал слюни на подушку и бесцельно таращился в пространство.       — Мне бы не очень хотелось, чтобы совет превращался в пытки, но если вы будете продолжать молчать, Чонгук начнёт действовать.       — Господин Пак, вы уверены в том, что говорите? — поинтересовался один из приближённых.       — У меня есть видео и аудио доказательства того, что госпожа Им причастна к покушению.       — Госпожа Им, скажите что-нибудь, — попросил рядом сидящий господин Хван.       Женщина мысленно уже просмотрела все возможные варианты, но пути бегства или спасения были закрыты для неё полностью. С разрешения Чимина Чонгук приблизился и подхватил женщину за плечи, заставляя встать. Она мгновенно оживилась и перевела взгляд к Главе.       — Пытки ни к чему, я… всё скажу. Только скажите, что будет с моими детьми?       — Я предоставлю вам возможность самой это решить, но учтите, что будет с ними, то будет и с Даёнгом.

***

      — Где моя маленькая пташка? — спросил Чонгук громко, когда наконец смог вырваться домой.       Собрание песочных вышло донельзя напряжённым и судьбоносным, но самого Чонгука это нисколько не цепляло, ведь последствия не коснулись семьи Пак и Пса в частности.       Ответа так и не последовало. Мужчина замер на пару мгновений, прислушался к тишине своей квартиры и медленно, но с невероятным довольством растянул губы в белозубой улыбке. Он не спешил, снял с себя обувь и куртку, всё расставил по местам, вымыл руки в ванной комнате и взял телефон, прокрутив его между указательным и большим пальцами.       Чонгук не спеша прошёл в спальню, по пути осматривая квартиру на наличие каких-либо записок, случайно или специально оставленных вещей там, где им не место, или ещё каких-то свидетельств недовольства Хисо, но ничего подобного не обнаружил. О, значит она злилась на него очень и очень сильно, и Чонгуку льстило, что он смог вызвать в девушке такие сильные чувства. Внутри мужчины будто лопнула какая-то ёмкость, содержание которой теперь медленно, словно тягучий мёд, разливалось по нему, согревая своей теплотой, обволакивая вязкостью и сладостью.       Разблокировав телефон, Чонгук ощутил как у него защекотало под ложечкой, трепетное чувство, которое, будь девушка рядом, заставило бы мужчину сжать её в нетерпеливых объятиях. Хисо не звонила ему весь день и не писала ни разу. С неё было довольно, лимит её понимания и терпения иссяк, и девушка нуждалась в жизненно необходимом внимании, но не таком, как обычно уделял ей Чонгук.       Мужчина приложил гаджет к уху, падая на просторную идеально застеленную кровать. Он мечтательно уставился глазами в потолок, продолжая легко улыбаться. Чонгук слушал гудок за гудком, отдававшийся в его груди странной приятной вибрацией. Внезапно длинные гудки сменились короткими, Хисо сбросила его вызов, решив, что теперь очередь Чонгука мучиться неизвестностью о том, где она и с кем. Мужчина беззвучно засмеялся, поворачиваясь на бок, чтобы дотянуться рукой до подушки. Притянув её ближе, мужчина забросил на неё руку и ногу и снова позвонил. В этот раз длинные гудки прервались быстрее, отчего Чонгук сильнее сжал подушку, прикрывая глаза и сдавленно мыча, будто ему было невыносимо приятно.       — Моя ж ты куколка, — пробормотал он тихо и облизал губы, входя в чат.       Чувствую, ты долго будешь меня наказывать.— отправил он и практически сразу увидел статус «прочитано», но девушка не собиралась ему отвечать.       — Да, детка, сломай меня полностью, — проговорил он, поворачиваясь на живот, отчего подушку сплюснуло под тяжестью мужского веса.       Чонгук не специально довёл Хисо до такого состояния. Если бы он мог, то сразу бы удовлетворил все желания и потребности девушки, но к сожалению работу свою отменить не мог, и некоторые пункты в договоре с Ким Тэхёном тоже.       Ранее, когда Хисо приезжала к нему домой, чтобы провести вместе день, мужчина заранее договаривался о своём отсутствии на работе. Один раз в неделю Чонгук вполне мог себе позволить отложить дела, даже уговорить господина Пака, если это требовалось, чтобы целиком и полностью посвятить себя Хисо.       Чонгук невероятно был рад тому факту, что Хисо начала жить вместе с ним, но совершенно не готов к тому, что последовало. Да, пташка не сильно обрадовалась, когда мужчина оделся и на ночь глядя ушёл по делам клуба. Разумеется, она всё понимала. Знала, какова у него работа, знала, что ей нельзя пойти с ним, что ранним утром нужно идти в школу, а Тэхён не одобрит прогулов или ухудшения оценок. И всё равно, Хисо злилась на обстоятельства, спихивая все негативные эмоции на Чонгука.       Мужчина не уставал успокаивать девушку, уверяя в своей верности и любви. Конечно же Чонгук работал по ночам и в отсутствие Хисо, только раньше это не было настолько заметно для неё. Она жила привычной жизнью, во сколько-то ела, укладывалась спать, вставала, а у Чона был свой плавающий график, различные обязательства, о большинстве из которых девушке знать запрещено.       И тем не менее, в первую ночь Хисо пролежала в пустой кровати, с твёрдой целью дождаться Чонгука, который обещал вернуться к двум. Но в два он так и не появился, более того, даже не ответил на звонок, на десяток настойчивых звонков. Хисо прорыдала той ночью от обиды и уснула к часам четырём утра. Чонгук же явился спустя час, полюбовался на спящую Хисо, приготовил ей завтрак, разбудил поцелуем, но вместо поцелуя получил ногой в грудь и напряжённое молчание на всё утро. К вечеру они поговорили, и девушка кое-как простила Чонгука, но не знала, как переживёт ещё одну такую ночь.       Хисо не переживала за мужчину в ночные часы, она думала исключительно о том, что он мог смотреть на какую-то другую девушку, мог делать что угодно, переспать с кем-то, обнять, позволить отсосать себе, и Хисо никогда не узнает правду — это ужасно её злило. Если бы мужчина отвечал на её звонки сразу, как только они поступали, девушке было бы легче, но молчание и игнорирование влияло на неё самым разрушительным образом. Хисо оказалась ужасной собственницей. Пусть факт того, что пташка ревновала, Чонгуку льстил, он понимал, с этим нужно что-то решать.       Любовь моя, я смиренно прошу прощения. Вернись ко мне, я безумно скучал…       Чонгук настрочил уже с добрых двадцать сообщений подобного характера, но Хисо даже не открывала чат, не читала, хотя мужчина знал наверняка, что ей очень хотелось это сделать. Ещё ей очень хотелось накричать на него и ударить, чтобы разом выразить всё, что она думала по этому поводу. Чонгук желал, чтобы это побыстрее случилось, потому что сегодня впервые он освободился так рано и впервые ему не нужно уезжать ночью. У них мог бы быть весь вечер и вся ночь, вот только добраться до Хисо теперь проблема похлеще, нежели отпроситься с работы у Главы «Sandman».       Пташка, я сегодня весь твой, лежу в кровати и жду тебя.       Наконец все сообщения разом оказались прочитанными. Чонгук даже представил себе, как девушка злобно раздувала ноздри, склонив своё лицо над дисплеем телефона, как она поджимала губы, сцепив зубы вместе и тихо, но едко проговаривая слова о том, чтобы он пошёл к чёрту. Он бы пошёл, если бы у него в гостях находилась пташка, но он не знал этого достоверно.       Если бы девушка поехала к Тэхёну, Чонгук уже давно узнал об этом. Значит, Хисо гуляла где-то в парке или отправилась в гости к Даёнгу или Хечон. Мужчина сделал ещё один вызов. Девушка снова сбросила, упрямо не желая с ним разговаривать. Ох, она очень и очень зла, иначе не стала бы так долго отказывать себе в удовольствии высказаться.       Чонгук поднялся с кровати и вернулся в прихожую, в которой оставил большущий букет красных роз. Он не собирался дарить их, он собирался украсить лепестками дорогу к кровати, чтобы, когда он вернётся сюда с Хисо вместе, девушка оценила хотя бы часть его стараний. Мужчина не спешно доставал розу за розой с наслаждением наблюдая за тем, как алые лепестки падали на пол, на простыни и подушки, устилая собой путь. Чонгук купил фрукты и дорогие сладости, изысканно упакованные и украшенные лентами. Мужчина, наконец прошёл на кухню, включил там умеренный свет, затем подошёл к столешнице, чтобы взять нож для нарезки фруктов, и застыл, замечая на обеденном столе цепочку с кулоном. От этого все «приятности» от обиды Хисо вдруг превратились в мерзкие мурашки.       — Ого, вот так даже, — проговорил Чонгук и хмыкнул. Умом он понимал, что это крайняя степень возможности воздействия на него, и по сути Хисо просто очень сильно желала его зацепить, обидеть. Что же, у неё это вышло. Он отложил нож и разблокировал телефон.       Я иду тебя искать, — написал Чонгук и прошёлся босыми ступнями к шкафу, собираясь как можно скорее выйти из дома.       Мужчина набрал телефон своего помощника, на ходу надевая куртку и закрывая квартиру.       — Мне нужно, чтобы ты проверил один адрес. Да, сейчас вышлю вместе с номером автомобиля. Я его ищу.       Отослав мужчину к дому Хечон, сам Чонгук незамедлительно выехал к дому Квонов, но машины, на которой обычно возили Хисо не было ни там, ни там. Отпустив помощника, Чонгук поехал на кладбище, но его уже закрыли для посетителей, девушки и там тоже не было.       Мужчина в действительности заволновался, поэтому ему не оставалось ничего другого, кроме как позвонить Ким Тэхёну. Через него можно было узнать, где в данный момент находилась машина и, соответственно, сама Хисо.       — Ещё неделя не прошла, Чон Чонгук, а тебе уже нужна помощь, — не мог не съязвить Тэхён, но очень быстро отошёл от этого и, вздохнув, ответил обычным тоном:       — Она осталась ночевать у Хечон. Охранник звонил ещё часа три назад и сообщил об этом.       — А ты… узнавал, действительно ли она там? — задал ещё один вопрос Чонгук, щурясь, будто пытался прочесть светящуюся вывеску на дальнем здании.       — Да звонил, и да, она действительно будет там ночевать, — устало ответил Ким.       — Окей, спасибо, — потухшим голосом поблагодарил Чонгук и повесил трубку, мысленно благодаря ещё и за то, что не стал задавать просящиеся вопросы. Кажется Тэхён совершенно не хотел лезть в их отношения.       Заблокировав телефон, Чонгук отбросил его на соседнее сидение и откинул голову на подголовник сидения. Он глубоко вдохнул и выдохнул через вытянутые губы, проводя ладонями по вискам. Что он мог сделать? Ничего, просто поехать домой и провести ночь в пустой кровати.       Мужчина посмеялся с самого себя и облизал губы, прежде чем завести автомобиль и направить его к дому. Вернувшись в квартиру, он сфотографировал кулон Хисо, который она оставила на столе, как намёк на то, что они могут распрощаться вот так запросто, просто потому что Чонгук перестал вдруг соответствовать её желаниям. Он отправил фотографию в их общий чат и написал: <tab>Это было излишне, Хисо. Ты и так меня добила, ты довольна? Да, я дома один, среди разбросанных повсюду лепестков роз, груды шоколада и фруктов, обнимаю чёртову подушку. Видимо, всю ночь мне придется ее обнимать вместо тебя. Скажи, что не бросаешь меня.       Хисо почти сразу прочла, но снова не ответила. Решила добить окончательно.       Я сдаюсь! Чего ты хочешь? Чтобы я взял тебя с собой, нарушил договор? Хорошо, ладно, давай попробуем.       Очередное молчание стало ему ответом, но Чонгук и не рассчитывал на сообщение от Хисо. Он просто озвучивал свой монолог, прекрасно зная, что бы сказала на это девушка. Просто ее не было рядом, и Чонгук не мог воздействовать на Хисо ни взглядом, ни касаниями или поцелуем, иначе она бы уже давно сдалась.       Одно Чонгук знал точно, его пташка явно уснёт сегодня удовлетворённой, а сон ее будет очень сладок, в отличие от предыдущих ночей этой недели.