***
Вся эта ситуация казалась проколом, который ему будут припоминать всю жизнь, в нужной или ненужной ситуации. Как только братья добрались до дома, Коннор завалился на диван, закинув ноги на его спинку, и схватился за живот, который до сих пор немного щекотало. Смех, погода, милая кошка, восседающая на диване рядом с головой Коннора, – все это казалось элементами одной картины, картины простецкого счастья. Мерфи унес продукты на кухню, очевидно, он и собирался готовить. Странный осадок на душе Мерфа остался после этого нелепого случая – смех смехом, но когда тебя принимают за гея – это как-то обидно. Конечно, такими были и многие крутые мужики… Наверное… Но почему, слыша это слово, он представлял себе слащавого дистрофика в узеньких джинсах? Разумом парень понимал, что опасения его ложны, да и образ этот совсем стереотипный. Все равно не по себе. И сколько еще таких кадров будут к нему приставать? Удар в челюсть решит все проблемы, но дело не столько в подкатах, сколько в восприятии окружающими людьми. - Хватит тебе морозиться, ошибся парень, с кем не бывает, - на кухню вошел Коннор и ответил на размышления Мерфа, будто прочитав его мысли. – Черт знает, какие у них люди в Германии живут. Может, там настоящие мужчины похожи на педиков? – лицо старшего брата приняло такой вид, будто он рассуждал о проблеме озоновых дыр над Антарктидой. - Focáil leat[3], я не морожусь! - в подтверждение своих слов Мерф ударил ножом по морковке слишком сильно, даже оставив зарубину на деревяшке, которую они считали разделочной доской. – Видишь, я настолько охуенен, что на меня даже мужики клюют! Коннор закатил глаза, но отвечать не стал. Черт с ним, пусть думает, что хочет.***
Очередная потрясающая пятница, потрясающий конец недели, потрясающая компания в баре. Коннор с Мерфом пришли сюда еще около десяти вечера, а сейчас стрелка на часах приближалась к часу ночи. Однако здесь не стало менее людно – к полуночи подобрались и другие ребята, позднее возвращающиеся с работы. Казалось, на бар опустился туман – здесь было настолько накурено, что увидеть что-то дальше двух метров от тебя представлялось невозможным, а запах этот уже всем принюхался. Разноцветные жидкости в блестящих стаканах перепрыгивали через барную стойку, отправляясь заказчикам и исчезая в глубоких глотках, спорили с человеческим разумом и, договорившись о времени, быстро его раскрепощали, окрашивая мир в более яркие цвета и делая всех окружающих людей близкими. Алкоголь, что ты творишь с людьми? - Два рома с колой, - вискарь уже основательно поднадоел, и Коннор решил для столь замечательной ночи сделать исключение. Два стакана подали, один Коннор придвинул к себе, а второй не к кому оказалось придвигать. Мерфи, куда ты, блять, исчез? Вполне возможно, ушел ненадолго справить нужду, выйти подышать, мало ли. Хотя второе представлялось менее возможным – он и был основным источником дыма, выкуривающим одну сигарету за другой. Коннору стало неуютно, он заерзал на месте и, недолго думая, все-таки решил поискать брата, который, как правило, не исчезает, ничего не сказав. Поиски не затянулись – Мерфи сидел на асфальте, прислонившись к стене здания, и курил. Что его вытащило сюда? Неужели решил полюбоваться на звезды, которые все равно можно по пальцам пересчитать? - Эй, ты что здесь делаешь? Мерфи поднял глаза, чуть улыбнулся, в светлой радужке промелькнуло радостное узнавание. Значит, еще не напился. Если, говоря о нем, вообще можно было употребить это слово. Ирландец опустил взгляд, задумчиво посмотрел на сигарету и негромко сказал: - Ты когда-нибудь курил «паровозиком»? Вопрос застал Коннора врасплох. Во-первых, какой, блять, «паровозик»? Во-вторых, какого черта тебе это нужно? Но вместо того, чтобы раскаленной лавой вылить на брата все эти вопросы, а потом взять его за шкирку и оттащить обратно в бар, он подошел ближе и спросил: - А как это? Мерфи вынул сигарету изо рта, перевернул ее и засунул в рот раскаленный уголек. Фильтр оказался снаружи, и дым стал выходить еще обильнее – парень оказался в облаке непроницаемого серого тумана. - Ну, нет. А почему тебе так приспичило? – ответил Коннор с недоверием. Брат сегодня решил искрить какими-то странностями. Мерфи встал, затушил о стену сигарету и закурил новую, тут же достав её изо рта и поднеся ее к губам Коннора. Последний недоверчиво открыл рот и принял ее, раскуривая. Сбросив пару сантиметров пепла, старший МакМанус на шаг приблизился к брату, который накрыл вторую сторону сигареты ртом, чуть не уткнувшись лицом в нос Коннора. Странное чувство – сигарета истлевала в три раза быстрее, дыма в легких становилось больше, а Мерфи не двигался, хотя пепел давно уже должен был посыпаться. Коннор не выдержал первым, и вырвал из их ртов сигарету, уже почти докуренную. Младший улыбнулся и скользнул по фигуре брата взглядом. Не тем самым, привычным до боли в висках, а каким-то другим, будто оценивающим. Ты что творишь? - Ладно, тебе уже хватит, я думаю, - вынес вердикт Коннор. – Я расплачусь, и мы пойдет домой, O’Кей? Мерф кивнул и скрылся в дверях бара вместе с братом. Коннор расплатился за выпитое и слез со стула за барной стойкой, после чего почувствовал ощутимый толчок вперед. Младший уверенно дергал брата за запястье в сторону противоположной стены. Коннор дернул его за руку в ответ и силой потащил вон из здания. Глубоко вздохнув, он понял, что это возвращение домой будет не из легких. Но Мерфи быстро успокоился и шел вслед за братом уже пришибленно-спокойно, что вовсе не было на него похоже. Пройдя несколько кварталов, братья завернули в небольшой переулок, все освещение которого состояло из двух окон, таких желтых прямоугольников, и одинокого низенького фонаря, свет от которого мог осветить максимум три метра вокруг себя, но не весь переулок. Предчувствие подсказывало Коннору, что стоит пройти более длинным путем, но не заходить сюда, но Мерфи уже шагал в сторону фонаря. Выбора не оставалось – только идти за ним. Не сделав и десяти шагов от фонаря, Коннора что-то остановило. Нечто прижало его к стене, и рефлекс заставил его ударить это нечто резким ударом под дых. Он услышал тихий скулеж и свое имя, сказанное как-то с налетом обиды. - Мерфи, какого хрена? – Коннор отстранился от стены, и тут же оказался снова к ней прижатым. - Молчи. Успокойся. Расслабься, - голос Мерфи в темноте, тихий и спокойный, не вязался с его видом и поведением, продемонстрированным еще пару минут назад. Но этому голосу хотелось повиноваться. Не потому, что он был властным - потому, что он был внушающим. Мерфи явно знал, о чем говорил. Ощущение – влажная дорожка от мочки уха к яремной впадине, уверенно, обжигающе, остро. Этот язык был способен на колкости и мат, и он же был способен на скупую нежность. Поцелуй – внезапный и резкий – со вкусом пепла, тающего на губах, языке, испускающего последний вздох на миндалинах. Домогательство это или внезапное проявление любви, так сильно отдающее чем-то порочным? Это было неправильным, это было проступком перед самим собой до такой степени, что в голове смешалось что-то жаркое, а живот наполнился странными переливами, щекочущими изнутри. Если бы ему только захотелось вырваться, он бы, не раздумывая, это сделал. Вопрос в другом – а хотелось ли ему? Язык исчез, а щеку обожгло жаркое дыхание. Блеск глаз – только в голове, на уровне представления, здесь слишком темно. Навязчивый лепесток скользнул в рот, перебрал зубы и прорвался глубже, в благодарно раскрытую теплоту, пощекотал уздечку и пустился в бой со вторым таким же лепестком, более медленным и осторожным. Момент этот длился всего пару секунд, потому что Коннору все-таки хватило самообладания, чтобы оттолкнуть брата от себя и просящим, едва слышимым голосом прошептать: - Давай дойдем до дома, le do thoil[4]. Я хочу видеть тебя. Раскрашенного ночными красками Мерфи не пришлось просить дважды – он твердо взял брата за запястье и уверенно повел вперед. Весь его напускной хмель как рукой сняло. Кажется, он был трезв как никогда. В небольшой комнате – узенькая кровать Мерфи, чтобы уместиться вдвоем, кто-то должен быть снизу. Коннор догадался самостоятельно снять с себя одежду, повесив ее на спинку стула, и лечь, из-под опущенных ресниц наблюдая за действиями брата. Тот наскоро разделся и опустился сверху, после чего его действия стали в два раза более медленными и тихими. Они не прорезали тишину, а лишь дополняли ее кроткими звуками, когда губы отрывались от тела, едва слышимыми скрипами матраса, явно не ожидавшего такого веса на себе. Плечо - мочка уха - солнечное сплетение – обжигающе медленно, запредельно горячо. Это были даже не поцелуи, а лишь молчаливые ласки самыми кончиками суховатых губ, оставлявших на коже ощущение прохлады. Коннор не знал, куда девать себя – просто лежать и наслаждаться? Это казалось ему слишком эгоистичным. Да, не он все это начал, но надо соблюдать элементарные правила вежливости. Хотя… Черт с ними, с правилами. Потом. Мерфи посмотрел в глаза брату. Этот взгляд мог показаться холодным, но на самом дне этих агатов плескались неуверенность и страх быть отвергнутым. Не столько из-за чувств, сколько из-за всех этих событий последнего получаса. Человеческая память не поддается редактированию, но разве не стоит воспользоваться своим преимуществом, если оно прямо здесь, молчит и ждет? Рука – до трепета холодная и скользкая, в чем-то измазанная – потянулась к маленькому колечку мышц, палец с сопротивлением проскользнул внутрь, вторая рука – горячая и сухая – обхватила уже вставший член и уверенно поползла вверх, до самой головки, а потом вниз, потеребив яички, и снова вернулась вверх. Коннор стонал бы, если смог – дыхание перехватило, а из горла не могло вырваться ни звука. Это длилось, наверное, вечность. Один палец, два, три – крайне неприятно, до дрожи в руках, хотелось просто прекратить это все, одеться и сделать вид, что ничего не было. Но это было мимолетное желание, тело было готово и ожидало чего-то нового – неприличия, смешанного с первой болью и радостью проникновения. Десять минут или час? Мерфи не жалел времени для любимого брата, представляя, как тому, должно быть, больно. И как он при этом героически молчит, не выдавая своих ощущений. Его глаза – смесь драгоценных камней и хамелеон меняющихся чувств – ожидание, боль, восторг, неожиданность, снова ожидание… Мерфи встал на колени, развел ноги Коннора шире и, помогая себе рукой, вошел в тело брата. Сантиметра три-четыре, не больше, но младший МакМанус почувствовал, что готов кончить прямо сейчас, и с силой прикусил щеку изнутри, сдерживая себя всеми силами. С руки еще сочилась смазка, слишком обильно нанесенная, и младший то и дело капал ею на кровать, на член, на разгоряченную кожу брата, заставляя его покрываться мурашками. Еще немного глубже – Коннор не выдержал и зашипел сквозь зубы, выгнув спину и подавшись вперед. Мерфи нагнулся и второй раз за эту ночь поцеловал брата, но по-другому – успокаивающе, осторожно - не продвигаясь дальше. Коннор кротко кивнул, будто соглашаясь со своими мыслями, и покорно закрыл глаза, оставив свой разум на растерзание сладкой истоме. Старший кончил первым – на коже его вновь появились мурашки, он с силой выдохнул, и его сперма стрельнула на живот брату, растерлась по его собственному и перемешалась с потом. Мерфи понадобилось еще полторы минуты, и он с тяжелым стоном излился в тело брата и вышел из него, а светлые капли все капали и капали, пачкая кровать. - Весна наступает не зря. Is é an Earraigh iontach[5], - Мерфи сел на краешек кровати, взял сигарету и зажигалку с тумбочки и закурил. Весь его внешний вид просто кричал о его радости и удовлетворенности. Он обернулся к брату, улыбнулся и поднес сигарету к его рту, чтобы тот тоже затянулся. - Ну что, «паровозиком»?***
- Эй, Кон, ты будешь просыпаться или нет? – в голосе Мерфа слышалось недовольство. – Уже восемь! Коннор нехотя открыл глаза, увидел перед собой лицо брата и расплылся в улыбке. - Сегодня же суббота, нет? – старший бы перевернулся на другой бок, накрывшись одеялом, но взгляд Мерфи буквально пригвоздил его к месту. - Сегодня четверг, если бы была суббота, мы бы от похмелья полдня отходили. Четверг? Это что, все сон?.. Ag fuck[6]! _________________________________ Примечания: 1 - Я плохо говорю по-немецки (нем.); 2 - Иди на фиг (нем. сленг); 3 - Отвали (ирл.); 4 - Пожалуйста (ирл.); 5 - Весна замечательна (ирл.); 6 - Ебать! (ирл.).