Цветочки

Акуле, чтобы жить, нужно постоянно двигаться, а Такии Генджи нужно драться. Это Риндаман понял в первый же момент, как его увидел. И с первого момента знал, что рано или поздно Такия придет драться и с ним. Они все приходили, все, кто хотел достичь вершины. Серидзава вот не пришел, хватило ума. Но таких было мало. Риндамана звали духом Судзурана. В шутку, конечно. Выпускники взрослели, получали аттестаты и разлетались, не задумываясь, куда пойдет непобедимый рыжий. Он никуда не уходил. Встречал новое поколение, провожал, говорил, когда спрашивали, бил морду, когда нарывались. Хранил школу, как умел. Лет двадцать уже хранил, а то и около тридцати. Время шло мимо, не трогая его. Так полагалось. — Я побью тебя и стану лидером Судзурана, — объявил Такия тогда, в первый раз. Ринда улыбнулся ему. Много их так говорило. Воронята. Подлетыши. Перерастут. Бил Такия хорошо: хлестко, сильно. Риндаману понравилось. Едва удержался от «приходи еще». И так было ясно: придет. И пришел. И еще приходил. Становился сильнее с каждым разом: не потому, что рос и тренировался, а потому, что учился быть лидером. Сила лидера — не в кулаках, это Риндаман каждому объяснял, своими методами. Такия вроде и понимал, но не мог не лезть на рожон. Упрямый, глупый, горячий. Ринда его обламывал сначала с сожалением, а потом с трудом: пламя, метавшееся внутри Такии, со временем переплавлялось в огненный клинок, противостоять которому становилось все сложнее. Перед выпускным Такия пришел пробовать в последний раз. Ринда был готов. — Не жди от меня цветочков, — предупредил он. Не по делу предупредил — из желания увидеть, как вспыхнут бешеным огнем черные глаза, как внутри полыхнет до неба, как ударит в землю темная молния. И ударило. Раз, другой. Риндаман удивился, попытался остановить, перехватить — и вдруг шатнуло, отбросило, и под коленом очутилась земля. Зашелестела сухая листва, волной взметнулась и опала пыль, что-то переменилось: не было больше в Судзуране хранителя, остался просто Хаяшида Мегуми, надолго задержавшийся выпускник. И напротив — Такия Генджи, торжествующий, поверивший в себя. Хаяшида поднялся, посмотрел на него. Такия не знал, но теперь они были на равных. Ощущение оказалось неожиданно приятным. Хаяшида размял пальцы. Такия ухмыльнулся. Наверное, ему забыли положить страха еще при рождении. Полиция прервала их на самом увлекательном моменте. Руководство школы было заинтересовано в том, чтобы все старшеклассники дотянули до выпуска хотя бы в относительно добром здравии. В том числе и Хаяшида Мегуми, появившийся в списках так же легко, как в свое время исчез из них. Новый дух придет с новым учебным годом, это Хаяшида знал. А вот что ему теперь делать, понятия не имел. Не с жизнью — с Такией. Нет, у духа Судзурана не было никаких обязательств перед тем, кто смог нанести свой удар. Но у Хаяшиды Мегуми все обстояло сложнее. Он пришел на вручение аттестатов в новом черном гакуране и с букетом ликорисов. Красные, как огонь, они были заметны за полквартала. — Что это? — спросил Такия. На нем тоже был чистый гакуран и свежий пластырь на скуле — праздник, так праздник. — Я же сказал — нахуя мне твои цветочки? — А я сказал, что не принесу, но принес же. — С Такией Генджи было чертовски трудно. Без него тоже. Вороны столпились вокруг, затаили дыхание. Это было покруче драки. Такия опустил голову, посмотрел куда-то в сторону, потом себе под ноги. Думал. Хаяшида ждал. Такия поднял взгляд на него — будто кипятком окатил, сощурился, губы сжал. Спокойствия Хаяшиде было не занимать, напрактиковался в хранителях. Но сердце все равно непривычно екнуло, ликорисы дрогнули в руке. — Ладно, — неожиданно сказал Такия. Шагнул вперед, забрал букет, вытянул один цветок, сунул в петельку на клапане нагрудного кармана. Остальное ткнул в руки Тацукавы. Тот только улыбнулся. — Мне чо, с букетом ходить, что ли? — пояснил свои действия Такия. — Я ж, бля, лидер школы. Пойдем покурим? — Я не курю, — пожал плечами Хаяшида, поймал разозленный взгляд, сообразил: — Пойдем, конечно. Ликорис, от которого Такия не отказался, покачивался перед глазами в такт шагам — живое пламя. Лучшее, что мог предложить ему Судзуран на прощанье.