Grow Up!

ЛуХан делает глубокий вдох. Проверяет, точно ли закрыта дверь. Вообще, он готов признать, что ему в некотором роде нравится оставлять двери открытыми, но к этому перед ними лежит еще длинная, очень длинная дорога. Он вздыхает снова. Звук льющейся воды из-за душевой занавески обрывается, и ЛуХан напрягается. -...и тут он вдруг говорит - в смысле Тао - Тао говорит: “я люблю говядину”, а Чанёль-хён ему: “это свинина”, и... хён? Ты слушаешь? - Сехун вылезает из ванной, по-детски завернутый в огромное полотенце, которое притащил давно из дома. - Ага, - нет, он не слушает на самом деле. Полотенце это красное, с маленькими дружелюбно выглядящими грибочками по краю, и ЛуХан не к месту вспоминает, как недавно Сехун запрыгнул в нем на кровать и сказал, что это плащ Супермена. И, что действительно ни в какие ворота, вспоминает еще Криса, которого в худшие времена умолял перестать шастать по общежитию в одном по-взрослому белом полотенце вокруг бедер. Сехун шлепает до чистого белья, но ЛуХан давно принял решение, так что собирает всю свою мужскую волю в кулак и преграждает ему дорогу. - Стой. - Что? Инстинктивно или еще как, но Сехун поплотнее оборачивает полотенце вокруг плеч, и ЛуХану приходится давить желание треснуть его по голове. В конце концов, он тут старается сдвинуть их отношения с мертвой точки, и последнее, что ему нужно, - чтобы кое-кто нагло расшатывал его и без того чахоточную уверенность. Впрочем, уверенность немного оправляется, когда Сехун привычно отвечает на поцелуй: с этим они, слава Богу, давно разобрались. ЛуХан прислушивается: за дверью все тихо. Чтобы ненароком не задержали других, их двоих всегда отправляют в ванную в последнюю очередь с тех пор, как у Сехуна хватило яиц перешагнуть границу френдзоны. В ряду ЛуХановских фрустраций прибыло, когда оказалось, что только на это и на долгие поцелуи его и хватило. Он краснел, начинал беспрерывно шепелявить, заикаться, прятал глаза и позорно сбегал, стоило ЛуХану ненавязчиво провести пальцами по его животу ниже пупка. ЛуХан пробовал соблазнять, проводить серьезные разговоры и сыпать научными аргументами из интернета, но Сехун был самой стойкой девственницей Вселенной. - Ради всего святого, ему восемнадцать, - жаловался ЛуХан Исину, валяясь на диване лицом в подушку. - Ты знаешь, что я успел перепробовать к восемнадцати? - Не хочу знать, - предупреждал Исин. - Это все блядская Корея, - любил заявлять ЛуХан, ковыряя пальцем обивку дивана. - Говорю тебе, ебучая корейская культура. Они растут в тепличных условиях и просто не взрослеют. ЛуХан старательно не думает о том, что занимается педофилией, и, технически, это не педофилия. Ему ведь приходится неудобно задирать голову, потому что Сехун выше, и еще его плечи шире и руки сильнее. Старания летят к чертям, когда он пробирается руками под полотенце и устраивает ладони на бедрах Сехуна, поглаживая большими пальцами тазовые выпирающие косточки, и Сехун давится, отпрыгивает от него на добрый метр и жмется спиной к стене. - Что-что-что ты делаешь... - Сехун, - ЛуХан раздраженно упирается руками в стену по обе стороны от младшего, - я вот сейчас очень серьезно. - По-подожди... - Полотенце, - почти рычит ЛуХан и тянет ткань, - убери. - Но... - Отпусти его нахуй! Полотенце летит в сторону не хуже плаща Супермена, и ЛуХан с удовольствием оглядывает тело перед ним с ног до головы. Сехун прячет лицо в ладонях. - Давай в другой раз? - слабо мычит он. - Не-а, - ЛуХан отводит руки от его лица и целует родинку на его шее и потом еще плечо, как-то обреченно поникшее. - Завтра? - Сехун заметно вздрагивает, когда ЛуХан гладит его грудь, намеренно задевая соски. - Обещаю, завтра! - Сехун... - Завтра стопудово, отвечаю! - Сехун, я уже на коленях, - ЛуХан облизывается и оставляет дорожку легких поцелуев вдоль низа его живота. - Нет пути назад, понимаешь? Даже если Сехун отказывается признавать реальность, у его члена все в порядке с пониманием. Когда ЛуХан наконец-то проводит по нему ладонью и смыкает губы вокруг головки, маленький олень в черепе старшего ликует и разбрасывает конфетти. Сехун до одури приятно ощущается тяжестью на языке, еще приятнее - его сдавленные постанывания, редкие всхлипы и судорожные вдохи, когда ЛуХан вбирает глубже. Он несколько раз слабо дергает бедрами, но, кажется, останавливает себя. ЛуХан выпускает его изо рта, проведя на прощание языком по всей длине, и смотрит наверх. На мгновение он теряет способность дышать, потому что Сехун, смущенный, невероятно потрясающий: широкие бледные плечи, пятна на щеках и немного на шее, по грудной клетке видно, как тяжело он дышит, и ЛуХан может представить, как стучит его сердце (он слышал столько раз, и никогда не надоест), и влажные волосы, с которых исчезает розовый цвет, отчетливые вены на руке, которую он в порыве тянет к ЛуХану, чтобы вернуть его рот на место, но замирает и неловко потирает свою шею. - Сехун-а, - урчит ЛуХан, дотягивается до его руки и тянет к себе, - делай все, что хочешь. Сехун облизывается в ответ и, когда ЛуХан снова обхватывает его член губами, пальцы младшего мягко зарываются в его волосы где-то на макушке, а бедра экспериментально толкаются вперед. В одних из смелейших фантазий ЛуХана, где они доходят до этого момента, Сехун предупреждает его срывающимся голосом, что собирается кончить, и ЛуХан со смешком презентует свое разрешение. В реальности, как оказалось, никто не предоставляет ему возможности показать свое великодушие. Сехун вдруг перестает трахать его рот, замирает, ладонь на затылке ЛуХана крепко удерживает его голову на месте, и Сехун почти рычит, когда кончает ему в горло. ЛуХан мысленно благодарит господа за некоторый опыт. - П-прости, - мямлит Сехун, когда ЛуХан чистит зубы, склонившись над раковиной. ЛуХан не может подавить смешок: младший стоит, уже в пижаме, и смущенно покусывает нижнюю губу, будто ему правда стыдно. - Все нормально, - он сплевывает зубную пасту, - мне, знаешь, в некотором роде... нравится. - Поздравляю, если еще не рано! – вдруг доносится из-за двери. – И я хочу в туалет. - У нас есть второй, Чондэ, - посылает ЛуХан. – Свали! Сехун подходит к нему сзади, обнимая, оставляет теплое дыхание и мягкие поцелуи на шее и неторопливо расстегивает пуговицы на его джинсах. ЛуХан усмехается, предельно довольный собой. Главное уметь подтолкнуть людей в правильном направлении. «Ох уж эти корейские дети», полусознательно думает он двумя днями позже, когда Сехун вплывает на кухню, где ЛуХан пьет свой чай перед сном, захлопывает дверь, жестко нагибает его над столом и прижимается твердым членом к его заднице, «так быстро растут».