Пройденный этап

      Серёжу все вокруг считают чокнутым, Серёжа не спорит, Серёжа вырисовывает на стенах картины кровью тех, кто думал, что он лёгкая добыча. Серёжа вырос в детдоме, Серёжа научился выживать раньше, чем писать.       Когда его находят утром в окружении трупов, кровь на коже уже успела взяться противной коркой. Серёжа видит страх в чужих глазах и улыбается, широко так, словно сумасшедший. Хотя почему словно.       Где-то в глубине сознания остатки здравого смысла бьют тревогу: ты, блять, больной! Серёжа рассматривает кровавую птицу на стене камеры и облизывает потресканые губы. Затем берёт нож с пола, проводит по руке и будто с гордостью под рисунком выводит старательно: С.Р. Словно он художник какой-то, а это — его новый шедевр. Действительно, больной.       Насладиться своей работой Серёжа не успевает: уводят куда-то, окружив кольцом охранников. У доктора Рубинштейна слишком монотонный голос — скучно. Серёжа ради интереса резко подаётся вперёд и наблюдает, как мужчина дёргается, бледнея. Серёжа улыбается, даже когда доктор Рубинштейн выдыхает: «Сергей, вы понимаете, что это серьёзно?»       Потом всё резко меняется. Серёжа чувствует себя пустым, словно силы покинули его. Серёжа чувствует себя слабым, будто он вернулся в детство. Он сидит в углу камеры, обхватив себя дрожащими руками, и раскачивается вперед-назад. Кусает губы до крови, тихо шепчет: «Это всё сон, всего лишь кошмар». Привычка старая, ещё с детства. Серёжу мама научила, что когда страшно, можно сказать себе, что всё вокруг лишь сон, и страх уйдёт. Серёже страшно. Совет мамы не работает.       Серёжа боится себя, людей вокруг, прошлого и будущего. Серёжа закрывает глаза и мечтает исчезнуть. Кажется, он слышит шелест перьев.       Доктор Рубинштейн смотрит на него очень-очень внимательно, а потом ставит диагноз — диссоциативное расстройство личности. Серёжа не то что бы шарит в медицине, но понимает: это хуево.       Серёжу пичкают таблетками, и он не уверен, что они лечат. Его жизнь превращается в бесконечный бэд трип, мир больше не целостный — разноцветная мозаика.       Серёжу теперь ещё больше шарахаются, непонимание приводит к насилию — он зажимает кровоточащий нос рукой, глаза пылают огнём. В голове что-то щёлкает — Серёжа с бешеным оскалом нападает в ответ. Дозу лекарств увеличивают за «чрезмерную жестокость и неконтролируемую агрессию», Птица насмешливо наблюдает из другого конца комнаты. Серёжа упустил момент, когда тот появился. Может быть, был рядом всегда. Теперь его проблемы с головой имеют вполне чёткую форму: почти он сам, но ещё немного чёрных перьев, и взгляд другой, хищный, почти звериный. Серёжу эта тварь до чёртиков пугает, Серёжа понимает, что от неё не убежать. Птица говорит, что он слаб, и Серёжа даже с ним согласен.       Он прикрывает глаза, в голову приходит простая, но безумная мысль: нужно бежать. И все сразу становится простым и понятным — его отпускает. Больше никакой дрожи в руках и слез — Серёжа переглядывается с Птицей, и тот довольно кивает. Нужно бежать.       Серёжа становится послушным и тихим, Серёжа притупляет внимание. Серёжа крадёт телефон доктора Рубинштейна, и у него есть целых три дня, чтобы обеспечить себе побег из этого пекла. В интернете есть всё, в интернете Сергей Разумовский находит профессиональную команду наёмников. Приходиться ждать — это невыносимо.       В день побега Серёжа сидит будто на иголках и руки сжимает до красных отметин. Опаздывают. А вдруг всё провалится? Серёжа в панике оборачивается на Птицу, тот лишь недовольно кривит лицо. Сказать ничего не успевает — дверь выбивают, кажется, с ноги, Серёжа подскакивает.       — Наконец-то!       Замирает.       — Серый…?       Олег изменился до неузнаваемости, Олег ужасно красив в форме, Олег поджимает губы и бросает сумку с вещами. Потом, все потом. Не место, не время. Серёжа понимает, Серёжа снимает с себя тюремную одежду и недовольно бросает в бритый затылок:       — Опоздали! На целых десять минут.       Олег пожимает плечами.       — Были проблемы.       Холодно, по-деловому сухо. Серёжа закусывает губу и натягивает нелепую фиолетовую футболку.       Они бегут по тёмным коридорам, и Серёжа мёртвой хваткой держится за Олегов рукав: вдруг он сейчас исчезнет? Вдруг всё вокруг — просто его галлюцинация от таблеток?       Олег стреляет в очередного охранника, прямо в голову, Серёжа выдыхает сквозь сжатые челюсти — плевать. Главное, что он убегает из этого проклятого места.       В вертолёте тесно, в груди, кажется, тоже, Серёжа на Олега не смотрит, но мысленно чертыхается. Судьба-злодейка их снова свела, вот только зачем? Серёжа злится, Серёжа думал, что Олег — пройденный этап. «Пройденный этап» смотрит на него неотрывно, и Серёжа воспринимает его взгляд как «блять, что с тобой стало?» Если бы только он знал.       — Вы знакомы? — осторожно интересуется один из наёмников. Серёже хочется ему въебать.       Олег кивает.       — В одном детдоме росли.       Серёже хочется въебать Олегу.       Волков одной фразой обесценил всю их былую любовь. Плевать, что того требовала ситуация, плевать, что никто никому ничего не должен. Серёжа на таблетках, ему не нужно гнаться за логикой.       Они больше ничего не говорят, а Серёжа вспоминает. У них с Олегом было тяжелое детство, они были поддержкой друг друга. Олег избивал обидчиков, Серёжа терпеливо разъяснял новую тему по математике. Они были вместе, всегда, что бы ни случилось.       Дружба перетекла в любовь, без тяжёлого принятия себя не обошлось, но потом только поцелуи под дождём, дешёвое вино и одна сигарета на двоих. Они были молоды, им казалось, что их чувства — навсегда, что мир у их ног. Так бывает, это милая наивная юность.       Серёже хочется фыркнуть, он был таким глупцом. Потому что любовь не вечна, а он не самое главное. Без него жить можно, Олег это подтвердил, когда сообщил Серёже спокойно: «Я в армию иду». Серёжа тогда просто кивнул, а внутри весь его мир потихоньку сгорал до тла. У Олега хороший удар, Олег разбил розовые очки Серёжи, и сейчас он хочет ему плюнуть в лицо едкое «спасибо». Они ничего не обсуждали, Сережа помогал собрать сумки, когда наконец решился попытаться сохранить всё, что было для них важно. Или, может быть, только для него.       Олег разозлился, Олег заявил, что Серёжа мешает ему самореализовываться. Серёжа тогда понял — конечная, дальше им не по пути. Всё же, они слишком разные.       Никаких соплей и поцелуев на прощание, только Сережино «Расстаёмся, Волков, я ебал» дрожащим голосом. Не красиво, не драматично (ну может чуть-чуть). Но больно ужасно, хотелось вырвать сердце и ничего не чувствовать. Олег лишь кивнул, взял сумку и молча ушел. Серёжа дождался грохота двери, спустился по стенке и тихо заплакал. Вот и конец их вечной любви. Фундаментальный закон подлости — у всего имеется срок годности.       Серёжа чувствует на своём плече руку, дёргается и приходит в себя — Олег смотрит обеспокоено.       — Мы прилетели.       Они ещё долго едут куда-то на машине, потом петляют тёмными переулками и наконец останавливаются в квартире.       Серёжа садится на неудобный стул и чувствует, как усталость наваливается на него одной уничтожительной волной. Что за безумный день.       — Твоя? — негромко спрашивает Серёжа, когда Олег возвращается переодетый в домашнюю одежду. Волков кивает.       — Пересидим здесь, о ней никто не знает. Завтра полетим в твою Италию. Голоден?       Серёжа прислушивается к себе: ни куска в горло не полезет. Мотает головой и молится, чтобы Олег больше ничего не спрашивал. Но Бог не слышит его (как и всегда). Олег делает шаг к нему.       — Серый…       Серёжа резко вскидывает руку и выпаливает почти истерично:       — Не подходи! Не трогай меня!       Олег послушно отступает.       — Серый, что произошло?       Серёжа хочет взвыть. У Олега тон такой, будто ему не все равно, будто они все ещё вместе, а не растались много лет назад. Серёжа, вообще-то, уже научился жить в одиночку, Серёже уже давно никто не нужен.       Не нужен ведь?       — Олег, произошла жизнь. — Серёжа устало сжимает переносицу.       Олег ничего не говорит, Олег отправляет его в душ. Серёжа стоит под горячими струями как можно дольше: приятно, да и подумать можно. Почему он вообще здесь? Если бы на месте Разумовского был кто-то другой, Олег бы тоже потащил его к себе домой? Думать об этом не хочется. Вообще, об Олеге не хочется даже вспоминать, а тут он, до ужаса реальный, шумит на кухне.       Серёжа прижимает лоб к стене. Нужно просто делать вид, что их ничего не связывает, что Сергей просто заказчик, а Волков просто наёмник.       Просто.       Серёжа вылезает из душа и очень долго смотрит на футболку Олега, которую тот дал ему как сменную одежду. Олег больше не пахнет дешёвыми сигаретами и не носит кожанку, они изменились, выросли. Всё в прошлом.       Только вот Олег встречает его с лопаткой в руке и вымученной улыбкой — Серёжа готов лезть на стенку.       — Я все же решил, что нам нужно поесть.       — Я не голоден, — сухо, враждебно. Раньше Серёжа так никогда не говорил с Олегом, сейчас не хочет говорить вообще. Волков его тон профессионально игнорирует и ставит на стол запеканку.       — Серёж, пожалуйста.       Серёжа хочет возмутиться: «Нечестно!», Серёжа сдаётся, Серёжа никогда не мог устоять перед Олеговым «пожалуйста». Что-то действительно не меняется.       Они едят молча, пока Волков не вздыхает:       — Не так я представлял нашу первую встречу.       Серёжа откидывается на стуле и приподнимает брови.       — А представлял?       Птица рядом шипит, что он должен молчать, ни слова не говорить Волкову. Серёжа в ответ стреляет в неё взглядом — это всего лишь поддержание разговора. Ничего больше.       Олег зарывается рукой в волосы.       — Я скучал.       — А я нет.       Врёт, конечно. Первый месяц после отъезда Олега был наполнен слезами и истериками, никто не мог ему помочь, потому что кроме Олега у Серёжи никого не было.       — Я не жалею, что пошёл в армию.       Серёжа вскакивает на ноги, вилка громко звякает о тарелку.       — Ну и чудесно! — Серёжа злится, что не выходит скрыть обиду в голосе. Олег её слышит, Олег хватает его за запястье и смотрит своими черными глазищами не мигая.       — Давай попытаемся снова, Серёж?       Птица в бешенстве, Птица кричит, что это бред собачий, что чувства не живут так долго. Птица едко напоминает, что Олег уже бросил его однажды. Что мешает ему сделать это во второй раз?       — Зачем? Разве это всё не в прошлом?       Олег тоже злится.       — Почему ты отталкиваешь меня, хотя я единственный, кто у тебя есть?       Серёжа хочет бросить в него чашку с холодным чаем, а потом нож. Серёжа цедит сквозь зубы:       — Мне и одному хорошо. Я один, но не одинок.       Злость Олега затухает быстро, как и всегда. Он усмехается.       — Врать ты так и не научился, Серый.       «Тебе» мысленно добавляет Серёжа и все-таки швыряет чашку в Олега. Тот уклоняется легко, будто ожидал подобного. Серёжа ненавидит. (Олега или себя?)       Серёжа лежит в тёмной комнате и смотрит в потолок, пока Олег моет посуду. Серёжа не хочет давать Олегу второго шанса, слишком страшно, Серёжа только зализал раны, только убедил себя, что ему нормально. А тут Волков со своей дурацкой заботой, да кому она нужна?!       Серёжа сжимает одеяло. Олег ведёт себя так, будто ничего не случилось, но ведь случилось. Птица довольно скалится и поддакивает, мол, правильно, он тебе не нужен, тебе никто не нужен.       Серёжа сомневается, Серёжа делает вид, что спит, когда Олег безшумно заходит в комнату и садится в кресло.       — Там и будешь спать? — не выдерживает.       — У меня всего одна кровать.       Серёжа приподнимается на локтях.       — Волков, мы с тобой трахались, никто не умрет, если мы ночь поспим в одной кровати.       Удивленное лицо Олега видно даже в темноте, и Серёжа тушуется.       — Как ты будешь меня защищать, если у тебя будет болеть всё тело… — бормочет он и падает обратно на подушку — А вообще, мне плевать!       Олег не может сдержать смешок.       — Какой же ты дурак, Серый.       Олег залезает к нему, Серёжа забирает на себя всё одеяло.       — Это за дурака — фыркает он и отворачивается к стенке. В затылок ему летит тихий смех.       И пусть Птица в углу комнаты бесится, пусть ревнует, называет его идиотом — Серёже плевать.       Серёже впервые за долгое время не снятся кошмары.