О ее снах

Лихорадка сломила ее неожиданно. Гномка слегла сразу после небольшого праздника в деревне. В этот раз ей повезло быть гостьей, а не выступающей, хотя «повезло» это громко сказано, ведь дева лежит в своей кровати уже три дня и ночи безо всяких сил встать или сдвинуться. Большую часть времени она спит. Страшнее только когда приходится бодрствовать, потому что Леа может слышать голоса и чувствовать, как ветер колышет ее шелковые белые занавески у самого окна; ее нос может втягивать запахи трав и лечебного чая; ее губы ощущают привкус макового молока - это чувство ее любимое. Молоко дарит покой и скорый сон, а значит - лишает ее тревоги и застилающего глаза ужаса. Потому что она не видит. Не может шевельнуть ни рукой, ни пальцем, ни даже веками. Нет, ужас лишь метафорически ослепляет ее, на самом деле, глаза ее слепы от непроходимой болезни и отсутствия сил, от которых нет даже и намека на небольшую судорогу. Может, она умирает? У нее нет воли закричать или воспротивиться. Но Леа также любит быть в сознании, потому что чаще всего она не одна. С ней родной голос и теплые мужские руки. Он беспокоится за нее, и это, конечно, радости не добавляет, но дева бесконечно рада присутствию гнома. Порой он держит ее за руки и молчит, а порой рассказывает всякие небылицы или о том, как прошел его день. Однажды он прикоснулся губами к тыльной стороне ее ладони. Будь гномка в сознании, она бы не поскупилась потянуться за настоящим поцелуем, но таких он ей прежде не дарил. Наверное воспитание не дает ему права на такие вольности. Конечно, королевский наследник. Ей не стоило ждать иного. И до сих пор не стоит. После трех дней и трех ночей что-то меняется. Ей не становится лучше. А еще Леа просыпается не в своей комнате и вообще не в своем доме. Запахи здесь царят самые разные, постель тут жесткая, большего знать пока не дано. Прошло еще несколько ночей, прежде чем гномка привыкла к новой обстановке. Было не как дома, но ведь это и не важно в сути. Отличалось одно, самое важное. Фили к ней больше не приходил. - И кто же? - она проснулась от резкого мужского вскрика. - Умерьте свой тон, господин! - недовольно отвечали ему, - вы были предупреждены с самого начала. А коли мы не знаем в чем дело, будет безопаснее вам держаться дальше от этих палат. - Вы уже должны были понять в чем здесь дело! Разве это не ваша работа? - Это немыслимое хамство! - голоса удалялись, становились дальше и приглушеннее. Кажется, лекарь пытался выпроводить молодого гнома сам. Если бы дева могла, она бы улыбнулась. - Вам стоит проявлять больше уважения к тем, кто бдит за здоровьем вашим и вашей семьи, ведь в отличие от многих вы еще здоровы! - двери с грохотом закрылись, и Леа услышала громкие шаги ее врачевателя. Подойдя к девичьему ложу, мужчина громко прокашлялся. - Много вас таких, точно чума нас накрыла. Один лишь едва очнулся вчера, - гном шумно втянул воздух, - его тоже била лихорадка неделю, а потом оправился. А его жена - нет, так и померла. Но он говорит, что слышал все; что временами спал, а временами, словно в гроб заколоченный, лежал без света и движения, - лекарь крепко сжал ее руку, - но тебя тут очень ждет кое-кто, поэтому лучше тебе собрать силы в кулак, девочка. И с этим он ее оставил. Такую же безжизненную, но внутри - согретую и уже не такую напуганную. Еще через какое-то время, а точнее гномка сказать не могла, ведь раньше ее о наступившем дне оповещал Фили, а теперь его не пускали в лазарет, она проснулась бодрее обычного. Ветер здесь - на удивление - не отличался от того, что дул в ее комнате. Было свежо, и пахло цветами. Это уже подозрительно - раньше цветами не пахло. Ее кровать вдруг стала тяжелее под чужим весом. Гном взял ее ладонь в свою, целуя костяшки. О, если бы дева могла еще больше млеть от его прикосновений... Фили продолжал молчать. Как он здесь оказался-то вообще? Наверное, ему потом достанется от главного лекаря... - Мне сказали, что ты можешь быть не во сне. Что возможно слышишь меня. Даже если мои слова для тебя - сонный мираж, я очень хочу, чтобы ты знала, Леа, как я ценю тебя. Мне хочется заботиться о тебе, как я забочусь о брате или матери. Только вот с ними все в порядке, обошлось...Если бы только я сразу понял, что ты не в порядке, я бы помог, клянусь! Четыре дня от тебя не было вестей, стоило догадаться, что что-то случилось. Ей было больно слушать, как он корит себя, когда по правде, даже узнай она раньше о том, что больна, не сказала бы ему, чтобы не беспокоить. Или прогнала бы, чтобы он сам не слег больным. У Леа не было семьи, и жила она в доме повитухи, но оттого и знала кое-что о болезнях. Фили не стоило быть с ней ни сейчас, ни тогда. Как бы ей сказать ему? Внезапно она почувствовала, как его лицо нависло над ней, а одна из мужских прядей защекотала шею. Собрав всю волю в кулак - в буквальном смысле - дева попыталась пошевелить конечностью. Одновременно с тем, как губы гнома впервые встретились с ее, девичьи пальцы вздрогнули в его ладони, и гном отпрянул. Тут же он позвал врачей. А еще тремя днями позже дева открыла с трудом глаза. Тот врач, что просил ее постараться, дабы выкарабкаться, оказался пухлым гномом с добродушным лицом. Он стоял возле ее кровати, и взгляд мужчины отливал весельем, пока руки были сложены на большом животе. Фили в это время почти танцевал вокруг нее, нарезая круги у кровати. В отражении ложки, которой ее кормила сиделка, Леа увидела бледную, худую версию себя. Узнала она не только свое лицо, но и лазарет, в котором ей не повезло (или не повезло, тут уж как посмотреть) оказаться. Это был зал целителей при царском замке, где кроме нее лежало еще много больных, и шныряло много врачей. Лежали в основном господа и жившие при замке. Нет, ей точно скорее повезло оказаться здесь. Наверняка заслуга Фили. Днями позднее, когда лето уже заканчивалось, и стояла удушающая жара, они лежали на траве, и дева усиленно вдыхала запах свежих трав, радуясь возможности двигать руками, срывая цветы, и щуриться, смотря на солнце. Рядом шумел водопад, а на поляне кроме них не было ни души. Миф о духах погибших в шахтах гномов, которые до сих пор кружили рядом, гремя цепями и молотами, работал на отлично для их одинокого пикника на траве. Кто бы мог подумать, что гномы слишком трусливы, чтобы шагнуть на столь чудную поляну. - Знаешь, о чем я думаю? - Мм-м? - Мои поцелуи, очевидно, обладают живительной силой. - Звучит как план. - Какой еще план? - О, Фили, я полагала это прелюдия к тому, чтобы перецеловать всех гномов Синих гор, - она чуть повернула свою голову к нему с выражением невинного сожаления. - Ну, разве что гномок, но желательно симпатичных... - в его лицо влетел букет из сухоцветов, рассыпаясь по дороге и забиваясь в ноздри гнома. - Боюсь, у тебя не найдется времени на всех. - Верно. Тогда стоит выбрать всего одну, которую я облагодетельствую... - Как чудно в таком случае, что я уже выздоровела! - Ну уж нет, восстановительный режим еще не значит выздоровление, - проговорил гном, прежде чем перевернуть деву на спину, наваливаясь сверху и приближая ее лицо к своему под веселый женский смех.