Ich wollte sie begraben

— Эй. Мальчик стоял на дороге, которая застыла посреди пустыря тумана. На нем нелепая одежда не по размеру. Он весь будто бы не должен быть здесь. Неподходящий. Другой мальчик стоял рядом с ним и тыкал палкой в мертвую птицу. — Что ты делаешь? — Изучаю. Первый мальчик присел на землю. — Но ведь она уже мертва. — От этого она не потеряла своей ценности. — Меня Коля зовут. Тот, что представился Колей, любовно поднял птичку с земли, поднося к груди и обнимая. — Я Федя. Поглаживая труп, он будто бы надеялся, что от его легких, практически абсолютно нежных прикосновений, упавшая душа оживет. Ответом была пепельная тишина. — Зачем она тебе? Она такая потерянная и несчастная, ты не должен изводить ее еще больше. Нам надо похоронить ее. — Разве ты не видишь, что она гниет? И правда, он чувствовал, как мягкое тельце источает отвратительный запах, но Коля лишь сильнее прижал к себе трупик. — И что! Я оставлю ее себе. Продолжая поглаживать оперение, он как бы укачивал ее на своих руках. Тихо напевая себе под нос колыбельную, он любовался ее пыльными глазами и изуродованным телом. Тот, что представился Федей, резко дернул его за локоть наверх, заставляя привстать. От неожиданности мальчик выронил птицу. — Птичка! Она упала, разбиваясь на мелкие части. Ее голова валялась отдельно от тела, оторвавшись и разбившись оземь, ее глаза вывалились, открывая вид на мутную пелену ее усопшего разума, ее крылья вывернуты наизнанку, неестественно согнулись, крича:"Мне больно!". Позвонки изогнулись в петлю, скрутились в узел, косточки россыпью повалились вокруг. — Брось ее. — Нет! Ребенок схватился за остатки некогда цельного существа, вцепился в разворошенный клубок перьев, кишок и костей, притянул к своему лицу единую массу потрохов. — Я не отдам ее! Мы должны позаботиться о ней, мы должны похоронить ее. Тогда это будет ее спасением. Если мы бросим ее здесь, она никогда не найдет приют в земле, будет вечно тосковать, страдая и изрыдая душу изнутри. Мы должны помочь ей. — Коля, пожалуйста, брось мертвечину. Ты живой человек, тебе ни к чему цепляться за труп. — Но она тоже когда-то была живой, прямо как мы с тобой. Ее сердце пело и рвалось, но сейчас оно застыло. Федя буквально вырывает у него из рук птицу. Она похожа на скомканную бумажку. Вся в изломах и вмятинах, как сломанная игрушка. Мальчик кидает ее куда-то далеко, отталкивая мертвое от его сокровища. — Я хотел ее похоронить. Коля плакал. По его белесым щекам скатывались росинки слез, оставляя за собой полосы искренности. Сейчас он выглядел таким открытым и беззащитным, что Феде стало даже чуточку стыдно. Стоило быть мягче, не у всех душа похожа на камень. — Что это была за птичка? — Это был голубь. — Голубь? Федя задумался. Нужно сказать, в чем была ценность этого существа. — Ну, знаешь, символ мира, любви. Его часто используют для оказания доверия. — А смерть? — Наверное, если голубь был мертв, то он означает противоположное. Не любовь, а ненависть, не мир, а раздор. Поэтому тебе не нужна мертвая птица. Если ты оставишь ее себе, она въестся в твою душу, будет тянуть себя за собой. А ты не должен погрязнуть в тени из-за гнилого трупа. — Почему? У Коли глаза два озера. Чистые, блестящие, но глубокие. Утонуть можно. А где-то внутри они пустые-пустые. Но красивые. И когда он смотрел такими глазами, просто невозможно было удержаться. — Ты такой замечательный. Ты даже не знаешь, насколько ты замечательный. Но хрупкий, словно стекло. Или керамика. Я хочу поставить тебя в сервант. — Я не хочу быть заперт, я хочу жить в мире. Я хочу быть свободен. — Если ты не будешь аккуратен, этот мир разобьёт тебя. И ты умрёшь. — Как голубь? — Это будет хуже. И больнее. Коля нахмурился. Кажется, он не понимал. — Ты разобьешься вдребезги. Тогда никто не сможет собрать тебя. И это будет больнее, чем быть рассеченным пополам. Это будет истощающим. Мальчик с умным видом кивнул. Истощение. Нужно запомнить это слово и никогда не допустить его в реальности. По крайней мере, слезы больше не заливали его щеки. Он не был счастлив, но и потерян не был. И он был не один. Пусть мертвые птицы и опаляют его лёгкие изнутри, он стремится вывернуть их наружу, чтобы внутри не осталось ничего кроме пепла и ростков надежды. — Хорошо. Тогда я не буду больше трогать смерть, но взамен ты должен пообещать мне кое-что. Никто и никогда не просил Федю ничего обещать. — Ты тоже не будешь прикасаться к смерти. — Я обещаю. Он обещает, потому что Коля замечательный. Потому что у Коли глаза как блюдца. Потому что никто и никогда не просил его ничего обещать, а ему хочется почувствовать доверие к миру. Глаза мальчика напротив горят жизнью. Возможно, смерти голубей несут в себе не столько раздор, сколько раскаяние.