Предел возможного

      Они встретились во время подписания договора о долгосрочном сотрудничестве двух фирм — дочерней конторки более крупной компании, совладельцем которой являлся Грегори, и той, в которой работал тогда ещё стажер Тимоти Брэнгвер.       Стажер. Молодой юноша с наскоро прилизанной копной темных волос и стремительным прозорливым взглядом зеленовато-карих глаз. Его улыбка была деловой и слегка кривоватой — казалось, его очень забавляло все, что происходило вокруг него. Немудрено — договоренность между двумя компаниями была до смехотворного зыбкой, не предвещающей не то что плодотворного сотрудничества, а даже хоть сколько-нибудь честного ведения дел. При первом же удобном случае обе стороны могли впиться друг другу в глотки.       И молодой, казалось бы, не слишком опытный ум быстро это раскусил.       — Кажется, пришло время доставать юридический меч из ножен, — тихонько хмыкнул Тимми во время фуршета по случаю окончания переговоров. — Чувствую, он ой как понадобится в ближайшем будущем.       Грегори с улыбкой, на эмоциях, предложил обсудить этот момент в более неформальной обстановке и был искренне удивлен, когда юноша согласился. Тот вечер был первым, но далеко не последним в череде знаменательных встреч.       Тимоти было двадцать лет, и он был на редкость смышленым малым. Весьма одаренным, можно даже сказать. У него от природы был очень тонкий и нестандартно развитый ум, который, впрочем, серьезно омрачали приличная доля разгильдяйства и заметный груз лени, свойственный молодым людям. Не то чтобы Тимоти не старался и не трудился — Грегори просто был убежден, что он может стараться и трудиться много лучше.       Он так и сказал ему об этом во время прогулки по темной аллее теплым августовским вечером. Только прошел дождь, и запах влажного асфальта, смешанный со свежестью только что подстриженной травы и озерной тины в небольшом пруду рядом, наполнял легкие и кружил голову.       Не менее чем взгляд карих глаз, потемневший в надвигающихся сумерках.       — Раньше так и было, сэр, — тихо произнес Тимоти, глядя ему прямо в душу. — Но после определенных обстоятельств все изменилось.       — Что за обстоятельства? — спросил Грегори.       — Я полюбил, — выпалил Тимми.       Его теплые сухие губы поймали сорванный вздох Грегори ещё даже до того, как он вырвался изо рта. Густые слегка колкие вихры во влажном воздухе растрепались, их кончики щекотали Грегу лоб и щеки. По-юношески мягкая ещё щетина терлась о подбородок. Теплые пальцы держали на месте, не давая отстраниться.       Глубокий, полный желания взгляд пронизывал насквозь, не давая сбежать.       Молодой парень, которому только исполнилось двадцать лет. От него пахло острым одеколоном, искусственной кожей и душным мускусом, и это свело Грегори с ума. Он почти никогда не лгал себе — и в этот раз тоже не стал.       — Может, ко мне? — спросил он паренька.       И едва сдержал облегченный вздох, когда Тимми улыбнулся.       Грегори понимал, что поступает очень неправильно. Аморально, говоря высокопарно. По-свински, говоря простецки. Ему сорок лет, он весьма приятен на лицо, но ничем особым не выделяется. Простой ухоженный весьма обеспеченный мужчина, подбирающийся к отметке «средних лет», возможно, немного обаятельный и в некоторой степени привлекательный. Но не настолько, чтобы завлечь совсем молодого мальчика, а уж тем более — чтобы оставлять его у себя.       Грегори верил, что это ненадолго. Пять лет максимум — вот, что такое их отношения. Пять чудесных лет, полных совместных завтраков, поездок в машине и прогулок под звездами. Тимми после их первой ночи как с цепи сорвался. Нет, он не зажимал его по всем возможным углам и не опрокидывал на рабочий стол при каждом удобном случае. Однако и того, что он творил в спальне, тоже хватало за глаза. Мальчик был неопытным, до Грегори у него никого не было — что нисколько не мешало ему быть просто потрясающим любовником. Никакой излишней стеснительности, внезапной робости или ступорной застенчивости — только невероятная любознательность и безграничное желание доставить как можно больше удовольствия партнеру.       Грег сходил с ума. Первое время мальчишка охотно поддавался на все его манипуляции, однако сразу, как окреп и поднабрался опыта, моментально перехватил инициативу в свои руки. Причем так, что у Грегори не было ни сил, ни желания сопротивляться. Тимми невероятно талантлив в схватывании на лету — и в сексе он показывал это как нигде полно.       Впрочем, подобное касалось и многих других сфер. Тимми, великолепно подстраиваясь под его образ жизни, в некоторых аспектах неизменно вставлял свои пять центов. Тихим ходом, мягко, но неумолимо, он перекинул привычное место дисклокации Грегори во время отпуска с комфортабельных отелей, роскошных пляжей и теплых городов Италии и Франции в горы Шотландии, верхи Тибета и Карпат, а также ледяные каменистые берега Исландии и Финляндии. Сеансы в крупнейших театрах мира и выступления лучших оперных певцов под аккомпанемент оркестра в несколько длинных рядов перемешались с концертами именитых звезд рока и металла, а также походами в кино и крохотные театральные подмостки с «особенной», подчас трудно понимаемой программой.       Тимоти прекрасно играл на гитаре, хорошо говорил на трех языках и обожал гик и андеграунд движения, не чураясь при этом ни классики, ни современной попсы. «Жизнь прекрасна», — твердил он даже в самый тяжелый день, и Грегори невольно заражался его уверенностью и жизнелюбием. Вскорости пришло осознание того, что заражение зашло куда дальше, чем следовало бы, — вирус поразил жизненно важные органы и приобрел степень хронического заболевания.       Грегори заболел своим молодым и полным сил Тимоти, окончательно и бесповоротно.       Последним гвоздем в крышку гроба его надежд на излечение стала очередная поездка в неведомые дали. Тяжелая рабочая рутина, с которой, так или иначе, приходилось иметь дело даже в отпуске, на этот раз была послана куда подальше. У них был целый месяц абсолютной свободы, и они собирались использовать его по полной программе. Это был их пятый год, юбилей, и у каждого из них были свои планы на его окончание.       Грегори сразу решил, что предложит расставание. Это был самый лучший момент. Он ещё, как говорится, «в самом соку», а Тимоти наконец-то вошел в относительно зрелый возраст. Юношеские годы неумолимо уходили в прошлое, ему пора было самому ступать на дорогу взрослой жизни. Разумеется, Грег не собирался вот так просто отпускать мальчишку неизвестно куда без должной поддержки — его крепкое плечо всегда будет в распоряжении Тимми. Если мальчику что-то понадобится, ему стоит только попросить — Грегори никогда не откажет.       Так он задумал изначально. Однако Тимми, как всегда, все решил по-своему.       Уже садясь в самолет, Грег как-то без затей посетовал, что они опять летят «к черту на кулички». Заснеженные леса Канады, чтоб его. Месяц в мороз под семьдесят ютиться в небольшом домишке на краю живописного, но далекого от цивилизации озерца, да к тому же ещё и промерзшего по зиме почти до самого дна. На кой черт они туда лезут? Могли бы просто заказать рейс на Гавайи или Ямайку…       «Вот стукнет под семьдесят, когда ни сил, ни желания совсем не останется, тогда и полетим на твои Гавайи», — рассмеялся Тимми, ущипнув его за подбородок.       Он говорил что-то ещё, но Грег не слушал. Он впал в ступор. Вот стукнет под семьдесят… Все сомнения о смысле этой фразы пропали, когда уже по прибытии, в один из вечеров, за кружкой ароматного какао с шоколадными трюфелями Тимми спел ему песню о двух оленях, что долгое время шли по следу друг друга, а воссоединившись, уже никогда не расставались. У Грегори в горле свернулся ком, когда после этого Тимоти трепетно прижался к нему, прошептав тихо: «Я так боялся, что ты оттолкнешь меня в том парке. Вся моя жизнь полетела бы под откос. Спасибо за то, что принял. Спасибо».       Последовавший за этим сумбурный лепет, в который превратилась его заготовленная заранее речь, выглядел невероятно жалко и даже, наверное, смешно. Тимми выслушал Грегори, впрочем, спокойно.       А по окончании, выдержав паузу, бросился на него, как молодой барс на старого оленя, и рывком прижал к дивану.       Дальнейшее помнилось урывками. Сладостными, полными острого томительного жара урывками. Тимми давно научился от него всему, чему только Грег мог его научить, и, очевидно, прошел дополнительные курсы повышения квалификации в каких-то других местах — книгах или Интернете. Грегори только и мог, что млеть под его губами и шипеть от прикосновения его пальцев. Ощущения рвали на части.       Губы на шее. Язык по груди. Пальцы вокруг. Пальцы внутри. Трение щетины, давно ставшей жестче. Густые лохмы, пахнущие перегноем лесов и мускусом молодого тела. Сильные руки на бедрах, коленях. Язык по спине, пояснице, копчику, дальше… Потемневшие глаза. Сорванное дыхание. Зажмуренные веки. Сведенные брови. Трение дивана. Жар горла, жар рта, жар нутра. Твердая плоть внутри, горячая плоть вокруг… Его мальчишка отлюбил его во всех позах и во всех позициях. Грег отключился, чувствуя, как он обтирает его теплой влажной тряпочкой.       Наутро состоялся серьезный разговор. Очень серьезный. Грегори даже не думал, что его вечно улыбчивый и легкий мальчишка способен выстраивать такие тяжеловесные многоуровневые речевые конструкции.       «Я долго думал, Грег, — сказал Тимоти в итоге, вернув себе прежний отрывистый разговорный тон. — Долго присматривался, поверь мне. Я знаю, на что иду. Я готов. Я не собираюсь от тебя отказываться».       Грегори понимал, что пожалеет. Что слова мальчишки, хоть и невозможно твердые и убежденные, на деле превратятся в пшик. Но ничего не смог с собой поделать. Он сделал свой выбор — и получил в награду невыносимый взгляд и поцелуй, глубокий и волнующий, как море.       С этого дня все изменилось. Роман «на пару лет» превратился в долгосрочные отношения, и Тимми окончательно перебрался к нему. Впрочем, об изменении статуса они не сообщили никому, кроме самых близких родственников — и все они были родственниками Тимми. Оба родителя приняли это максимально доброжелательно, сестра — слегка опешила, но весьма быстро взяла себя в руки и поддержала брата. Старший брат обложил младшего тройным слоем и только после совместно проведенной рыбалки в условиях на грани выживания согласился назвать Грегори родственником.       Грег по этому поводу не сильно расстраивался. Куда больше его расстраивало — даже скорее всерьез беспокоило — то, как эгоистично он относится к своему мальчишке и его будущему. Не раз и не два в разгар рабочего дня, во время кофе-брейк или фуршетов он видел, как смотрят на его мальчишку девушки разных социальных слоев и статусов. Это не были типичные расфуфыренные куклы с броским макияжем и глубокими вырезами декольте. Нет, такие тоже попадались, но превалирующее большинство были простыми хорошими девчонками, способными сделать молодого парня по-настоящему счастливым. Отдельные из них смотрели на Тимоти совсем уж затравленными глазами ланей, с жадностью ловя каждое его движение и слово.       Умные, очаровательные, обаятельные, красивые, а что самое главное — молодые. Без складок на подбородке, морщинок в уголках глаз и рта, седины на висках и небольшого пуза, медленно, но уверенно вырастающего из-под ремня брюк.       Грегори чувствовал себя бессовестным вором, но не мог поделиться этим ни с кем, даже с Тимми. Особенно с Тимми — ведь тот рядом с ним выглядел до неприличия счастливым. Будние дни, расписанные у обоих едва ли не по секундам, они как могли скрашивали совместными встречами «на пять минуток», а уж в выходные позволяли себе раскрепоститься настолько, насколько это только возможно. Со временем Грегори начал замечать, что Тимоти относится к нему на удивление заботливо и осторожно — порой даже слишком. Как позже он выяснил, вызвано это было уважением к его возрасту — и собственными предпочтениями.       «Люблю делать хорошо, — слегка покраснев, признался Тимми. — Говоря просто: тот факт, что я довел тебя до оргазма, доставляет мне больший экстаз, чем мой собственный оргазм. Да и вообще — что значит, «слишком»?!..»       Этот вопрос относился уже к «излишней» заботе. Честно говоря, последнее, что Грегори ожидал услышать от своего лихого мальчишки — лекцию о том, почему подготовка и повышенное внимание к партнеру в рамках практики анального секса крайне нужны и важны. Горло высохло до состояния наждачки, а в животе все горело огнем, пока Грег впитывал объяснения Тимоти о том, почему он готовит его по полчаса, а уже после соития носится с ним, как курица с треснувшим яйцом. В конце у него даже выдался шанс опробовать все их на реальном примере — причем уже в ведущей позиции. Тимми никогда не ставил рамки и не ограничивал поле их пересечения ни в чем — и это было обоюдно и очень здорово.       Словом, и в обыденной, и в личной, и в интимной сфере Тимоти полностью все устраивало, и он явно не видел никаких причин, почему эти отношения в будущем могут стать хоть сколько-нибудь некомфортными. В первую очередь для него самого. Грегори это мучило. Его терзала мысль, что он, примерный совладелец фирмы и ответственный руководитель, столь серьезным и безрассудным образом влияет на судьбу своего — все ещё! — подчиненного и близкого человека.       А потом случился десятый год их совместной жизни. И на десятый этот год его друг и соучредитель мистер Джеймс Миселлус официально объявил о своих отношениях с неким мистером Дэвидом Стокком, юристом и по совместительству сыном одного из соучредителей другой фирмы, только-только начавшей сотрудничество с их быстро развивающейся компанией. Шок, поразивший многих при этом известии, смешался у Грегори с резким чувством неприятия — и ужасом.       Диким ужасом от понимания того, что разница между его старшим другом Миселлусом и младшим коллегой Тимми Дэвидом ни много ни мало тридцать лет.       — Изломы судьбы не предугадать, — с улыбкой заявил Тимми, подавая ему шампанское с лимоном. — Зато они счастливы. Разве это не здорово?       Грегори поджал губы. Их пригласили в дом однополой четы по случаю пятилетия брака. Джеймс и Дэвид встретили гостей весьма радушно и сейчас сидели на широком диване в гостиной, принимая поздравления. Их руки были переплетены, а взгляды украдкой пересекались время от времени, что смотрелось очень мило.       Для кого угодно, но не для Грега. Он не мог отделаться от оторопи при взгляде на почти полностью седого Джима с глубокими морщинами на лбу и темными венами на ладонях и его молодого мужа, высокого, широкоплечего и пышущего молодецкой силой. Дэвид был очень красив, но красотой эталонной, «модельной»: «правильные» черты лица, «правильное» телосложение, «правильный» костюм мальчика из «хорошей» семьи. Тимоти на его фоне выглядел, возможно, не таким привлекательным, но очень свежим, «природным», неискусственным.       Он в принципе был таким, его лукавая живая полуулыбка и нетривиальный многогранный характер делали его притягательным и желанным. Грегори очень хотелось его поцеловать, но он не мог. Особенно теперь, когда перед глазами был яркий пример любви с ощутимой разницей в возрасте. «Неужели мы выглядим так же?» — подумал Грег, наблюдая за тем, как старина Джим ласково целует холеный молодой висок, и содрогнулся.       При всем уважении к старому другу, ему хотелось уйти отсюда. Как можно скорее.       — Одну минутку, — хлебнув пунша, сказал на это Тимми. — Я хочу сделать объявление.       В первый миг Грегори впал в ступор, а в последующие — в шок. Тимми, грациозно лавируя между гостями, добрался до центра комнаты и, в который уже раз поприветствовав и поздравив супругов, выдал следующее:       — …Смею также отметить вашу поразительную смелость. В наше время мало кто способен честно признаться, что он любим и любит, если эта любовь считается в обществе «неправильной». Вы вдохновили меня, вдохнули в меня сил. Помогли мне решиться объявить, что… Дорогие дамы, все какие здесь есть, более прошу вас не рвать себе сердце и душу, пытаясь захватить мои в плен, — они давно уже захвачены. Мы вместе уже много лет. Моя любовь… весьма скромная личность и не жалует, когда я рассказываю о ней даже самую малость. Для меня она прекрасна во всех отношениях, я искренне люблю ее и, надеюсь, столь же искренне любим в ответ. Это серьезно и, скорее всего, надолго. Возможно, на всю жизнь. Нас также связывает одна «неправильная» особенность — мой свет много старше меня. Но я никогда не скрывал, что меня привлекали опыт и очарование прожитых лет — да простят меня все здесь присутствующие леди. Все ее недостатки давно мной приняты, а достоинства — оценены. Не сердитесь слишком сильно и не думайте превратно. Я счастлив, мы с ней счастливы. Я надеюсь, вы порадуетесь за нас так же, как радуетесь сейчас за нашу дорогую супружескую чету. Спасибо.       Последовавшую за этой речью тишину, а после и бурные бормотания Грегори уже едва осознавал. Наскоро попрощавшись с изумленными супругами, он отправился домой. Там выпил крепкий чай и собрался лечь спать.       Однако тут приехал Тимми, выдав прямо на пороге: «Пришлось ещё немного побыть, чтобы не вызывать подозрений. Было бы странно, если бы мы уехали вдвоем».       И это было последней каплей. Грегори взорвался сильнее любой шашки динамита.       — Я сказал тебе уже, что все решил, — хмуро обронил Тимми после, сложив руки на груди и глядя исподлобья. — Я с тобой и до конца.       — То есть ты готов к вот такому, да? — тяжело дыша от злости, весь красный от стыда, прорычал Грегори. — Готов жить с вот таким сморщенным старичьем, как Джим? Не бойся, всего-то пять лет осталось.       — Ох, Грег, — тяжело вздохнул Тимоти, покачав головой, — ну как ты можешь сравнивать? Они вместе пять лет, мы с тобой — пятнадцать. Я видел тебя сильным и крепким. И без морщин.       — Выбери ты себе кого помоложе, видел бы в два раза дольше, — горько посетовал Грегори. — Мне пятьдесят пять. У меня виски белеют.       — Я люблю твои виски, — с всегдашней легкой улыбкой заявил Тимми.       — У меня морщины стали глубже, — в запале произнес Грег, указывая себе на лоб. — Вот, вот и вот ещё… Ты видел, что у меня около глаз?..       — Они чудесны, — шире улыбнулся мальчишка и быстро поцеловал его прямо в одну из длинных «стрелочек».       — Я начал мерзнуть, и у меня кости ломит, — попытался Грегори в последний раз. — И куча болячек повылезало. И хрен стоять скоро будет плохо, а ещё может быть простатит или даже геморрой.       — Купим шерстяные вещи — вязаный жилет тебе улетно идет. Чтобы не ломило кости, будем есть продукты с кальцием. И витаминки пить. А насчет остального…       Тимми взял его за руку и, прижавшись всем телом, поцеловал. Его карие глаза лукаво сверкали.       — Пока что хрен стоит отлично, так что нечего наговаривать. Простатит не помеха — я буду тебя лечить. А геморроя не допустим, — упрямо мотнул мальчишка головой. — Ни в коем случае. Будем гулять, будем двигаться, будем осторожны… Я вообще давно подумываю составить режим.       — Режим? — поднял брови Грег.       — Ну, кто в этот раз, кто в другой, — пожал плечами мальчик. — В какой день это будет, как это пройдет. Не до мельчайших прям деталей, но хоть примерно…       Это был самый странный и неловкий разговор за всю их совместную жизнь. Грегори то краснел, то бледнел, но с главным все-таки смирился. Тимми не уйдет от него, даже если он будет прогонять его пинками. Да и вообще, он во многом был прав. Они вместе, боже милостивый, пятнадцать лет! У самого Тимоти появились первые намеки на морщины. Его мальчик взрослеет, а он — не так уж ещё слаб и стар, чтобы посыпать голову пеплом.       Режим они составили на следующее утро. Уже после крышесносной ночи, во время которой Тимми ярко продемонстрировал, как именно он собирается его «лечить» и насколько при этом будет осторожен.       Грегори опасался, что Тимми стеснит их вынужденное молчание. Ему не хотелось привлекать лишнего внимания, и статус не позволял. Он не Джеймс — его такие вещи смущают. Тимми, однако, не смущало ничто — и их тайна в том числе. Ему даже нравилось, словно они владели какой-то особо ценной информацией, недоступной для посторонних. Это давало подчас чрезмерный, но волнующий интим. Они были настолько же отчуждены на людях, насколько максимально открыты наедине. На людях всегда все было просто: Грегори — спокойный начальник, Тимоти — услужливый работник.       И Грега раздражало совершенно противоположное поведение Джеймса, лезущего к своему муженьку по поводу и без. Он понимал, что у старого друга начался период «второй молодости» и все дела, но все же. Это было лишним. Эти поцелуи, объятия, нежности были лишними. «Тебе не двадцать, Джим», — не выдержал он однажды, а в ответ получил только обвинение в завистливости. Нельзя наступать на горло собственной песне, заявил Джеймс. А на него, старого сухаря, мол, уже никто и внимания не обращает, вот он и раздражается. Совсем закопался в своей работе.       После этого случая его взаимоотношения с Миселлусом стали более прохладными. Не то чтобы Грегори обиделся, просто Джеймс стал ему чужд. Старина Джим и до этого был склонен идти на поводу у своих чувств и желаний. Он отдавался им порой без остатка, и из-за этого могли возникнуть проблемы. Нет, он был хорошим предпринимателем и мудрым руководителем, но никто не без греха. «Мистер Миселлус похорошел в последнее время, — заметил как-то Тимми. — Старость, конечно, не скроешь, но выглядит он неплохо». Великолепное замечание, очень тонкое — прямо в стиле его прозорливого мальчишки. Старость не скроешь. Как не скроешь и молодость — Дэвид хорошел и мужал день ото дня. А вот Джим…       Их снова пригласили в гости на годовщину, но теперь уже иного характера — старине Джеймсу исполнялось шестьдесят пять. Выглядел он на весь свой возраст, но то ли из-за молодого любовника, то ли из-за генетического благодушия не казался отталкивающим на вид. Это была приятная старость — но все-таки старость. Грегори был готов целовать ноги Тимми за то, что тот делал все от себя зависящее, чтобы Грег и в шестьдесят выглядел отлично.       — А что такое? — шепотом спросил Тимоти, хихикая, как мальчишка. — Тебе же не хотелось в Канаду? Мол, там холодрыга вечная…       — Теперь хочется, — шикнул Грег, незаметно ущипнув его за бок.       Хочется чувствовать себя крепким и стойким. Долгие годы в экстремальных условиях и часы зарядки и закалки сделали свое дело. Его волосы побелели, но все ещё оставались густыми и прочными. Его кожа одрябла, и под ней собралась прослойка жира, однако под всем этим скрывались твердые мышцы и напряженные жилы. Правильный образ жизни и регулярные походы к врачам спасли его от большей части возрастных болячек, а внимательность и терпеливость Тимоти — от разочарования в интимной жизни. Грегори, возможно, и был стариком — но стариком здоровым и бодрым.       Во время юбилея он хорошо это продемонстрировал. Годовщину отмечали с размахом: целых три дня развлечений и банкетов. Первый они почти полностью провели в ресторане близ лесополосы, во второй отправились в небольшой постоялый дом в глубине леса — порыбачить и поохотиться, на третий должны были вернуться в коттедж Джеймса и отдыхать уже там.       Охота не нравилась ни Грегори, ни Тимоти, а потому они решили соревноваться в скачках. Грег проиграл только потому, что подвернул себе ногу пару недель назад и не мог держаться в седле так же уверенно, как Тимми — иначе они финишировали бы вровень.       — Вот, что значит молодость, — громко заявил Грегори после, бодро спешиваясь.       — Тоже мне старик, — фыркнул на это Джеймс. — Скачешь совсем как молодой.       В этот миг Грегори поймал на себе взгляд молодого Дэвида. И несколько смутился. Тот смотрел пристально, почти прожигал его насквозь. Грег поспешил присоединиться к Тимоти.       — Они такие милые друг с другом, — прощебетала какая-то девица, когда все они уже возвращались в дом Джима.       Грегори не мог спорить — Дэвид и Джеймс смотрелись хорошо. Джим не мог налюбоваться на своего молодого человека, а тот, как истинный рыцарь, помогал своему пожилому любовнику во всем. Что-то подсказывало, что это распределение было перманентным в их отношениях — в конторе шептались, что мистер Стокк всегда занимает доминирующую позицию как в обычной жизни, так и в интимной. Грег невольно фыркал себе под нос, но молчал — многим людям нравится выстраивать рамки и создавать условности из ничего. Кто он такой, чтобы им запрещать?       Уже в доме Джеймса веселье приобрело типично светский характер. Было произнесено с полсотни тостов, произведено несколько перемен блюд, а после все пошли танцевать. Тимоти пропал куда-то, и Грегори доставались сплошь юные красавицы с милыми улыбками и острыми язычками. Их дебаты вызывали взрывы хохота у собравшихся неподалеку коллег и друзей. Он захмелел от шампанского и стремительной мелодии, от которой ноги сами шли в пляс.       А потому пропустил момент, когда карие глаза потемнели до черноты.       — Грег, — выпалил Тимми подрагивающим голосом, внезапно возникнув у него за плечом, — пойдем скорее. Там…       — Что? — нахмурился Грегори, от укола волнения слегка протрезвев.       — Скорее. Пойдем, — все так же настойчиво и слегка напугано произнес Тимми.       Он отвел его в подсобное помещение, твердо держа за руку. Грегори понял, что его надурили, только когда ловушка уже захлопнулась. Тимми закрыл дверь и выбросил ключ в дальний угол. Растянул губы в лукавой улыбке.       — Тимми, нет, — выдохнул Грег.       И мальчишка кинулся на него. Маленький гаденыш уже все подготовил, пока Грегори танцевал, распивал алкоголь и щебетал с прекрасными леди: твердые ящики были сдвинуты к стене и накрыты толстым мягким покрывалом.       — Ты был такой красивый, — заполошно шептал Тимми, лаская его рукой. — Такой красивый, такой, ох…       Грегори едва слышно простонал на это. Ни о каком сексе с проникновением и речи не могло быть — чужой дом, неудобное место и никаких дополнительных средств. И возраст уже не тот. Тимми сначала довел его до «боевой готовности» ртом, а потом просто прижал к ящику и заласкал до звезд перед глазами. Впрочем, Грегори в долгу не остался. Тихий финальный стон в самое ухо пустил табун приятных мурашек по телу.       — Сначала на лошади, потом на танцполе, потом с девчонками этими, — прохрипел Тимми после. — Господи, я думал, слюной захлебнусь.       Грегори, хмыкнув, убрал мокрые волосы ему за ухо и потянулся поцеловать. Но тут за дверью раздался сдавленный вскрик, а за ним — резкое шипение. Они оба замерли. Какое-то время царила тишина, а после — вновь то же самое. Тимми аккуратно слез с Грегори и прошлепал босыми ногами до двери: они сняли с себя всю одежду, чтобы не запачкать.       Мальчишка, подобрав ключ, беззвучно открыл хорошо смазанный замок и чуть потянул дверь на себя. Грегори к тому моменту оправился и натянул белье со штанами. Его слегка морозило, как часто бывало с ним после секса, но он не обращал внимание — смотрел на Тимми. Тот вперил расширившиеся глаза в щелку между дверным косяком и самой дверью.       Снова влажный пронзительный звук. У Тимоти резче обозначились морщинки вокруг рта. Сейчас он выглядел на все свои сорок лет, и это Грегори пугало. Он нацепил на себя слегка помятую рубашку, наспех завязал галстук и только после этого подошел. В проеме было видно не так много, но то, что было видно, поразило его до глубины души.       Дэвид разбирался недолго — небрежно завязав, бросил полупрозрачный мешочек на поясницу парня и быстро вышел прочь, застегивая брюки на ходу. Парень какое-то время лежал на животе, сорвано, с хрипами дыша. Потом неловко приподнялся и улегся на бок, морщась и всхлипывая. Его лицо закрывали влажные спутанные волосы, но было очевидно, что он совсем молоденький — лет девятнадцать-двадцать, не больше. Его трясло, локти и колени были содраны до крови, а нижняя губа треснула.       Тимоти со скоростью молнии бросился к своим вещам.       — Жди тут, — низким голосом произнес он, застегивая рубашку. — Пока не уведу.       — Я мог бы… — начал было Грегори.       Но запнулся. Не может он ничего. Ему тут вообще делать нечего — им обоим, на самом деле, но ему особенно. Тимми криво улыбнулся, скривился, будто лимон надкусил, и осторожно вышел. Причину, по которой он тут должен быть, мальчишка выдумал довольно глупую, но пареньку явно было все равно. Он сорвался на надрывный плач, когда Тимми бережно натянул на него штаны, и покраснел едва ли не до синеватого оттенка, когда Тимоти поднял полный презерватив. На нем была кровь. «Пойдем», — мягко шепнул Тимми, и паренек послушно пошел, опираясь на его плечо.       Грегори вернулся на праздник с гудящей головой. Его опять пригласили танцевать, но он отказался. Джеймс с улыбкой болтал о чем-то с другим соучредителем. Дэвида не было видно, и Грегу от этого было одновременно и хорошо, и тревожно. Тимми появился часа через два, бледный до синевы. Взглядом он мог убивать.       — Дома, — безапелляционно заявил он в ответ на вопросительно приподнятую бровь.       Так и случилось. Дома Тимоти прорвало.       — Вот вам и счастливая семейная жизнь, — процедил он сквозь зубы после долгого матерного монолога. — Отымел пацана до разрыва стенки — и счастлив. Старик ему что, не дает больше, что ли?       — Вполне возможно, — невольно обронил Грегори.       Джеймс совсем недавно слег на операцию. Причины не разглашались, но после нее старый приятель восстанавливался долго — и как-то подозрительно мало времени проводил сидя. После такого любой «проникновенной» интимной жизни однозначно придет конец. В любом случае ситуация была отвратительная, Грега до сих пор подташнивало от одного воспоминания. Как ему теперь работать с этим подонком? И как смотреть в глаза Джиму?       — Подать за изнасилование… — начал было он, но Тимми покачал головой.       — У них обоюдно все было. Парень втрескался по уши, хотел его так, что на все был готов. Думал, шикарный грязный секс получит. А получил…       Тимоти зло выпустил воздух через нос. Грегори протер пальцами веки. Дэвида было за что хотеть — за последние несколько лет он стал ещё шире в плечах, отпустил короткую бороду и приобрел опасный, хищнический взгляд. Женщины и мужчины сходили по нему с ума. Очевидно, парень это понял.       И не стеснялся пользоваться.       Тревожные звоночки вскоре стали следовать один за другим. По конторе опять поползли слухи, и опять про Дэвида. Видели его с одним, потом с другим, третьим… Грегори не хватало духу поговорить с Джимом. Впрочем, особой нужды не было — по лицу старого друга и так все было предельно ясно. Джеймс резко постарел и ослаб буквально за пару лет. А его внезапное заявление, сказанное как-то мимоходом, — «Молодость должна тянуться к молодости», — окончательно доказало то, что и нужно было доказать.       В ночь после этих слов, лежа бок о бок в кровати с Тимми, Грегори, сглотнув высохшим горлом и перебарывая себя, попросил:       — Если ты заведешь себе любовника, пожалуйста, не говори мне.       — Что?       Уже слегка задремавший Тимоти вскинул голову с пуховой подушки. Их одеяло было теплым, чтобы Грег не мерз, и спали они теперь одетыми: Грег — в пижамные штаны и футболку, Тимми — в майку и плотные боксеры. Не то что когда-то давно, в молодости…       — Какого любовника? — заморгал мальчишка.       — Любого, — ответил Грег и решил прикинуться, что собирается спать.       Не тут-то было. Тимоти навис над ним, возмущенно хмурясь.       — С какого черта я должен любовника себе заводить? — недовольно спросил он.       — С такого, что ты молод, полон сил и хорош собой, — спокойно ответил Грегори. — Я все понимаю, тебе нужны нормальные отношения и секс — но знать, где ты их получаешь, не хочу. Пожалей мою гордость. Прошу тебя.       Возникла пауза. А затем Тимми рывком содрал с него одеяло и пригвоздил к кровати, заглянув в глаза. Заглянув в саму душу. Как тогда… Тогда…       — Нормальные отношения? — пропыхтел он, сверкая глазами, — совсем как тот дерзкий молодой мальчишка. — Нормальный секс?! Я тебе щас покажу!.. Я тебе щас покажу, какие мне нужны!..       Грегори даже слово не успел сказать. Тимми предпочитал заниматься любовью в «миссионерской позе» и очень редко укладывал его на живот. Обычно для того, чтобы сделать массаж или, как он выражался, «поцеловать поглубже». И этот раз не стал исключением. Исключением было то, что Тимоти никогда его раньше так не мучил — не нежил и не тискал до последнего, так, что уже терпеть не было сил.       — Старый хер, — с тяжелыми вздохами хрипел мальчишка, протискиваясь внутрь него и облизывая складки на его шее. — Уже двадцать пять лет с ним, а он… Убью… Убью, слышишь!.. Зараза такая… Зараза… Зара… Грег… Боже… Гре-е-ег…       Его рука держала Грегори под грудь, ладонь — прямо над сердцем. Губы прижались к коже у корней волос, нос зарылся в шею. Второй рукой Тимоти упирался точно над его головой — Грег впился в нее после первого же толчка. Парень двигался плавно, осторожно, но мощно, прижимаясь всем телом. Нужно было за что-то цепляться.       — Мой мальчик, — выдохнул Грегори в конце, прогнувшись в ноющей пояснице.       — Мальчик, — хмыкнул Тимми после жаркой сладкой паузы и подался назад. — Мне пятый десяток уже, а он все — мальчик, мальчик.       — Ты для меня всегда им будешь, — едва слышно прошептал Грегори, и внутри его груди болезненно затрепетало. — Дорогим изумительным мальчиком.       — И любящим, — тихо-тихо произнес Тимми, укладываясь на него опять.       Его влажное горячее тело согревало лучше любого одеяла. Сильные нежные руки ласкали окаменевшие от напряжения мышцы, они уже хорошо этому научились. Они в принципе научились многому — Грегори дал своему мальчику столько, сколько мог. И этот дар возвращался ему сторицей от взрослого сильного мужчины уже больше пары десятков лет. У Грега перехватило дыхание, когда Тимми поцеловал его в макушку. Так, как когда-то очень давно, в их самый первый раз, Грегори поцеловал его самого.       Задушенный всхлип вырвался непроизвольно. Мальчик перевернул его и обнял, уткнувшись в шею. Его карие глаза сверкали от влаги.       — Нет у меня никого. Никто мне не нужен. Жил с тобой, с тобой умру, — просипел Тимоти, стиснув его обеими руками с нежным волнением. — Веришь?       — Верю, — прохрипел Грегори, давясь слезами.       Для мозга это прозвучало, видимо, как команда — он и правда поверил. На следующий день, случайно встретив Джеймса, измотанного постоянными изменами мужа, Грегори понял, в чем была их с Дэвидом главная ошибка. Помимо возраста, который сам по себе не был такой уж серьезной проблемой, но вкупе с определенными обстоятельствами превратился в балласт, потянувший их обоих на дно. А обстоятельства эти — безответственность и легкомыслие. Разве Джеймс сомневался, завлекая совсем молодого парнишку в свои сети? Разве Дэвид задумался, стоит ли ему начинать отношения с человеком, который вот-вот превратится в дряхлого старика?       Грегори очень сильно сомневался.       Семидесятилетие Джеймс отмечал не столь пышно, как прошлый юбилей. Было не так много гостей, и все они не покидали его загородный дом. Пара перемен блюд, с несколько десятков тостов и супружеская чета — Джеймс, полностью оправдывающий свой возраст, и красавец Дэвид, притягивающий взгляды. Они все ещё держались вместе, хотя некоторая доля холодности уже была заметна.       — Он оставит его, — сказал, натянуто улыбаясь, Тимми, когда они с гостями вышли на улицу посмотреть салют. — Скоро. Я чувствую.       — Угу, — улыбаясь ему в тон, кивнул Грегори и осторожно приобнял.       Они вместе опирались на увитый плющом забор, украдкой переглядываясь. Теплый бок согревал бок, рука ещё чуть-чуть и коснется руки. В конце концов, лед треснул, и Тимоти положил голову на плечо Грегори, а тот вместо того, чтобы привычно мягко оттолкнуть, прижался заросшей щекой к темным вихрам. У Тимми, словно в насмешку, волосы до сих пор были иссиня-черными. У Грегори борода сильно побелела за последний год.       — Похоронишь меня в Канаде, — попросил Грег тихо.       — На вершине Логан? — хихикнул Тимми.       — Можно и не так высоко, — улыбнулся Грегори. — Около того озера рядом с домом. Помнишь, мы там купались в свое время…       — Когда ещё кости не ломило и шерстяное белье не носили? Помню, а как же! Но не спеши. — Мальчишка с озорством дернул его за бороду. — Тебе ещё лет десять-пятнадцать железобетонно жить. Но если что, — он улыбнулся теплее, — все сделаю, не переживай. Тяжело будет, но я справлюсь — зарою как можно глубже. И рядом лягу. Как верная наложница.       Они, посмеиваясь, вернулись в дом. Банкет не продлился долго, но празднества должны были растянуться на уже традиционные три дня, и часть гостей осталась. В том числе и они.       — Вы в курсе, что сроки поджимают, сэр? — мурчащим тоном спросил Тимми, возникая на пороге их спальни в одной раскрытой рубашке.       — Какие сроки? — невинно поинтересовался Грегори, снимая очки и откладывая книгу на тумбочку.       Тимоти проследил его движения жадным взглядом. Медленно приблизился к кровати — и быстро поднырнул под одеяло. Грег не успел отсмеяться, когда ему на грудь легло тяжелое горячее тело, и шеи коснулись теплые губы. У них давно ничего не было — на работе завал. А потому они решили испробовать все, сразу, но понемногу. Тимми оседлал его медленно и двигался на нем плавно, пока Грег целовал его грудь и ласкал влажную, почти каменную плоть. Когда Грегори остановил его и жестом показал, что хочет поменяться, паренек застыл на миг.       Чтобы после довольно улыбнуться.       — Ложись на бок, — шепнул Тимми, и Грегори усмехнулся.       — Я уже не такой легкий, — пробормотал он, переплетая с мальчишкой пальцы.       Но и Тимми уже давно не такой слабый. Это была их «первая» поза — когда-то он познакомил мальчишку с сексом именно так. От этой мысли внутри все трепетало. Горячие губы прижимались к загривку. Твердые пальцы крепко сжимали бедро.       — Окно открыто, — выдавил Грегори, сам не зная зачем.       — Там балкон, — прохрипел Тимми. — А даж ес… О-ох… Если увидят… Боже… Похер.       На этот раз все необходимые средства у них были под рукой, и Грегори вскоре после дезинфекции и мази захрапел в подушку под звук мерного дыхания своего мальчишки. Разбудило его то, что Тимми встал. Было ещё темно. Грегори приподнялся и нахмурился.       — Я попить, — шепнул Тимоти, и Грег, кивнув, снова уронил голову на подушку.       Проснулся он по ощущению пару минут спустя — Тимми гладил его по волосам и тихонько звал по имени.       — Вставай, Грег, — устало произнес мальчишка, когда он более-менее проснулся. — Сейчас полиция приедет. Всех перебудят, я уверен.       В первый миг ему показалось, что Тимми шутит. Какая полиция? Зачем полиция?.. За попытку убить, вот зачем.       Грегори огромными и красными спросонья глазами смотрел на то, как скрученного Дэвида ведут в машину, а пепельно-бледного Джеймса осматривают врачи. На его шее были видны ярко-красные следы от пальцев. Тимоти давал показания в гостиной. На том самом диване, где только сегодня сидела супружеская чета.       — …Я хотел уже идти вниз, чтоб воды попить, но услышал крик. Тихий, сдавленный такой. Думаю, ну может любовнички веселятся, черт их разберёт. Но… Понимаете, офицер, уже многие знают, а те, кто не знают, догадываются, что отношения у них стали не очень в последнее время. Так что решил, что — ай! Была не была. Гляну одним глазком. Если все нормально, просто уйду. Заглянул в замочную скважину, а там… ну…       — Подробно, пожалуйста, — проговорил полицейский. — Что именно вы увидели?       — Дэвид, то есть мистер Стокк навис над мистером Миселлусом и прижал его лицо к подушке. Они оба голые были и в позе такой стояли, что я подумал, что они тра… что они заняты половым актом. Но мистер Миселлус вырывался и даже вопил что-то, я слышал, а мистер Стокк только сильнее давил. Признаюсь, сэр, меня испугали его пальцы. То, как они сжимали горло мистера Джеймса. Никогда не забуду. Бр-р-р-р…       — Что вы сделали, увидев эту сцену?       — Дверь была закрыта, но они здесь тонкие, сэр. Я выбил ее раза так с третьего. Мистер Стокк к этому времени опомнился. Он бросился на меня, но я отскочил и успел схватить вазу… да, вот эту самую… Мистер Стокк упал на пол, и я отова… тьфу, простите… ударил его вазой по затылку.       — Вы могли убить его, вы это понимаете?       — Сейчас да.       — А тогда?       — Смею предположить, что нет. Я был в состоянии аффекта.       — По какой причине?       — Мне… Я был разъярен из-за поведения мистера Стокка.       — Чем была вызвана ваша ярость?       — Я представил на месте мистера Джеймса другого человека. Очень близкого.       В участок Тимми забирать не стали и обнадежили тем, что претензий к нему нет. «Это была самозащита», — сказал офицер, и все на этом успокоились. Дэвида на какое-то время выпустили под залог, а после и вовсе оправдали, но Джеймса это уже не особо тревожило — он умер в больнице от разрыва сердца на фоне стресса и нездорового образа жизни — в его крови был обнаружен алкалоид тропанового ряда. Говоря бытовым языком, кокаин.       Зачем Дэвид сделал то, что сделал, Грегори не понимал до самой их встречи. В один из дней парень зашел в кабинет к Грегу, который они с Джимом делили на двоих, за какими-то своими вещами. Тут уж грех было не выпалить очевидное.       — Он решил меня кинуть, — зло процедил Дэвид, чудовищно покраснев. — Избавиться. Мол, пришло время нам расставаться. А клялся ведь, что до гробовой доски будем вместе.       — Ваше время и правда прошло, — заметил Грегори. — Ты молод и у тебя есть другой любимый человек. А Джиму уже давно надо было тебя отпустить. Лет пять-десять назад. Молодость должна тянуться к молодости.       — Ох, пиздел бы меньше ты, — язвительно фыркнул парень. — Гребаный лицемер. Не прикидывайся — я все знаю. Я вас видел. Тогда, в ту ночь. Ты в курсе, что не закрывать шторы во время траха неосторожно?       — А ты в курсе, что подглядывать за другими людьми неприлично? — покраснев от злости и смущения, спросил Грег. — И да. Я имею полное право пиздеть. Просто потому, что мой молодой любовник за все тридцать лет, что мы прожили вместе, ни разу не пытался меня убить. Он все понимал с самого начала. А ты, Дэвид? Ты понимал?       Дэвид ничего не ответил. Он покинул их компанию и навсегда пропал из поля зрения. До Грегори долетали лишь слухи о его новых любовниках и сомнительных способах заработать состояние и успех, пока в одно роковое мгновение не пропали и они. Дэвид Стокк исчез, и никто как будто не знал, что с ним стало — Грегори, откровенно говоря, и не хотел этого знать. Для родителей утешением стали младшие дети, судьбы которых сложились куда лучше, чем у их старшего брата.       — Хорошая вышла песня, — пробормотал Грегори, вспомнив давние слова друга. — Почти лебединая.       — Лебедя курильщика если только, — невесело хмыкнул Тимоти. — Да уж. Любовь молодых — штука опасная, ага?       — Не то слово, — фыркнул Грег и потянулся чмокнуть мальчишку в макушку.       — А как все хорошо начиналось, — протянул Тимоти, подставляя лицо жаркому гавайскому солнцу. — Какие смелые были ходы. Каминг-аут, официальный брак, разница почти в тридцать лет… М-м-м-м…       «Тридцать лет все же перебор, — подумал Грегори. — Двадцать — это уже крайний предел возможного».