Случайность

— Девушка! Девушка, стойте! Сара едва не подпрыгивает от неожиданности, когда где-то за спиной раздается крик. Она оборачивается, поймав рассеянным взглядом стремительно приближающуюся мужскую фигуру. Сомнений не остаётся — обращаются действительно к ней. — Девушка, остановитесь! Не делайте этого! Сара смотрит на него, как на полоумного. Разве только пальцем у виска не крутит. — Не делать что, парень? Фигура по инерции пробегает ещё несколько метров, а затем замирает растерянно. Грудь под курткой от быстрого бега ходуном ходит, шапка съехала на самую макушку, выпустив на волю непослушные пряди волос. Свисающий с плеча рюкзак грозится вот-вот упасть прямо на грязный асфальт, и парень то и дело поправляет его, смешно дёргая плечом. Вид парень сейчас представляет довольно смешной и нелепый — пожалуй, Сара даже посмеялась бы, если бы не было так хуёво. Парень смотрит озадаченно, топчется на месте и облизывает пересохшие губы. Телосложения под курткой не разберёшь, но видно, что высокий — выше её на голову. Кажется, шатен — из её положения не очень-то разглядишь, да и темновато, а свет фонаря только мешает, бьёт по глазам. К незнакомцу наконец возвращается умение говорить, и он лепечет то ли смущённо, то ли растерянно: — Я подумал… Что вы… Ну… Второй глаз моргает запоздало. Как и осознание, приходящее к Саре не так уж скоро вместе с почти истерическим смешком. Ну действительно, что он мог ещё подумать, увидев вечером на мосту стоящую за оградой девушку? Крайне неловкая пауза нарастает со скоростью смущения парня. — Я не собираюсь прыгать, если ты об этом. «Хотя, если честно, предложение заманчивое». Браун отворачивается, глубже зарывается носом в ворот пальто — ночка для середины апреля выдалась довольно прохладная. Ещё несколько месяцев назад она бы вдоволь настебалась над незадачливым спасителем, заставив паренька раз сто пожалеть о том, что он вообще выперся сегодня на улицу. Но сейчас… Сейчас ей попросту не хочется. Ничего не хочется. Она уже давно так стоит, облокотившись об ограду и наблюдая за мерцающими огнями города. Браун давно потеряла счет времени, которое тут, словно в насмешку, часто шло, длилось, бежало, тянулось, ползло совсем не так, как положено… — Девушка? У Вас что-то случилось? Сара вздрагивает, едва успев проглотить рвущееся наружу ругательство. Матерь божья! Так и до инфаркта недалеко! — Тебе-то какое дело, пацан? — вяло огрызается она — сил на что-то большее попросту нет. — Иди спасай кого-нибудь другого. Я в порядке. Хочется верить, что это действительно так. — Мне кажется, Вы не совсем понимаете смысл этой фразы. — Парень приближается осторожно, словно боясь спугнуть. — Вы выглядите такой… — Заебавшейся? Ветер ласкает лицо, взлохмачивает черные, словно смоль, волосы. Девушка никогда никому в этом не признается, но глаза и волосы — единственное в её внешности, чем она может гордиться. У мамы и брата волосы светлые и слегка кучерявые, глаза — голубые, как небо в жаркий летний день. У неё же, словно подстать характеру, волос черен и глаза цвета пепла. Отцовские… Воспоминания давно прошедших дней неожиданно больно ударяют по сердцу, заставляют внутренности болезненно сжаться. Хочется курить, но она ведь бросила. Глупая. Сегодня можно было позволить себе такую роскошь. Только вот под рукой, как назло, ни одной сигареты. Сара опять бросает косой взгляд в сторону парня. Да уж, у такого точно курева не стрельнешь. Сразу же видно — примерный мальчик. Не пьет, не курит, матом не ругается. И чего только привязался… — Усталой, — поправляет наконец парень. А Сара стоит и не знает: злиться ей сейчас или просто попытаться игнорировать его дальше. Парень вроде говорит искренне — насколько вообще можно быть искренним с совершенно незнакомым человеком. — Может, ты всё же вернёшься на эту сторону? Парень останавливается рядом, опирается о парапет. Сара не может даже сказать, что её удивляет больше: тот факт, что они каким-то образом успели перейти на «ты», или то что он все ещё не свалил. Между тем излишняя настырность незнакомца начинает немного раздражать — ровно настолько, чтобы заставить девушку повернуться к нему лицом. — А зачем? — Браун пожимает плечами. — За оградой ощущения не те. А тут — прям дух захватывает. Попробуй. Она не может сдержать усмешки, смотря на то, как парень хмурится и в нерешительности мнётся рядом. Естественно, он не будет этого делать — он ведь не идиот. Зато, может, поймет наконец-то, что он тут нахер не нужен. Сара отворачивается, устало прикрывает глаза. Не то, чтобы она ожидала от него чего-то другого, но… она разочарована. Чуть-чуть, самую малость. — Скучный ты, парень. Ветер невесомо касается лица, принося с собой свежие запахи реки и весны, и она с наслаждением вдыхает их полной грудью. Может, действительно — нахуй это все? Нахуй отчима, который только и делает, что орет на мать да бухает, нахуй сраное начальство, что ебет мозги каждый чертов день, нахуй мигрень, депрессию и бессонницу… Наплевав на все, ощутить лёгкость хотя бы в последние несколько секунд, прежде чем дать ледяной воде — Сара почему-то уверена, что вода в реке ледяная, — захватить тело в свои объятья. Прыжок, свист в ушах и удар — прекрасный сценарий. Течение в этом месте реки сильное, тело найдут не скоро. Если вообще найдут. Всего-то надо разжать ладони и сделать шаг… — Ну-ка, подвинься. Браун удивлённо распахнула глаза. Парень, сбросив с плеч рюкзак, лез через ограду. Несколько секунд Питер молча смотрит на мигающие городские огни, а затем поворачивается к ней и говорит, улыбаясь: — Красиво здесь. Конфету будешь? Девушка медленно моргнула. — Чего? — У тебя плохой день. Конфета этого не исправит, но сделает его не таким плохим. Несколько секунд она молча смотрела на протянутую ладонь с горсткой разноцветных леденцов, прежде чем подняла взгляд на лицо парня. В голове прокручивались самые разные мысли. Итак, какова вероятность того, что её сейчас пытаются отравить или накачать дурью? — Не беру конфеты у незнакомых людей. Парень, кажется, нисколько не смущается этим фактом. — Легко решаемо. Питер Паркер, к твоим услугам, — представляется он, и снова протягивает Саре леденцы. — Здесь вишня, ананас и яблоко. Поколебавшись, Браун берет один — в прозрачной красноватой обёртке без рисунка. Не желая оставаться безучастным, Питер берет и себе один и с довольным видом закидывает зелёную стекляшку в рот. Сара несколько секунд неуверенно смотрит на конфету в собственной ладони, прежде чем последовать его примеру. Брать что-то у незнакомого… ну, почти незнакомого человека — верх безрассудства, но… В принципе, почему бы и нет? К тому же, парень у неё каких-либо опасений не вызывает. Лишь вялое раздражение клокочет где-то в груди оттого, что её никак не оставят в покое. «Большинство серийных убийц тоже выглядели довольно порядочными людьми и примерными гражданами…» — вяло отзывается внутренний голос. — …Спасибо? — Не за что, — он махнул рукой, переведя взгляд вниз, на реку. — Действительно дух захватывает. Только вот зачем? Сара вздыхает обречённо. Похоже, странный парнишка отвязываться не собирается. — Что «зачем»? — Зачем подвергать свою жизнь ненужному риску? Неужели, ради желания острых ощущений? Девушка смотрит, как фантик медленно парит в воздухе, а потом и вовсе скрывается где-то под мостом. Говорить не хочется, поворачиваться — тоже. Она заставляет себя ответить — не отстанет же. — А может, это единственный способ проверить, чувствую ли я ещё что-нибудь или уже нет. — Тогда это идиотский способ. Браун резко дёргается, чудом удержавшись на узкой полоске бетона. Теперь они находятся в одинаковом положении, поэтому особых усилий для того, чтобы поймать его взгляд, Саре прикладывать не приходится. — А даже если и так? Это моя жизнь, я распоряжаюсь ей так, как захочу. А тебе, — она тыкает его пальцем в плечо. Питер болезненно морщится. — Тебе вообще должно быть фиолетово. Ты меня первый раз в жизни видишь. Так даже если я сигану с этого чертова моста — тебе какое дело?! Хочется прокричать, выплюнуть ядовитые слова прямо ему в лицо. Вместо этого голос звучит тихо и чертовски устало. Лишь усилием воли она заставляет себя и дальше смотреть ему в глаза, а не отвернуться позорно, побеждённо. «Нужно было поспать хотя бы пару часов, ты, балда…» Питер молчит достаточно долго, чтобы Сара почувствовала, как в ее разум закрадывается тревога. Поэтому вздрагивает, когда рядом раздается такой же тихий голос парня. — Ты права — это твоя жизнь. И мне не должно быть никакого дела до неё. Только вот я не могу стоять в стороне, когда другой человек нуждается в помощи. Так меня воспитали. Сара смотрит на него — и ей как никогда хочется разозлиться. Разозлиться и выпустить наконец-то все скопившееся внутри дерьмо — да хоть бы на этого паренька, что смотрит так удивительно серьезно. Дать волю собственным демонам и показать ему, какими же всё-таки ублюдками бывают люди, которым он так рьяно стремится помогать. Не получается. Питер сейчас до одури напоминает Саре отца и младшего брата — Джонни. Понимаешь, Сара, помогать людям — это не просто обязанность. Это — долг каждого хорошего врача, каждого хорошего человека. Когда я вырасту, я обязательно стану героем и буду помогать людям. Как Железный человек и Капитан Америка. Как Тор и Соколиный глаз. Как Человек-Паук. Ты ведь мне веришь, Сара? — Идиот, — лишь бормочет она, отвернувшись, и Питеру кажется на мгновение, что он видит слезы в уголках её глаз. Слова девушки ничуть не обижают — может быть, потому, что он не чувствует в них желания обидеть. — Отрицать не буду. Что есть, то есть. Он улыбается, поправляет свободной рукой шапку на голове. С уст Сары вдруг слетает смешок. Хриплый, издевательски-болезненный, словно воронье карканье. — Получается, мы с тобой — два идиота. Два идиота, стоящие на самом краю моста. В своем черном длинном пальто Сара очешуеть как сильно похожа на нахохлившуюся уставшую ворону, и у Питера прям руки чешутся дотянуться и пригладить торчащие, словно перья, волосы. Естественно, он этого не делает. — Что ж, не самый плохой вариант. Они опять пересекаются взглядами… И смеются одновременно. И никто из них не может сказать, что же такого смешного они увидели друг в друге. Смех у Питера какой-то особенный, переливчатый, заразительный и звонкий. Он смеётся — и сам не может понять, почему. И Сара смеётся. Хрипло, надрывно. Так долго и громко, как могут это позволить прокуренные к двадцати четырем годам лёгкие. Смеётся — и не понимает, как они, два идиота, до сих пор не свалились в реку. И от этого, казалось бы, тупого, беспричинного смеха почему-то становится легче. Сара все ещё чувствует себя удивительно дерьмово, но сейчас этот факт её совершенно не волнует. В конфетах определенно была подмешана какая-то дурь, либо же у Сары окончательно поехала крыша. — Ладно, спаситель, — говорит девушка отсмеявшись и панибратски хлопает Питера по плечу. — Пойдем, я тебя шаурмой угощу в награду за спасение. Ты когда-нибудь ел шавуху? Я тут поблизости одну кафешку знаю, там шаурма — закачаешься. Брать что-то у почти незнакомого человека — безрассудство. Приглашать практически незнакомого человека есть шаурму — безрассудство в квадрате. Только вот Браун плевать. Вновь перемахнуть через ограду — секундное дело для обоих, и единственное, что портит момент — пальто, зацепившееся краем за торчащий кусок арматуры. Тихо матерящаяся и замершая в самой наинелепейшей позе девушка выглядит уморительно, и Питер не выдерживает, глупо хихикает, спрятавшись за воротом куртки. За что получает предложение сходить нахуй и притворно-обидный взгляд пепельных глаз. Сара смотрит в лучащиеся весельем ореховые глаза парня, и в голову неожиданно приходит одна шальная мысль. Это может стать самым глупым поступком, который она когда-либо делала в своей жизни, но… А не все ли равно? Один раз живём, как-никак. — Да, Питер… — Ммм? — Сара. Меня зовут Сара. Питер расцветает. На лице его появляется улыбка — широкая, радостная, по-детски счастливая. И эта улыбка заражает. Несколько долгих мгновений они молча лыбятся друг другу, прежде чем он наконец произносит: — Очень приятно, Сара.