Нет пути назад

      Уже было давно за полночь. Юджио спокойно спал на своей койке, чуть похрапывая время от времени. А вот мне не спалось. Голова моя была забита мыслями о светловолосом парне справа от меня. Кто он на самом деле? — Чем больше я задавался этим вопросом, тем больше я убеждался в том, что он — тот самый Юджио из Айнкрада. Спокойный, кроткий, заикается и тоже боится грозы; внешность, голос — такие же. Но если это так, то почему он меня не узнаёт? Или он узнал, но боится или просто не хочет говорить о минувших днях? Тогда, опять же, почему? Может, стоит сказать ему мой игровой ник — Кирито? Если это всё же он, то он всяко должен как-то отреагировать. А если не он?.. Должен быть другой способ это выяснить, но какой?       Я повернулся на другой бок, теперь будучи лицом к Юджио, и кое-что привлекло моё внимание. Он лежал на спине, подложив под голову руку и согнув одну ногу в колене. Умиротворённое выражение лица, красиво… Но не время любоваться им… то есть рассматривать. Почти на самом краю спал Черныш, свернувшись клубочком. Однако заметил я вовсе не это. Был ещё кое-какой предмет, на котором чуть отражался лунный свет, и моё внимание было приковано именно к нему. На половине этого некоего предмета лежал мой верный питомец, а вторая половина опасно висела в воздухе: если Черныш пошевелится, то вещь грохнется на пол. Я сел на койке, чтобы получше всё рассмотреть, и с любопытством вскинул бровь, узнав в этом предмете журнал, который, без сомнений, принадлежал Юджио.       Я не хотел брать его вещи без его ведома, но вопросы уже терзали меня слишком сильно. К тому же, что-то мне подсказывало, часть из них разрешится, едва я взгляну на этот журнал. Глубоко вздохнув, я осторожно спрыгнул вниз. Я взял журнал за край и аккуратно потянул на себя. Кто бы сомневался, что от этого проснётся Черныш… Да ещё и не только проснётся, но и удивлённо муркнет. И чтобы добить окончательно, он полоснул меня своими когтями от костяшек пальцев до запястья!       — Ч-черныш! — возмутился я громким шёпотом и поморщился от резкой боли. Из раны уже начала вытекать кровь мелкими каплями. Карма настигла мгновенно. Первичная боль уже прошла, но оставила после себя неприятное жжение. Судя по скорости вытекания крови, вены каким-то чудом не были задеты.       — Спасибо блин! Я думал, мы на одной стороне.       На что Черныш посмотрел на меня взглядом, в котором отчётливо читалось «это ты ещё легко отделался». Забудьте тот момент, когда я сказал, что он никогда не будет на меня так смотреть. Я этого не говорил. Точка.       Я внутренне вздохнул и прикусил губу. Надо что-то приложить к ране, но попробуй, блин, найди что-нибудь ночью в купе трясущегося поезда, чёрт побери! Какая-то неведомая сила или сущность — чёрт пойми что, в общем-то — не даёт мне найти ответы — и это раздражает до невозможности!       Я не стал испытывать судьбу ещё раз и пробовать повторно вытащить журнал из-под надзора Черныша. Мы с ним ещё поговорим на эту тему. Нащупав в темноте телефон, я включил фонарик и полез в сумку, чтобы достать бинт и перевязать им раненую кисть. Когда дело было сделано, я осторожно залез наверх и свесил ноги вниз. Да уж, либо я слишком чувствителен к боли, либо он очень давно меня не царапал, поскольку жжение было довольно неприятным, мягко говоря.       Не знаю я, понимаете? Не знаю, что со мной происходит — хоть убейте. Сугуха говорит, что я стал ещё более холодным, ворчливым и нелюдимым с тех пор как вернулся из Мастеров. И постоянно подкалывает меня, что я, дескать, девятнадцатилетний парень и до сих пор без девушки. А за каждым семейным столом — которые бывают раз в столетие — когда мы собираемся… лись все вместе, мои «родители» не упускали возможности поговорить об этом и почитать мне получасовую лекцию. В результате у всех настроение хуже некуда. И это одна из причин, по которой я уехал из дома. Вернее, нахожусь в процессе переезда.       Я не хочу отношений. Я всегда старался их избегать. Мне страшно. Я человек-ходячая-катастрофа: каждый раз когда я начинаю с кем-то близко общаться, с этим человеком происходит что-то плохое! Так было с Сачи, так было с Асуной — первым человеком, к которому у меня было хоть какое-то подобие чувств. И они обе погибли! Погибли в той чёртовой игре! И всё из-за меня, из-за моей безрассудности, беспечности и беспомощности!       Я почувствовал, что вот-вот заплачу. Слабак. Какой же я слабак.       Едва погибла Сачи, как я встретил Юджио. Он чуть не умер от рук того треклятого монстра — Николай-отступник, будь ты неладен! Я не вынес бы ещё одной смерти на моих глазах, пускай и на тот момент он был для меня просто незнакомцем — одним из нас, угодивших в ловушку Хитклифа. Но так получилось, что мы с ним очень быстро нашли общий язык. И вот здесь-то он и появился. Страх. Страх потерять его. Страх потерять моего первого и единственного лучшего друга.       «Скажи, Кирито, если бы тот, кто тебе очень сильно дорог, должен был бы умереть из-за тебя, смог бы ты собственноручно убить его?»       Это был самый обычный (по меркам Айнкрада) день. Мы гуляли в окрестностях одного из городов на пятидесятом уровне, когда Юджио задал мне этот вопрос. В голове тут же всплыли смерти Сачи и Асуны. В обоих ситуациях я не мог ничего сделать, не мог спасти их, но я должен был сделать хоть что-то!       Я не смог ответить на его вопрос, и, спроси меня кто-нибудь снова, вряд ли я даже сейчас смогу дать ответ. Возможно, дело в том, что я ещё не встретил по-настоящему дорогого мне человека, а возможно…       После смерти Асуны и следом Сачи вместе со всей её гильдией я практически сдался и чуть было не наложил на себя руки. Но по воле судьбы я встретил Юджио. Он заставил меня поверить в свои силы и…       «Ты не должен нести этот груз в одиночку. Позволь мне разделить с тобой эту ношу. Мы ведь напарники, верно?»       Тогда я впервые позволил себе стать эмоциональным, стать слабым перед кем-то. Я рыдал, как маленький ребёнок, у которого отняли любимую игрушку. А Юджио стоял, стоял рядом и смотрел на меня понимающе, с доброй улыбкой. Никогда её не забуду…       Мои ноги и руки будто бы обрели собственный разум, и через мгновение я уже был рядом с ним, крепко его обнимая и плача в плечо. Его руки обвились вокруг меня, и я почувствовал невероятное тепло и лёгкий укол в моей виртуальной груди. Рядом с Юджио я ощущал себя в безопасности, и, когда мы отстранились, меня переполнило непреодолимое желание обнять его ещё раз, но я подавил это чувство, не будучи уверенным, как следует правильно его трактовать.       Поезд тряхнуло, что вернуло меня в реальность. По-прежнему ночь, по-прежнему идёт дождь, по-прежнему сижу я на своей койке, свесив вниз ноги. В сон меня — по-прежнему — не тянуло. Я нащупал в темноте телефон. Было около полпервого ночи; связь практически не ловило, несмотря на то, что скоро, вроде как, будет станция с длительной стоянкой. Я залез в соцсети, но идея была заведомо плохой, ибо скорость прогрузки оставляла желать лучшего. Я вздохнул, отложил телефон в сторону и посмотрел в окно. Ливень, начавшийся ещё в обед, даже не думал утихать. Одно радовало — больше не сверкало и не гремело.       Однако на этом «радости» закончились.       Крик. Тяжёлое сбивчивое дыхание. Приступ кашля. Я резко повернул голову. Юджио сидел на койке, схватившись за грудь и судорожно глотая воздух. Я сидел в ступоре пару секунд, а затем метнулся вниз только чтобы налить в стакан воды. На жжение в правой кисти я не обращал внимания — было не до того. Мгновение спустя я уже сидел рядом с ним, приложив стакан к его губам. Он припал к нему с жадностью, но главное, что помогло.       — С-спасибо, — сказал он, всё ещё тяжело дыша.       — Пустяки. Что произошло? — спросил я, выждав паузу и уже предвидя ответ.       Но он молчал. Молчал минуту, вторую, третью… Молчал он, молчал я, молчал весь мир — даже стук колёс и дождя ушли на второй план. Только слёзы лились из его глаз.       Я немного заколебался, прежде чем сделать это, ведь этот жест можно понять… не так. С другой стороны, я уже делал такое с ним. Например, когда спас от гибели на тридцать пятом уровне. Я осторожно прикоснулся к его ладони своей не раненой — холодная — и медленно, бережно сплёл наши пальцы вместе, а затем слегка сжал, поддерживающе. Мне могло показаться, но по нему будто бы пробежали мурашки. Он чуть вздрогнул и посмотрел на меня. Эти изумрудные глаза… даже когда они полны боли и слёз, они всё равно прекрасные, завораживающие, невероятные… Я немного подался вперёд и свободной рукой чуть растрепал его мягкие золотистые волосы. На его щеках проступил небольшой румянец, и я не смог сдержать улыбки.       — Всё хорошо. — прошептал я приободряюще. — Всё хорошо, я рядом, — на что он медленно кивнул и сильнее сжал мою руку, что я даже чувствовал его пульс — ещё не совсем спокойный, но уже и не такой бешеный, каким наверняка был после пробуждения.       Мы сидели в наступившей, теперь уже, комфортной тишине, пока поезд тормозил, приближаясь к следующей станции. Юджио уже практически успокоился. Я даже могу сказать, что ему стало значительно лучше, по сравнению с его состоянием днём.       Я должен был раз и навсегда выяснить, кто сидит передо мной, кого я держу за руку и кого я чертовски хочу обнять и не отпускать. И момент был для этого как нельзя подходящий. Поэтому я начал, шёпотом, но так, чтобы он слышал, тщательно подбирая слова, чтобы и добиться информации, и не выставить себя дураком:       — Когда-то давно один мой очень хороший друг сказал мне, что нельзя всё держать в себе. Поделись своим горем с кем-то, кем очень дорожишь, кого любишь. Ведь вы же партнёры, партнёры на всю жизнь.       Технически, я перефразировал его же слова (если это и правда он), чуть их приукрасив. К моему удивлению, эффект был прямо противоположный: он потупил взгляд, чуть поник и тяжко выдохнул. У него на лице было буквально написано, что он хочет мне что-то сказать, но не может. Я хмыкнул, вспомнив похожую ситуацию в Айнкраде, только в тот раз я был на месте Юджио, а он — на моём. Удивительно, как жизнь меняет всё местами…       — Ну, или с незнакомцем, которого никогда больше не увидишь, — добавил я в отчаянной попытке разговорить его. Мой взгляд упал на его губы. Тонкие, чуть бледные… изящные, прекрасные. Они казались мягкими и сладкими… Я внезапно осознал, что хочу его поцеловать. Нет, не так. Я жажду его поцеловать, прижать к себе, одной рукой обнимать его, а вторую положить на затылок и потянуть на себя, углубляя страстный поцелуй. Затем отстраниться, чтобы насладиться взглядом его одурманенных глаз и сладостным стоном удовольствия, и вновь закрыть промежуток между нами, чтобы испытать невероятное чувство удивительной наполненности и завершённости. Снова отстраниться и поймать его, прижав к груди, чтобы он не упал на пол от покосившихся коленей, и посмотреть на него сверху-вниз, смахнуть с глаз непослушную чёлку и прошептать тихо, но чтобы он услышал: «Я люблю тебя».       Одну секундочку. Что значит «я люблю тебя»? Я его правда люблю?! Но… но это неправильно! Он — парень, я — парень, мы не можем… не можем быть вместе! Но почему тогда я за него переживаю? Я — человек, которому нет никакого дела до незнакомцев, вдруг начинаю волноваться за парня, которого, быть может, вижу первый и последний раз, покупаю ему лекарства и пытаюсь помочь с каким-то очень глубоким личным горем! И почему я испытывал такое родное тепло и… и мне было так приятно его обнимать? Почему, Юджио? Почему я так хочу о тебе заботиться и оберегать от несчастий?       Неужели это и есть любовь?       Я вдруг заметил, что всё ещё держу Юджио за руку и нагло пялюсь на него. На его щеках всё ещё был румянец и он смотрел себе в ноги. Я перевёл взгляд на наши сцепленные в замок руки, затем снова — на его лицо и почувствовал, как кровь приливает к щекам и сердце начинает стучать чаще.       Да, я люблю его.       Люблю этого очаровательного хрупкого светловолосого мальчишку.       Боже, какое это прекрасное всепоглощающее чувство!       Но вместе с тем я боюсь. Что, если он заметит, что я нагло пялюсь на него и, краснея, отвожу взгляд? Что, если я не смогу себя сдержать в нужный момент и перейду черту?       Я аккуратно высвободился и посмотрел в окно: поезд практически остановился, но всё ещё хлестал дождь. Прости, Юджио, но мне надо немного побыть одному — мысленно сказал я ему, а затем спустился вниз. Нащупав в своей сумке чёрный зонт, я переобулся, накинул куртку и вышел из купе в тот самый момент, когда поезд, остановившись, качнулся в последний раз.       Я дошёл до конца коридора, где стояла бортпроводница у открытой двери на перрон. При виде меня она удивлённо вскинула бровь. Я смерил её безразличным взглядом и продолжил свой путь на свежий воздух. Её удивление можно было понять: дождь лил как из ведра и прекращать даже не думал. Спустившись по ступенькам, я раскрыл зонт. Стук капель по материи подействовал успокаивающе. Я не спеша побрёл к скамейке с навесом метрах в пятидесяти от меня.       Едва я дошёл, как у меня завибрировал телефон. Сообщение от сестрёнки. Такая же полунощница, как я. Я невольно улыбнулся: как ни крути, а отношения у нас были хорошие, чего я, к счастью или к сожалению, не мог сказать о моих приёмных родителях. Она интересовалась, как проходит поездка. Я напечатал что-то положительно-утвердительное. Очевидно, она мне не поверила. Ничего удивительного, просто всякий раз, когда Сугуха спрашивает, как у меня дела, я отвечаю что-то среднее между подавленно-депрессивным и «нормально, но всё равно хочу сдохнуть». «Что случилось? Ты запал на русоволосую красавицу в одном с тобой купе?» — предположила она. Это было мощно, но всё же не было правдой. Я тут же напечатал «нет».       «На парня?»       Палец застыл над экраном, и я задержал дыхание. Разумеется, она меня дразнила. Однако, когда дело касается отношений, Сугухе нет равных. Она может ошибиться раз или два, но на третий всегда попадает в цель, ровно как и в кэндо. Мои мысли были вокруг Юджио, некоторые были не самыми приличными. Я покраснел и отмахнулся от них. «Ооо, я угадала?» — написала она, заметив, что я ничего не ответил за эти четыре минуты, что я «отсутствовал». Я буквально видел её хитрую улыбку вперемешку с нескрываемым восхищением. Такого смущения я, наверное, никогда не испытывал. Ничего ей не ответив, я убрал телефон в карман. Сестрёнка попыталась позвонить, но я не взял трубку и на всякий перевёл в беззвучный. Слишком мне было стыдно. Стыдно, что влюбился в парня; стыдно, что не смог ответить ей — единственному человеку, которому ещё на меня не наплевать.       Я услышал слева звук. Кто-то звал меня. Но звал моим игровым ником — Кирито. Впрочем, из-за дождя я не был в этом полностью уверен. Больше зов не повторился, однако послышались шаги и под навес вбежал… Юджио?!       — Что ты з-здесь делаешь?! Ещё сильнее ведь простудишься! — причитал я, смотря с ужасом на его намокшее пальто и совершенно промокшие волосы.       — Кадзуто! Я… я… — сказал он, отдышавшись. Значит, мне показалось?       — Совсем себя не жалеешь… — опустив взгляд, пробубнил я, чтобы он не услышал.       — Я всё вспомнил!       «Я всё вспомнил» — казалось бы, незамысловатая фраза, но в данных обстоятельствах она могла значить слишком многое. Преисполненный надежды, я вновь посмотрел ему в глаза. Погодите, мне показалось, или он подошёл ближе?!       — Вспомнил… что? — спросил я с недоумением в голосе.       — С-спасибо, спасибо, что был со мной эти дни, — он улыбался, улыбался по-настоящему, наверное, впервые с момента, как мы встретились. Юджио подошёл ещё чуть ближе и обхватил мою не раненую кисть обеими руками, заключив её в тёплые объятия. Сердце ускорило свой ритм, и я опустил взгляд.       — Да н-не за что, — сказал я, заикнувшись, и почувствовал, как щёки потихоньку начинают алеть.       — Я… с-спасибо, что в-вернулся за мной… Кирито.       Я резко задержал дыхание и посмотрел на него, вытаращив глаза. Он стоял зажмурившись, и было видно, что нервничает. Я… не мог поверить своим ушам. Так значит, всё же узнал меня?       — Юджио… это и правда ты! — прошептал я восторженно. Он помедлил, затем осторожно открыл левый глаз и, спустя пару секунд, правый.       — Ки… Кирито… — он вновь улыбнулся, и в уголках глаз начала скапливаться влага, но на этот раз это были слёзы счастья. Он резко обнял меня и притянул к себе. — Кирито!       — Юджио! — я крепко обнял его в ответ и тоже заплакал. — Я так рад, ты не представляешь!       Такого счастья я, быть может, отродясь не испытывал. Хотя нет, нечто похожее было в Айнкраде, когда я понял, как сильно мне дорог Юджио. Я буквально нашёл своего соулмейта.       Несмотря на то, что наше положение в Айнкраде было очень рискованным, мягко говоря, Юджио был моим лучиком света в эти тёмные серые дни, когда мы, Проходчики, зачищали уровень за уровнем. Если бы не он, я бы точно не выдержал всё это. К сожалению, после досрочного прохождения Мастеров у меня не получилось с ним связаться. И вот теперь он стоит здесь, в моих объятиях, целый и невредимый. Что может быть лучше?       Тепло… такое нежное, такое родное. Все предыдущие объятия не идут ни в какое сравнение с этими. Я тогда всё пытался понять, узнать, прочувствовать, и хотя бы капля отчаяния всегда присутствовала, но сейчас я чувствовал невероятное облегчение. И безграничную любовь к Юджио. Как же я хотел сказать эти три заветных слова, как же я хотел его поцеловать, услышать его пробирающий до приятных мурашек смех, увидеть его чертовски милое выражение лица, когда он смущается… И момент для этого был как нельзя подходящим… Вот только это не так просто, как кажется — признаться в чувствах лучшему другу, которого не видел добрых три года. А про то, что мы оба парни, я вообще молчу.       Юджио отстранился, но всё равно был довольно близко ко мне, отчего я всё ещё чувствовал себя очень неловко, о чём легко судить по моему красному лицу. Почему тебя угораздило влюбиться в него?! Почему нельзя было остаться просто лучшими друзьями?!       — Но как? Как ты понял, что я — это я? — собравшись с духом, задал я один из мучивших меня вопросов и посмотрел на него. Я с удивлением обнаружил румянец на его щеках. Кроме того, он смотрел куда-то в сторону. Однако, услышав вопрос, он вновь взглянул на меня и как-то погрустнел и прикусил губу. Такая перемена меня встревожила, и я взял его за руку, пытаясь как-то поддержать.       Откуда-то из-за спины я услышал голос бортпроводницы, зовущей обратно в вагон.       — Пойдём скорее, сейчас всё расскажу, — сказал он печальным голосом, взял со скамейки мой зонт и направился к вагону, всё ещё держа меня за руку.       У меня нехорошее предчувствие.