«Серьезно вернешься?»
«Слово даю».
И выхода слово громовское никому не оставляет. Не то чтобы кто-то был против..
6 июля 2021 г. в 17:15
Игорь не привередлив. Мелкий пацан, потерявший в шестнадцать отца и вынужденный перебиваться на улице, потому что отцовские же долги забрали квартиру и любую возможность на нормальное будущее, привередлив быть не должен. Пацан, которого забили бы в подворотне какой-нибудь до смерти, не сжалься агент Дельта над непутевым дитем и не приюти под своим началом. Игорь агенту Дельта был благодарен, готовый для того сделать если не все, то многое, и, в целом, привередлив не был. За исключением нескольких вещей.
Жары.
Песка.
И Сирии.
— Пожелала бы тебе удачу, — косит весело на Игоря Лотта. — Но ты в самое пекло лезешь.
— А вам новеньких учить, — отбривает сухо Игорь, ножи-стволы-гранаты пряча по карманам. — Кому еще эта удача понадобится.
Лотта отмалчивается, взглядом только острым Игоря прожигает, но Игорю не привыкать, за столько-то лет. Игорь берет под козырек, исчезает в вертолете, вставляет в ухо наушник. План действий прост — провести спасательную операцию, урегулировать бойню, эвакуировать город и нарыть под Хольт Интернэшнл; последнее, по правде сказать, предназначается Игорю как единственному напрямую подчиненному Дельте агенту, сумевшему в одиночку предотвратить гибель королевской семьи.
Не то чтобы Игорь этим гордился.
Не то чтобы Игорь когда-нибудь решится это повторить.
Высадка в горячую точку мирно пройти не может в принципе, но Игорь наивно надеется на лучшее (потому что ну а когда еще), спрыгивая с вертолета с автоматом наперевес, прорываясь на атакованную базу в попытке добраться до гражданских и информации об «адских гончих», спущенных Хольтом эксперимента ради. Ресольтроны — прошлый век, попробуйте гончих, они уж точно никого в живых не оставят!
Ублюдок.
— Периметр чист, — объявляет Игорь, по голове врезав наемнику черт-знает-какой-страны.
— Принято, — звучит на том конце. — Ребята в госпитале, присоединяйся к ним.
— Слушаюсь, — вздыхает Игорь, перемахивая через окно на склад боеприпасов. — Буду через пять минут.
Грубая сила Игорю, конечно, привычнее, да и легче она в разы, только силой этой с компьютерами не справится, подход здесь нужен другой. Умелый, тонкий, ловкий, тот, в котором головой думать надо да стратегии выстраивать на ходу, пока чутье сиреной воет о скорой гибели.
Игорь к чутью своему прислушивается.
Ресольтрон, наставленный Игорю угрожающе в грудь, слегка напрягает, но куда больше напрягает мужчина, в крови весь, с бородой густой и трескающейся кожей.
— Ублюдок, — говорит мужчина на идеальном русском. — Завалить нас всех пришли, да? Шавок этих сраных вам мало, так вы голыми руками. Я, конечно, не жилец, но на тот свет вас со мной пойдет еще много.
Игорь вздыхает. Щелкает затвор. Игорь считает, что пожалеет о милосердии своем еще тысячу раз. И секунду спустя тело русское обмякает в игоревых руках, пока Игорь сам, матерясь себе под нос, файлы нужные скачивает да орет, чтоб забрали его с раненным на буксире. Коваленко на Игоря глядит странно-устало, машет рукой и отправляет к медикам.
Мужчину русского, узнает Игорь, зовут Олегом.
*
— Может быть, — замечает агент Дельта. — Я чего-то не понимаю в широкой русской душе, но зачем, Игорь? Сдался нам этот твой Волков.
— Он лучший, — смурно замечает Игорь. — Лучший из лучших в своем полку, и все это время защищал гражданских. Он об адских гончих может что да знать.
Агент Дельта просто на Игоря смотрит. Игорь упрямо глядит в ответ. Дельта переносицу между пальцами зажимает. Вздыхает. Игорь складывает руки на груди. Дельта вздыхает осуждающе.
— Ты должен был, — Дельта почти рычит. — Возглавить поиски Грааля. Где мне прикажешь искать тебе замену?
— Та воровка, — вспоминает Игорь. — Которая с вашим племянником полмира ограбила. Неплохой вариант. И, к тому же, русская.
— Игорь…
— Не мог я его бросить, — скрипит Игорь зубами. — Пришибли бы его, а парень хороший. Клянусь, не пожалеете.
И молится, чтоб согласился, добро дал на авантюру новую. Игорь не знает, чем Волков этот его зацепил, да и знать не хочет, по правде. Игорь просто… не мог. Бросить его, как есть оставить там, в этой богом забытой Сирии.
Тем более, уверен Игорь, Волков Сирию ненавидит нынче куда больше.
Дельта Игоря в итоге в медотсек отправляет за состоянием больного следить. Игорь светится лампочкой, здоровается с парой-тройкой агентов по пути, тех вгоняя в священный ужас, и сталкивается случайно с Лоттой. В прямом смысле сталкивается.
— Да не сбежит твой Волков, Гром, — ворчит Лотта, подымаясь на ноги. Игорь закатывает глаза.
— Он не мой.
— Ну конечно, — вздыхает Лотта. — Ты ж его по доброте душевной из Сирии вытащил.
Вздыхает и смотрит пристально-пристально, рентгеновским зрением будто Игоря сканирует. И моргает удивленно. Игорь в ответ разглядывает стены.
— Гром, — ворчит Лотта. — Однажды твоя заботливость по голове тебе ударит, а никого рядом не будет помочь.
— Кто бы говорил, Лотта, — Игорь лохматит отросшие вихры, смотрит на Лотту серьезно. — Будьте осторожны. Эти поиски Грааля…
— Могут спасти мир, — отбривает Лотта. — Ты б это понял, не кидайся в горячие точки каждый раз, как представляется возможность.
— Спасать людей мне привычней, — Игорь Лотты плечо сжимает напоследок, улыбается на Лотты хмурый взгляд. — Справитесь и без меня. Донато же у вас будет.
— Святая Дева Мария, — выдыхают обреченно Игорю в ответ. Игорь фыркает. Лотта вскоре исчезает за поворотом, пока Игорь в порядке спешном ищет знакомую больничную палату. Волков в этой палате спит, обмотанный проводами-датчиками, пока на кардиомониторе мерно прыгает пульс. Волков от крови отмыт, в стерильную рубашку одет, спит себе спокойно под чутким МАК’овским крылом. Игорь руки убирает в карманы потертых джинс, о косяк дверной опирается. Смотрит.
— Состояние стабильное, — говорит доктор у игорева плеча. — Крови утекло немерено, но ваш Волков и правда волк какой-то.
— Будем, — кивает Игорь. — Надеяться.
И пытаться понять, на кой хрен Волков этот Игорю сдался.
*
В России у Игоря, на самом деле, никого и не было. Отцовский друг только полковником в полиции работал да пара-тройка школьных приятелей своей жизнью жила. Об Игоре самом вспоминать те, конечно, не вспоминали. Обидно такое отношение до слез было поначалу, когда еще зеленый и горячий, когда наивные надежды на лучшее в людях да святая вера в не существующую семью.
Семьи у Игоря, собственно, не было никогда тоже.
У Волкова же, кажется, в России кто-то был, ждал-скучал да письма в горячую точку слал. У Волкова, кажется, семья была. Разумовский этот, который со своей соцсетью да благотворительностью через край, который из Питера и приюта, откуда же Волков и вышел.
Игорю даже немного завидно. Совсем чуть-чуть, давить легко зависть выходит; та свербит только на подкорке, мешается и мыслить трезво не дает. Игорь зависть в ответ пинком в темный угол отправляет, лицо трет, отъезжает от стола недалеко. Вздыхает.
Может, прав был Дельта. Не игорево это дело, наемников-солдат спасать. У Игоря, как-никак, дел других выше крыши, успеть бы закрыть до Третьей Мировой, а он сидит в кабинете своем над досье непутевого, ну не идиот ли. А еще лучший в подразделении называется. Какими худшие должны быть, Игорю думать страшно. Игорю бы вообще не думать, и жизнь в разы проще станет.
Не думать, правда, выходит худо.
В итоге Игорь отправляется за ограблением пекинским следить, за «той русской воровкой», что вокруг пальца охрану Лувра-Ватикана обводила да выходила сухой из воды. Игорю даже жаль жизнь спокойную воровки прерывать, отправлять на поиски бессмысленные да просить рисковать своей шкурой ради идеалов неземных. Игорю жаль, немного совсем, у Игоря ведь Дети Святого Патрика на хвосте да МИ-6 с претензиями. У Игоря еще Волков, но о Волкове Игорь не думает. Не до него сейчас, вот честно.
Хотя кого Игорь вообще обманывает господи ты боже.
*
О том, что Волков пришел в себя, Игорю объявляют охренительно не вовремя.
Игорь на задании. На проваленном к хренам собачьим задании ноги уносит от взъярившихся советских суперсолдат, по континентам разбросанных и живущих себе тихо-мирно, пока МАК’у, конечно, в голову не ударило тех отыскать-на-Родину-вернуть.
Солдатам идея не понравилась.
Игорю, собственно, тоже.
Лучше бы Граалем занялся, вот честно.
— Гром, — рявкают с телефона, когда Игорь, уставший и злой, падает на кровать в дешевом отеле. — У нас проблемы.
Игорю искренне хочется послать всех нахуй, но Коваленко Игорю начальник и друг, подводить Коваленко не хочется, орать на него хочется еще меньше, только руководство МАК’а Игоря заебало вконец.
— У вас всегда проблемы.
— Конкретно эта касается непосредственно тебя, — Коваленко выдерживает мстительную паузу. — Волков твой очнулся.
Сон снимает как рукой.
— Правда русский, — продолжает Коваленко. — Дикий какой-то, охрану всю вырубил, из палаты пробиться пытался. На седативных сейчас, ждем твоего приезда. Дельта назначил тебя куратором.
Игорь матерится так, что Коваленко восхищенно свистит. Игорь бросает трубку. Коваленко на том конце не обижается, но Игорю спустя минуту за вспышку детскую немного совестно. Немного. МАК у Игоря, честно, уже в печенках сидит со всеми его идеями дебильными, кураторскими.
Возвращается Игорь на базу немытым ворчливым призраком, успевшим сломать себе три ребра, дважды вывихнуть одну и ту же руку, растянуть связки на ноге да в финальном аккорде приложиться виском, что в глазах темнеет до сих пор. Доктор на Игоря смотрит с истинно научным интересом, латает-перелатывает и запирает в одной с Волковым палате. На Игоря Волков глядит злобным щенком, пыхтит да под нос ругается. Игорь не вслушивается. Игорь на койку больничную мешком валится и отрубается на сутки, силы восстанавливает.
Когда Игорь очухивается, Волков уже сидит.
— Это ты, — сипит тот. — Вытащил меня. Нахрена?
— Всегда пожалуйста, — зевает Игорь, потягивается, открывает на тумбе рядом лежащий планшет. — Я Игорь, кстати. Приятно познакомиться.
Волков на Игоря обиженно молчит, сверлит только взглядом убийственным, кажется, не дышит даже почти. Игорю хочется от Волкова затылок почесать, на койке поерзать да рявкнуть благим, чтоб занятие поинтересней нашел, пока Игорь сам не придумал.
Игорю вечно дохрена хочется.
— Где мы? — спрашивает наконец Волков. Игорь на того бросает усталый взгляд.
— Тебе не понравится.
— Мне в принципе нигде не нравится.
Игорь фыркает. Волков ему уголком губ улыбается, что выходит улыбнуться в ответ. Неловко, незаметно, боязно. Правильно как-то.
Игорь не знает, на что сдался ему этот Волков, но, думает, сработаются. Выхода ведь все равно теперь нет. Да и не было никогда.
Не то чтобы Игорь был против.
*
Олег в жизни своей повидал дерьма столько, что на оставшиеся года с лихвой хватит. Олег самого себя проклинает за армию эту да горячие точки, Сирию с друзьями погибшими, ставшими семьей; проклинает Олег да основательно проклясть не может. Время то, пусть и страшное, тяжкое, было своим, простым и понятным, не то что сейчас.
Олег агентов-шпионов всяких терпеть не мог, фильмы про них смотреть не смотрел и на сережины «а давай сыграем» только мрачно вздыхал, но послушно плелся; потому что Сережа, а Сереже отказать как от себя кусок отрезать. Больно, бессмысленно и только нервы зря убивает.
Так вот. Олег шпионом быть не хотел, воевать не хотел тоже, но тут уж как получилось. Со шпионами, собственно, получилось как с Сирией — ультиматумно-бескомпромиссно, молниеносно и убийственно, что пиздец. Сирию Олег терпеть не мог. МАК, Олег чувствовал, будет ненавистен еще больше.
За некоторым исключением, конечно.
Но сейчас не об этом.
— Ненавижу тропики, — ворчит Олег, отбиваясь от хлестающих лицо лиан. Гром впереди фыркает.
— Потерпи, принцесса, скоро будем.
Олегу хочется заявить обиженно «не принцесса я», потому что ну не принцесса он! Он в Сирии был, он за людей бился, в детдоме рос, семью потерял. Из него принцесса, как из Сережи — серийный убийца, ну в самом деле. Олег даже рот уже открывает претензии предъявлять, как обернувшийся Гром Олега ослепляет широкой ухмылкой.
Олег слегка теряется в пространстве.
В защиту Олега, Гром никакого права так вести себя-выглядеть не имел, не имел права Олега спасать-выхаживать-учить, на задания с собой брать, как со старым другом общаться. Гром не имел права, но делал и Олегу выбора не оставлял. Тоже.
Поэтому Олег слегка теряется в пространстве, спотыкается, на Грома почти падает. Шипит-ругается, выпутывается неловко, скорее отскакивает, только бы не заметил, не понял, Олегу хоть что-то свое оставил, хоть раз дал выбрать самому.
Гром тянет Олега за руку, поднимает, беспокойно Олегу в глаза глядит. Хмурит брови-молнии, самому себе кивает и оставляет все так, вопросов не задает. Олегу крикнуть хочется «спасибо», обнять Грома крепко хочется, на губах обветренных оставить поцелуй объясниться наконец и будь что будет-
Олег прячет улыбку, головой трясет, волосы ерошит. Говорит себе на задании сосредоточиться, мысли дурацкие выбросить. Не выйдет ничего, не с Громом, который грудью на арматуру бросится, себя взорвет, в огонь самый влезет, людей только спасти успеть, не с жизнью агентской, когда от смерти шаг отделяет, и край самый уже совсем виден. Олег зубами скрипит, думает, вечно у него так — влюбляется да только не в кого надо.
В этот раз, правда, вляпывается Олег основательно.
И это очень, очень плохо. Это, блядь, финиш-апокалипсис-абзац. Олегу не нравится, вот совсем.
А Гром ухмыляется. И Олегу, блядь, совсем не помогает.
*
Гром ухмыляется, билеты эти в Россию показывает, об отдыхе заслуженном говорит. Полгода на заданиях, особо тяжелых, не шутки. Гром гордится, смотрит только странно и улыбается натянуто. Олегу громова улыбка не нравится. Олегу выяснить все хочется, понять-узнать, выспросить, точки над и расставить уже.
Олегу Грому выбора не оставить хочется, как Гром когда-то выбора не оставил Олегу.
Олег только сухо кивает, билеты забирает, откровенничает вдруг про Сережу и детдом, про Питер, по которому скучал ужасно, про Шуру со Славиком, что теперь хрен знает где, но слава всем богам живые-здоровые, про Вадика и готовку, про пески ненавистные и Сирию, забывающуюся страшным сном. Гром слушает его внимательно, перебивать не перебивает, вставляет только угу-ага и головой кивает. Взгляд этот свой странный прячет за кривой ухмылкой, только Олега не проведешь, Олег уже почти спросить решается, как Гром вопрос свой дурацкий задает.
— Разумовский твой хоть встретит в аэропорту?
Олег прикусывает язык. Будь у Олега нож, резал бы уже в воздухе напряжение пополам с энтузиазмом мак’овских ученых в порыве до истинной добраться сути. У Олега ножа нет, энтузиазм есть, а делать что не знает совсем. Отвечает-бурчит свое «не знаю», что Гром фыркает тихо, головой качает.
— Славный ты парень, Волков.
И смолкает, к делам возвращается, на Олега старательно не смотрит. Олег собирает вещи, взглядом натыкается на жетоны армейские, с Сирии еще привезенные и забытые под кроватью богохульно. Олег жетоны в руках вертит, косит на Грома взглядом, думает-думает-думает.
Олегу хочется отчаянно, чтобы Гром понял без слов все, шаг первый сам сделал, выбор нелепый стер поцелуем одним. Горячим таким, выбивающим воздух весь, решительным. Олег бы капитулировал без сопротивления, вздохнул полной грудью и на Петербург этот плюнул. Не нужен Олегу Петербург, если Грома там с ним не будет, если Сереже Грома показать не выйдет, если не попробует Гром петербуржскую шаверму, не погуляет с ним на набережной, в Эрмитаж не затянется.
Олег, конечно, вечно много хочет.
Жетоны свои армейские Олег в карман сует, собираться продолжает, громов взгляд пронизывающий мимолетный не замечает совсем. С граальской командой прощается, будто не увидятся никогда, Донато наказывает тихо-мирно вести себя, а Чайкину в гости зовет. Чайкина смеется, губу нижнюю кусает и странно на Грома глядит, Гром ей в ответ сумрачно молчит. Лотта на спектакль этот глаза закатывает, обнимает Олега крепко, не исчезать надолго просит. Олег смолчать решает про то, что в отпуск едет, а не в отставку.
Но у Грома подробности выведать все же запоминает.
Гром, к счастью, заговаривает сам.
— Поговорил я с Дельтой, — у подножия трапа останавливаясь по приезде вдруг замечает Игорь, Олега заставляя обернуться. — Ты никому ничего не должен.
— Гром.
— Серьезно, Волков, — обрывают Олега. — Парень ты славный, неглупый, светиться не будешь, поиграли в шпиона и хватит.
— Игорь…
— Не для тебя эта жизнь, — Гром сжимает олегово плечо, в глаза заглядывает. — Твоя здесь, в Питере, с готовкой, с Разумовским этим, работой нормальной какой-нибудь…
— А твоя, значит, в МАК’е, — Олег поводит плечом, громову руку с себя сбрасывая. Злость накатывает сильная, огромная до невозможности, с землю целую. Гром на Олега смотрит прямо, кивает твердо, улыбается криво. Олегу хочется улыбку эту стереть, кулаком даже, если уж о поцелуях забыть можно. Олег кулаки сжимает-разжимает, до десяти считает.
Эмоции пихает куда подальше.
— За граалем отправишься? — переводит тему, на аэропорт оглядывается. Гром кивает.
— Кто-то должен.
Олег кивает тоже. Так они и стоят, не пойми чего ждут, будто на ноте такой расставаться не хотят. Момент, думает Олег, не подходящий вовсе, но встретиться у них только в другой жизни получится. Олег в карман джинс тянется, жетоны армейские вытаскивает, Грому в ладонь пихает. Взгляд отводит, жар по щекам расползается быстро, что под землю провалиться хочется.
Гром подозрительно молчит.
Олег посмотреть на того таки решается и застывает так. В глазах громовских потому что что-то непонятное мелькает, таится в самой глубине. Сожаление с облегчением вместе танцуют, со дна вытянуть что пытаются, не выходит только. Олегу и не нужно. Олегу хватает и этого.
— За граалем отправишься? — повторяет бессмысленно.
— Кто-то же должен, — звучит такой же ответ.
Олег только знает, под кожей чувствует, не конец это их, начало, встретятся еще, былое припомнят, может, даже вместе останутся. Не сейчас, позже, в другой жизни где-то. Сейчас Олегу пора к Сереже, к жизни обычной, гражданской. Сейчас Олегу надо Грома отпустить.
— Заезжай в гости, — Олег просит. Гром кивает.
— Как-нибудь.