Туман

Тсуна и Хару взрослеют вместе. Они не друзья детства, далеко нет — пересекаются впервые туманным утром, будучи в средней школе. Хару гуляет в попытках словить вдохновение, Тсуна — бегает в отчаянном стремлении заиметь, блять, выносливость. Потому что, ну, ее нет? это бесит его? Тсуна дерганый — одинокий, заебанный школьным буллингом и своим неумением в коммуникацию, но от девушки, встреченной в непроглядном тумане, у него сбивается с ровного частого ритма сердце. Хару смотрит на мальчика широко раскрытыми удивленными глазами и спрашивает: — Ты в порядке? Тсуна уже позорно застыл, так что дальше, кажется, некуда. Он заставляет себя ответить, остро желая сжать губы в тонкую линию, чтобы не говорить. — В порядке. Прости за то, что напугал. А кого бы, блять, не напугал бегающий в ебучий туман мелкий встрепанный школьник? Тсуна смотрел на себя в зеркало утром — знал, что похож если не на екая, так на банального призрака — бледный, с мешками под глазами и рожей, словно вот-вот отравится собственной желчью. Тсуна знал. Хару-сан, подумав, приветливо улыбнулась, протягивая ему маленькую руку. — Хару Миура из средней Мидори. А как тебя зовут? Тсуна стыдится того, как дрожат его руки, когда он обхватывает чужую — неожиданно твердую, шероховатую от мозолей, холодную — ладонь. Он смыкает пальцы. — Тсунаеши Савада. Средняя… Намимори. Дальнейшее общение показывает: Хару-сан — совсем не робкая девушка и действительно ничуть не мультяшно нежная. У нее сильные руки, никакие кремы, жалуется она вскользь, не помогают коже на многострадальных ладонях, у нее дома — чертов склад декораций, костюмов и самодельной бижутерии, и она, Господи всемогущий, зарабатывает на свое увлечение и любимые тортики сама. Сама. Тсунаеши ей восхищается — и уже через неделю находит работу. Хару-сан подрабатывает няней и ужасно любит детей — и Тсуна решает: он тоже найдет к ним подход. Ему хочется… быть поближе к Хару-сан. Тсунаеши нетерпеливый. Тсунаеши хмурый, требовательный к окружающим и в отношении себя — чертовски фаталистичный. Но первые же мелкие, доставшиеся ему в воспитанники, настолько западают ему в душу (казалось бы, где он, а где душа). Да, вредные, да, блять, их надо заставлять доедать обед, да, они смотрят тупые мультики. Но они настолько понятные и по сравнению с одноклассниками — простые и адекватные. Настолько терпимые. Честные. Тсуна удостаивается объятий с сопением куда-то в пупок от наглого пацана, которого нянчил вместе с его младшей сестренкой, сейчас застенчиво прячущейся возле маминой юбки, в конце «рабочего дня» — и, боги. Если Хару-сан чувствует то же. Он себя убьет — настолько эмоции переполняют его, удаляя какие бы то ни было связные мысли. Пацан ухмыляется — полубеззубой улыбкой и все ещё жутко честно. Смотрит, и в глазах его явно читается: что, нюни распустил? Тсуна не распустил. Он резко взъерошивает черные противу своим рыже-русым волосы и скалится ничуть, блять, не хуже. В следующий раз его ждут на выходных — и он с таким удовольствием соглашается, что забывает подумать о том, что, ну, может быть, у него планы? Когда там экзамены? Контрольные? Нормальные люди к ним готовятся? Ну, говорит Тсуна себе, читая сообщения в чате с Хару-сан — Хару-сан присылает фотографию недовольного ее ласками кота со своей рукой на пушистой шерсти, — ничего: хуже ему не будет. Экзамены написать не так сложно, идеального результата ему не надо, а окружающие и тройке подивятся — может, дня три попытаются подкалывать этой хуйней. Это не «хуже», а «как обычно». Они с Хару-сан взрослеют вместе — и с момента знакомства у них целая куча совместных «первый». Первый поверхностный, нерешительный поцелуй. Первый — глубокий и взрослый. Первый горький эспрессо — из-за бессонной ночи и подготовки к экзамену в ВУЗе, в котором они учатся, но львиную долю внимания все еще уделяют любимым детям — уже в детском садике. Первый секс. Первая собственная квартира. Хару-сан мечтает о домике — с огородом и разделением седзи на маленькие комнатки, без кровати, с библиотекой и мастерской, а еще балконом, и здорово — если в окружении домов соседей-старичков, соседей-фермеров. Хару-сан мечтает уехать в глушь и готовить для соседских детей. Тсуна слушает — и не может понять, откуда в его груди появляется очарование всем этим: глушью со стариками и огородами, раздвижными седзи традиционного дома. С возрастом он не перестал ругаться и быть циничным, кажется ему, а Хару-сан. Хару-сан каждый день, словно задалась такой целью, доказывает, черт возьми, обратное. Когда Тсуна приезжает на каникулы к маме, она отмечает, насколько он стал спокойнее. Как изменилась его улыбка. Каким теплым стал его взгляд. И пусть в карих глазах не сияет ослепительно солнце — солнце в глазах по его мнению лишь у Хару-сан, — но в них — такая обыкновенная, «сама собой разумеющаяся» уверенность в жизни, в мире. Приземленная. Все будет, говорят глаза Тсуны. Все будет — и дом в глуши, и старики, и дети — каких Хару-сан захочет: своих и соседских — какие угодно. Работа будет, и деньги будут, и вообще — разве что-то может не быть, когда солнечный взгляд Хару-сан на нем загорается ярче, наполняется любовью? Ну серьезно? Нана-сан улыбается, глядя, как выросший сын молча моет посуду после обеда — и щурит глаза, когда он выключает кран. — Познакомь меня с ней, — говорит — не просит. Ей кажется: Тсунаеши будет лишь рад. И он оборачивается — в его глазах разгорается безопасное пламя, мягко поднимаются уголки тонких губ, тут и там подкрашенных белесыми тонкими шрамами. Двигается вперед и, уже опускаясь на место, ответствует: — Завтра? Какая разница, когда: они с Хару-сан редкий день хотя бы не списываются, если не гуляют пусть и пятнадцать минут. Мама радостно улыбается. — Поможешь мне с готовкой? Да, Хару-сан нравится, как он готовит те бытовые, совершенно необходимые в жизни мелочи, которые умеет. Да и не сложно помочь — мама терпеливая и понимающая, она не станет торопить, не погнушается демонстрацией, если Тсуна, как в школе, будет безбожно тупить. Тсунаеши кивает. Тсунаеши и Хару взрослеют вместе — у них чертовски много совместных «первый». Первая встреча в тумане. Первое знакомство с уличным незнакомцем. Первая влюбленность, за ней — любовь. Первые мечты-цели, к которым нужно стремиться — и они обязательно станут явью. И еще множество «первый» — особенных для них по отдельности. Больше, чем совместных, и не менее важных. Ярких. И не только первых. И чертовски много — еще впереди.