Лунная тропа

       Одинокий пламенный диск исчез за хрустальным краем перевёрнутого небесного кубка, а за ним, на золотисто-оранжевых нитях заката, потянулись стада волнистых белоснежно-розовых облаков - подталкивая друг друга от нетерпеливого желания поскорее спрятаться под расстеленный для них полог тумана и заснуть.        Над миром сгустились сумерки, превратив его призрачные, поражающие воображение красоты в ещё более неприветливые и мрачные. Только неоновый свет, заточённый в суть каждого объекта живой и не живой природы, таинственно сиял из-под коры малиновых деревьев, из бирюзовых кристаллов, навек слившихся с несчастными пленниками, из сердца величественных гор, и в глубине лазуритового моря. Тонкие, похожие на иглы кристаллической руды, лучи буквально пронизывали всё вокруг, в том числе живых существ и толстые бетонные стены заточённых в несуществующем времени домов. Тёплые, пробуждающие ощущение чего-то родного; одновременно ледяные, словно застывшие яркие краски в палитре космоса – как если бы весь мир соткали из звёзд. Или глубоко под землёй лежала по-прежнему горячая комета, питая его своим внеземным жаром и сиянием.        Лишённые имён божества допили из кубка голубой океан, и вновь наполнили его звёздами. К чему эти празднества? Сотню ли выигранных битв и завоёванных титулов отмечали они, или провожали хрустальную вселенную в последний путь? Никому не дано знать.        В ночные часы даже странствующие рыцари и собиратели ресурсов не отваживались выходить за пределы городской стены: твари становились активнее и злее, голод гнал их на новые территории. Из-под земли выбирались потусторонние существа, какие не могут привидеться даже в самом пугающем сне, а враждебные народы отправлялись на охоту за уставшими заблудившимися путниками, чтобы навсегда забрать их в своё логово для бесчеловечных ритуалов.        Дух таинства, атмосфера магии и страха сплетались в причудливые, сюрреалистичные и неясные узоры, отражённые в запутанных ветвях деревьев, в снежных крупинках, падающих с неба, в тени трепещущего свечного пламени на воде.       В определённой степени эти и похожие иллюзии - которыми природа обманывала человеческие органы восприятия, полностью увлечённая своей странной игрой, - напоминали болезненные видения одинокого воина, что сопровождали его на протяжении невероятно долинного пути. Минула, кажется, сотня лет с тех пор, как он отправился по этой невидимой дороге, проложенной судьбой, и столько всего успело произойти, что часть его воспоминаний начала стираться. Возможно, виной тому его тягостный недуг, а может быть, всё это время Бродяга и не жил вовсе, странствуя в бесконечном сне. Никто не способен дать ему однозначный и обнадёживающий ответ, что на самом деле с ним происходит.       Единственное, что Бродяга знал совершенно точно: годы превратили его из неумелого мальчишки, ступившего в большой мир, в человека с железной волей, способного на своих плечах удерживать целую вселенную. Что ему дало это знание? Хотел ли он прожить свою юность именно так: будто на его глазах происходили ключевые моменты древнейшего мифа, а самого Бродягу, не спросив его согласия, возвели в ранг едва ли не основного героя данного эпоса? Ведь многие грезят о подвигах, о возможности изменить судьбу мира. Стремятся к этому, жертвуя всем.        Те люди, что отчаянно, до последней капли крови сражались за свою родину на Севере, Западе и Востоке, тоже могли стать героями, воспетыми бардами и летописцами всех последующих поколений… но вселенная не удостоила их такой чести.        Бродяге безумно хотелось спать. Он нечеловечески устал, из последних сил, рывками вытаскивая высокие кожаные сапоги из сугробов. Дошёл до этого относительно спокойного морского пляжа, защищённого полукружием крутых гор от бушующей у вершин вьюги и недобрых глаз. По крайней мере, если малая часть коршунов из местного культа и осталась в живых, у них предостаточно других забот, кроме как отправляться в погоню за выскочкой, погубившим их вождя и духовного лидера. Поэтому искать его они бросятся, в лучшем случае, на следующее утро. К тому моменту он успеет поднакопить силы и телепортироваться в столицу.        Мышцы стонали от боли и усталость. Кровь, большую часть которой Бродяга потерял сегодня на поле боя, глухо стучала в висках, затягивая сознание в отстранённый от внешнего мира внутренний океан тьмы. Быть может, он уже заснул, а звёзды и шум холодного пенящегося прибоя существуют лишь в этом, наконец-то спокойном, сновидении? Но пробирающийся под плащ колючий ветер кидал в лицо белыми искорками морской соли, ясно давая понять, что скорбная реальность не намерена отпускать Бродягу на покой так быстро.        Его раны - в особенности та, что на груди, - были достаточно глубоки, чтобы терзать его до сих пор. Пересекающая рёбра задела воспалённую от болезни кожу, теперь от каждого неудачного и слишком резкого движения пронзая вспышкой боли, от которой темнело в глазах. Неоново-розовое вещество сочилось наружу вместо крови, и лечащий робот, воспринимая всё это, сокрушённо попискивал: лекарства закончились ещё во время напряжённого боя с лидером коршунов-оккультистов.        Бродяга предпочитал не вспоминать ту неприятную личность, что заказала ему этого персонажа. И, будучи мирным собирателем реликвий, принять заказ на убийство он никогда не бы согласился, если бы в окрестных деревнях не начали пропадать дети.        Верный и вечный спутник Бродяги: милашка-робот по имени Би, подаренный в незапамятные времена приёмным отцом, чтобы следил за здоровьем мальчика и напоминал ему вовремя принимать лекарства - подпитываясь которыми, Бродяге предстояло провести всю жизнь. Отца давно уж нет, как и всех его соплеменников, а тёплые, почти нежные чувства к Би остались. Бродяга любил своего маленького, вне всяких сомнений разумного, но молчаливого друга – единственного, кому он мог доверить свою жизнь на поле боя, будучи уверенным в нём даже больше, чем в своём мече и себе самом. Потому что даже самое прочное оружие может сломаться в ответственный момент. А приступ, вызванный недугом, что вечно нависал над Бродягой мрачным палачом - превратить воина в беспомощное несчастное создание. Заходящееся в приступах надрывного кашля и отплёвывающееся неоновой жидкостью вместе с кровью.        Даже если основное лекарство, поддерживающее Бродягу изо дня в день, заканчивалось - вылазки в дикую местность могли длиться как от рассвета до заката, так и до нескольких суток, - Би всегда оказывался рядом, чтобы ввести хозяину обезболивающее и препарат, останавливающий кровотечение. Разумеется, в город после этого приходилось возвращаться немедленно - отложив работу, если она не была доделана. Живые проводники, курьеры и сборщики ресурсов, трепетно относящиеся к своему здоровью, принесут больше пользы жителям городов, чем работающие на износ, неосмотрительные и самонадеянные – последние три категории смерть неизменно ожидала в потайных и не очень местах. Старайся сохранить себя, чтобы помочь другим – таков был их негласный, ненаписанный кодекс.        Достать лекарство можно было только в крупных городах, в частности том некогда солидных размеров мегаполисе, где Бродяга на данный момент жил у приютившего его стража пограничных земель. Пришлось обойти много городов, чтобы выяснить, какие аптекари регулярно его производят: процесс небыстрый и очень хитрый, доз сразу на всех не хватало. Цена заставляла присвистнуть даже охотников на крупных зверей, никогда не берущих мелкие и лёгкие заказы – отчасти из нежелания возиться с такой мелочью, как гоблины, отчасти из чувства солидарности к наёмникам более низких классов и прочими собирателями, которым, кроме этих заказов, больше нечем заработать себе на жизнь. Бродяга на отсутствие заработка не жаловался, но и носить с собой больше трёх доз сразу не решался, опасаясь, что наименее устрашённые законом – согласно которому агрессивных бандитов выставляли за городские стены и больше никогда не пускали внутрь, - и наиболее профессиональные воры схватят его в одном из полузаброшенных старых кварталов. Его самого они не тронут – убийство жестоко каралось, после него простым изгнанием не отделаешься, - но драгоценные препараты отнимут обязательно. Чаще – перепродать, в исключительных случаях вколоть себе или кому-то из родственников. Даже тайник с остальными дозами Бродяга сделал не в доме гостеприимного Стража, но в укромном месте за стенами города, которое он и сам мог бы потерять, если бы не обозначил условным знаком. Твари боялись приближаться к городу, а среди разумных существ никто не догадается залезать в старого замшелого робота, вросшего в землю ещё с тех времён, когда боевые титаны погибли, и воевать пришлось с помощью одних лишь пилотируемых доспехов. Идеальное место для тайника. Но сегодня у раненого воина не было сил до него добираться.        Бродяга погладил блестящий бок Би, успокаивая его. Из-за кровопотери и бессонной ночи в огромном лабиринте храмов и пыточных камер, странствующий воин ощущал заторможенность, но об истинном духовном спокойствии речи идти не могло. Долгим затуманенным взглядом обвёл океан. Сейчас ему хотелось обратиться в амфибию и погрузиться в прохладные воды, которые, уж наверняка, усмирят его боль. И досадливо вздохнул: трансформироваться он не умел, пускай кожа под определёнными углами падения лучей отливала серебром, подобно рыбьей чешуе.        Но температура поднималась, сидеть в одежде стало невыносимо, и он не хотел больше страдать. Другого выхода, кроме как зайти в океан на пару минут, Бродяга не видел. Кроме прочих уникальных способностей, его раса обладала умением понижать температуру тела настолько, что многие другие существа, даже ящерицы, замёрзли бы за пару часов без должной экипировки. А в пустыне им не грозил перегрев и солнечный удар – кожа отражала большую часть прямых лучей и автоматически выделяла жидкость, не позволяющую ей обветрить на жаре или морозе.        Родная раса, большей частью для Бродяги неведомая, и никогда им невиданная. Если не считать того несчастного бездомного, что каждое утро встречал Бродягу с бутылью алкоголя в руках, в весёлом настроении, и вечно пытался навязаться в друзья. И будучи ведь всего на пару лет старше Бродяги, или одного с ним возраста. Тот даже пытался помочь ему: добился, чтобы безымянному собрату по несчастью выдали несколько миссий - незнакомый парень имел соответствующую экипировку. Возможно, у него случилось что-то, опустившее бывшего собирателя реликвий на дно и без того не очень прогрессивного общества. Но не страдающий, на первый взгляд, распространённым местным заболеванием, бездомный парень слишком прикипел к «вольной» и «беззаботной» жизни, чтобы перестроиться и заняться чем-то серьёзным. Бродяга готов был поклясться, что этому бедолаге живётся труднее, чем даже ему, и сам себя он погубит быстрее проклятья, пожирающего сердце и лёгкие воина. Но помочь чем-либо ещё не мог; тот выбрал свой путь добровольно.        Бродяга встал, покачнулся и ухватился за ветку дерева. Снял кирпично-рыжего цвета плащ, расшитый арабскими рунами, поёжился от сразу проникшего под чёрную облегающую водолазку морозного воздуха. Затем прятавшийся под верхней одеждой рюкзак, пояс с ножнами и перчатки. Убедившись ещё раз, что за его разоблачением никто не наблюдает, избавился от шлема и шарфа, закрывавших его лицо. Среди наёмников не принято раскрывать те черты, по которым тебя легко узнать. Даже если зарабатываешь мирными делами, вроде поиска редких трав по просьбе аптекарей в глубинах кишащих зверями и мутантами лесов. Мало ли, кто может оказаться поблизости. Некоторым наёмникам платили за устранение коллег и соперников по бизнесу; причин для такого заказа могло набраться превеликое множество. Да и не все мирные жители уважали тех, для кого главный советчик и моральный компас во время заключения договора – ими же придуманный и нигде не написанный кодекс чести. Нахождение в городе людей, которых, в случае чего, невозможно убедить в аморальности их поступка, потому что они так не считают, настораживало. Впрочем, нельзя не отметить: благодаря наёмникам и разного рода охотникам тракты между городами не зарастали, и столь необходимое в эти трудные времена сообщение продолжало функционировать. Обычным торговцам и тем, кто осмеливался путешествовать по пересечённой местности - в то время как все прочие предпочитали лишний раз не высовываться из-за крепостных стен, - для переходов в одиночку недоставало серьёзной и дорогой экипировки, навыков владения стрелковым и холодным оружием, боевыми искусствами. Да и в целом рисковать жизнью обычные люди были не готовы. Раньше некоторые из них перемещались по подземным туннелям, служившим древним то ли трубопроводом для чистой энергетической субстанции, то ли для переноски грузов из одной лаборатории в другую. Но с тех пор, как сеть туннелей заполонили воинственные жабы, одичавшие на юге роботы и неприятные виды мутировавшей живности, возможность пропала. Бронированных машин ни у кого не было – по причине отсутствия топлива. Учёные ещё недостаточно изучили сверхсубстанцию «жидкого света», чтобы позволить просто заливать её в бак.        Робот завис перед хозяином, неодобрительно попискивая. На его маленьком экране замелькали буквы и таблицы, объясняющие непутёвому подопечному, почему залезать в воду с минусовой температурой – очень плохая идея. Бродяга устало улыбнулся, провёл ладонью по блестящему корпусу – как будто погладил собаку, - и отодвинул приятеля в сторону. Би не мог его ослушаться, пока микрочип под кожей Бродяги, связываясь с его операционной системой, уверял, что хозяин пребывает в здравом уме, и его сознание не омрачено очередным приступом вызванных болезнью галлюцинаций. Но всё равно был категорически не согласен с экстремальным способом понизить температуру тела.        «У меня кончается заряд батареи!!» - по буквам на экране Би можно было практически услышать его возмущение. Иногда Бродяга, чтобы поднять настроение, представлял себе голос роботического друга, и как тембр меняется в зависимости от настроения. Возможно, Би никогда не был в полной мере мыслящим существом, но сейчас он отчаянно искал способ не допустить Бродягу к воде.        - Возьми кристалл из моих вещей, он по-прежнему заряжен, - откликнулся тот, имея в виду золотистую подвеску из искусственного минерала, которую всегда носил с собой. Она же подзаряжала оружие.        Робот обиженно зажужжал и улетел. Бродяга подошёл к самому краю светло-бежевого, заснеженного пляжа, раскинул руки в стороны, подставляя себя ветру и на пару секунд застыл, рассматривая линию горизонта, словно надеялся заглянуть за неё и узнать, что его ждёт. Тонкая и бесконечная линия лунных бликов вела туда, теряясь вдали – словно круглая рыба-луна проплывала мимо и сбросила свою чешую, чтобы выложить ею волшебный мост. На какой-то момент Бродягу окутала сонная мечтательность, мир стал зыбким и ещё более ирреальным, чем обычно; скорее всего, температура опять поднялась – с ним часто это происходило, особенно по вечерам. Ему захотелось уйти по мосту в неведомую даль, и никогда не возвращаться. Забыть свою боль и редкие часы отчаяния, или панического страха оказаться запертым в замкнутом пространстве без лекарств и доступа к телепортам, никогда больше не увидеть солнечный свет, не вернуться домой… Или навсегда потерять Би – последнюю память о пожилом отце.        Удастся ли ему побывать ещё хоть раз в родном городе, когда это утомительное путешествие закончится?        Пронзённая льдистыми иглами угасающих лучей, вода обратилась небесами, а северный океан бережно обнял Бродягу и увлёк его в таинственные иссиня-чёрные глубины. Главное – уметь вовремя остановиться, не поддаваясь соблазну остаться здесь навсегда. Возможно, единственный, или, во всяком случае, лучший выход для неизлечимо больного, но у Бродяги на земле оставались люди, которым он искренне желал помочь.        Би пережил несколько серий «панических атак», рассекая над пляжем и громко вереща, но понял, что, усердствуя, привлечёт врагов, и горестно завис, покачиваясь, над вещами хозяина. Некоторым образом ему не удалось засечь высокую фигуру, словно сотканную самой ночью на скале, в паре метров от робота. Возможно, потому что незнакомку сопровождал потусторонний спутник. Лиловый плащ, чья изнанка напоминала портал в космическую бездну – синюю и усыпанную серебряными звёздами, - взметнулся над чистейшим снегом, отбрасывая на него цветные блики. Из-под плаща виднелась короткая серая накидка с вышитым рисунком, тёмные брюки и перчатки, одна из которых напоминала те, на какие усаживают охотничьих птиц. Ножны на поясе таинственно сверкали гладкими, словно морская галька, самоцветами, и ажурными украшениями – непозволительная роскошь даже наёмника, что уж говорить про обыкновенного сборщика ресурсов, и совершенно чуждая в этой империи тотального запустения. На фоне принимающего ночные ванны героя, леди с мечом, принадлежащая одной с ним профессии казалась восточной царицей среди бродяг, как бы иронично это не звучало. Пускай из общей массы выделял её лишь чуть более женственный наряд.        Низко надвинутый капюшон скрывал чуткие волчьи уши – точно такие же, как и у её четвероногого спутника, чьи глаза лиловыми аметистами светились в тени нависших валунов. Высокую чёрно-бурую волчицу сопровождал недружелюбно выглядящий пёс – явно гончий, или путём утомительных скрещиваний выведенный для боёв на нелегальных аренах. Идеальные пропорции мощного, но утончённого тела делали его похожим на выточенную из антрацита статую, которая идеально подошла бы на роль безмолвного стража какого-нибудь святилища. Длинная острая морда, словно прищуренные в ехидной или злой усмешке глаза без зрачков. Хвост, точно хлыст, шёлковая шерсть, тоже переливающаяся золотисто-фиолетовым в свете совершенно обыкновенной луны. Длинные острые уши подошли бы, скорее, кошке, чем представителю семейства псовых.        Две линии тонкого металлического контура сходились на шее пса спереди, чтобы позади его головы образовать стоящий вертикально прямоугольник, по трубкам которого текла яркая жидкость цвета королевского пурпура. Снег не плавился под звериными лапами, сквозь блики на шерсти временами просвечивал пейзаж, а из пасти при каждом вдохе вырывалось облако лилового пара, вместе с «нимбом» придавая пасти зловещее освещение.        Потусторонний зверь не принадлежал волчице, лишь составлял ей компанию. По его просьбе она прибыла сюда, на светлыми духами и демонами забытое плоскогорье обезумевших сектантов.        - Это и есть твой друг? – Волчица кивнула в ту сторону, где Бродягу на её глазах поглотили тёмные воды.        Она присела рядом с псом и погладила его по загривку. Добавив:        - Нужно за ним присмотреть. А то в этих краях какие только порождения не встретишь. Ты же наверняка слышал, что на границе западного леса недавно видели Стража в полном боевом облачении, словно прошлое всё никак не отпустит его с войны. И с цепи у него рвалась адская гончая, которую голыми руками, ой, как непросто поймать. Говорили, этот безумец некогда охранял столицу от мародёров и обитающих тут чудовищ, даже натренировал целый отряд стражников, которые и по сей день там служат, и набирают новых рекрутов. Сам же Страж потом исчез, и никто так и не узнал, когда и почему; нашли только его заброшенный дом, открытый и пустой, ценные вещи на месте. Впрочем, наверняка я трачу время, рассказывая тебе всё это: привратника из пантеона высших дела людские не интересуют, правда?        Пёс как будто усмехнулся и качнул головой.        - Я так и знала, - вздохнула, но не расстроилась волчица. Вопрос был, скорее, риторическим. - Что ж, тебе нужен мальчишка? Обещаю, что эту ночь он проведёт под моим надзором, и утром помогу ему добраться до дома, а дальше он полностью в твоём распоряжении. Идёт?        Робот на берегу снова заметался и пронзительно заверещал, более не скрывая от окружающих свой поток электронных эмоций. Волчица подправила регулировку своего теплового визора, нацеленного на воду, и вздрогнула:        - Прошу меня извинить, я побежала. Похоже, кое-кто решил отпраздновать сегодняшнюю нелёгкую победу скоропостижным утоплением. Так дела не делаются!        Опёршись рукой о камень, она прыгнула со скалы в темноту, а чёрный пёс пошёл своей, никому неведомой дорогой, оставляя вырывающееся из глаз пламя чертить длинные лиловые дорожки в морозном воздухе.