Как в нашу жизнь врываются котята

      Дима родился в Питере. Маленький светловолосый мальчик не выделялся на фоне других детей почти ничем, кроме большого для такого малютки доброго сердца и тяги к свершению хороших поступков. Ребенок не ищет выгоды, не ищет похвалы, хотя ой как она приятна, Дима просто хочет знать, что совершает добрые дела, что он помогает.       То уставшую маму на кухне выручит: помоет посуду, подставив стульчик, чтоб до раковины хотя б дотянуться; моет хорошо, тщательно, чтобы мама не перемывала; маленькие ручки крепко держат посуду и не дают той выскользнуть да разбиться. Дима натирает до блеска стаканы, усердно-усердно, смешно высунув кончик языка. Может помочь донести хлеб с магазина, чтобы мама не несла лишнего — он ведь рядышком! Папе поможет молоток подать, гвоздик какой, может, шурупик с отверточкой. И всегда где-то под боком крутится, запоминает и в следующий раз просится сделать сам. Попадает молоточком по папиным пальцам, что плотно окольцовывали его — как бы заранее зная, чем закончится идея, — пугается и молоток выскальзывает из его ручонок, чудом не попав по маленькой ножке. Дима ойкает и зовет маму на помощь. Он стыдливо опускает глаза, когда папе оказывают первую неотложную, и говорит, что больше так не будет, его треплют по светлым волосам и с улыбкой заверяют: "Научишься лучше меня". И он учится, он помогает как может, а может с каждым разом все лучше.       Сестре Дима тоже помогает. Куда же без этого, хотя часто встает вопрос, кто вообще больше кому подсобляет. Вот Вера вместо брата цветы полила, а вот уже этот самый брат заместо сестры пыль вытирает — гонки и только так! Однажды родители в шутку решили сделать подсчет — эдакие мини соревнования, кто кому больше поможет. Сказать, что это была не битва, значит нагло соврать собеседнику прямо в глаза, битва под Дубном* — не иначе. С отрывом в одну маленькую, но решающую помощь побеждает Дима, слышит тихо сестринское: «Нужно было самой ту посуду поскладывать», — мчится на кухню за конфетой, вручает ту Вере, и всемирное негодование мигом сходит на нет (вот только отрыв теперь в два очка).       Дима растет и пытается помочь всем, от голодного кота, которого в результате кормит вареной сосиской, до воробья, что так неудачно вывернул лапку; представление было еще то, когда его ловили, держали и перематывали поврежденную конечность, зато потом долго он еще прилетал под окно маленькому Диме — щебетал да ластился к ребенку.

***

      Маленький Дима любит гулять, а еще Дима любит животных. И так прекрасно совпало, что в один из немногих солнечных дней в Питере, гуляя с сестрой в любимом Александровском парке, он услышал тихое мяуканье. Остановился, прислушался: тишина; показалось что ли? Нет же, опять «мяу», да и сестра, видно, услышала, вон как головой закрутила. Вопрос только: откуда? В парке сейчас не очень много людей, меньше, чем могло бы быть, но шума предостаточно, чтобы сбить с курса. И снова тишина. Растерянные дети лишь досадливо вздохнули и, обойдя парк в том месте раза три, не меньше, понадеялись, что животным уже помогли. Как-никак, а мир не без добрых людей... правда ведь? Реальность оказалась сомнительной.       Уже возвращаясь домой, немного окольным путем — чтобы потянуть время и не так быстро попасть в родные четыре стены — они снова услышали приглушенное «мяу». С каждым шагом жалобный клич о помощи становился отчетливее. Под обочиной стояла накрытая коробка, заглянув в нее, дети узрели пять маленьких комочков, что жались друг к другу, подавая голос поочередке.       «Давай их заберем», — в одноголосие проговорили дети и, быстро скооперировавшись, взяли коробку в четыре руки. Правда, домой коробка попала уже лишь в Диминых руках, но парень-то и не шибко жаловался.       Он быстро разувается и запыхавшийся забегает в гостиную. Счастливый с коробкой в руках:       — Мам, я котят принес!       За ним, с отрывом в полминуты, залетает Вера.       — Вообще-то, мы, — сообщает, смешно надутая, якобы обиженная сестра, и легонько толкает брата в плечо. — Мы же их оставим? — резко спрашивает девочка, перекидывая взгляд с одного родителя на другого.       — Правда-правда? — взявшись за ручки и состроив самые жалостливые глаза, на которые были только способны дети, вопрошают те.       Ну и как им откажешь?       Котят оставляют. Им готовят новую коробку, устилают ту мягким одеялом и ставят в углу комнаты. Самих же их купают, сушат полотенчиком и кормят теплым молоком. Брат с сестрой принимают прямое участие. Проходит день, второй, неделя и родителям удается уговорить своих чад на раздачу котят в добрые руки, но оставить одного все же соглашаются. По истечению месяца у всех клубочков новые дома, новые хозяева — исключительно добрые руки, отбирал лично Дима. У самого же парня под боком ютится Лавашик — назвали так по чистой случайности, завернули в полотенце, обозвали лавашем, так и прижилось. Это маленькое чудо наотрез отказывается сидеть на руках кого-либо другого, выворачивается, убегает, а у Димы лишь закрывает глазенки и громко мурчит.

***

      Дима вырос, но заканчивает университет МВД, преуспевая практически во всех дисциплинах, и чудом сохраняет свои нервы во время сдачи экзаменов, и имя этому чуду — Лавашик. Кот смелый, не побоялся переезда в Москву, не испугала его общага и комендант, он весь в хозяина: добрый, смелый и всегда рядом, когда нужна помощь. Дима возвращается в родной Питер, перебирается в уже свою квартиру и устраивается в местную полицию. Кот же каждый день ждет его, ластится, требует еды и внимания, а еще подрабатывает за рыбные консервы личным Диминым психологом. Лавашик выслушивает и про коллектив, и про майора Грома с его шуточками, от которых чудом не воротит, и про холодильники, и про Чумного Доктора, слушает, залазит хозяину на коленки, мурчит, и Димины проблемы резко становятся решаемы. Вот уже и Цветков не так бесит, и Игорь напарником называет, и Чумного Доктора они ловят, холодильники, правда, не находятся, но не в этом суть.

***

      У Димы первые долгие выходные и в его светлую голову приходит заманчивая идея — посвятить их родителям и сестре. Как-никак, они давно нормально не общались, так, по телефону и только, хотя в одном городе живут. Парень собирается и, оставив своего верного Лавашика, отсыпается дома да следит за новым жильцом в вороньей морде — Марго, выходит дома. По старой памяти ноги ведут через любимый Александровский парк. Тихое «мяу» вызывает дежавю. Дима шагает дальше, раз, два, три, пятнадцать и взгляд цепляется за картонную коробку, стоящую возле лавочки. Парень заглядывает в нее и тихо смеется: внутри столь ненадежного укрытия жмутся друг к другу четыре крохотных котенка. Недолго думая, парень берет коробку и продолжает свой путь к семейной обители, только теперь уже с мяукающей компанией.       Диме двадцать три года, он заходит домой к родителям и, неловко поправив волосы, мнется у входа в гостиную. Тихо выдыхает, заходит и, смущенно улыбнувшись, произносит:       — Мам, а я тут котят принес.       Сестра заходится смехом, и уверенно произносит:       — Ну в этот раз, действительно сам.       И смех подхватывают уже все, попутно вспоминая прошлый алгоритм действий. Котят купают, сушат, кормят и сажают в новую коробку с теплым одеялом внутри. Не проходит и месяца, как у всех клубочков появляются новые дома, новые хозяева — исключительно добрые руки, отбирал лично Дима. Сам же парень от нового жильца отказывается — Лавашик и так с большой ревностью — и приличного количества рыбных консервов, пережил появления Марго, а тут еще подобного рода предательство, ну уж нет. Дима Лавашику верен, он его любит, а для кота Дима — вообще весь мир, который он выслушивает, которому он мурчит и у которого засыпает под боком.