Одна ложь

      Вся эта история началась из-за одной лжи. Казалось бы — люди постоянно лгут, недоговаривают, скрывают важные и неважные вещи (важность этих вещей они, разумеется, определяют сами). Но одна большая ложь вскрыла столько боли, слёз, крови и трупов, что кануть в лету ей просто невозможно.       В один замечательный летний день, когда солнце привычно ярко ослепляло глаза, Джекс Теллер прогуливался по Чармингу. Он бросил свой байк у дома матери, вылетев оттуда после ссоры с отчимом, которого всей душой любил и ненавидел одновременно, и решил выгулять весь свой гнев. Он бы с удовольствием пошёл к Сынам или к Рыжему, или в какой-нибудь бар, чтобы завязать драку и разбить кому-нибудь лицо, но Джемма настойчиво просила его перестать получать дополнительные строки к своему полицейскому досье.       Через три недели ему исполнится двадцать. Прожита почти целая жизнь. По крайней мере, насыщенность всех произошедших событий выдаёт именно такое послевкусие. Жуткое число, особенно если оглядываться назад. Смерть отца, разбитое сердце, мать, нашедшая замену отцу чуть ли не моментально…. Всё копится и растёт, как снежный ком.       Каждый раз, напиваясь до беспамятства и разбивая морды тем, кому не повезёт попасться под его руку, ощущение пустоты не даёт ему жить.       Каждый раз на любой вопрос о том, в порядке ли он, он улыбается, засовывая внутрь желание задушить спросившего, и отвечает что всё в порядке. Всё замечательно. Всё так, как должно быть.       Но каждый раз эта ложь сверлит дыру в его итак уже чёрной, бездонной душе. И сверлит, сверлит, сверлит. Никакое количество бухла, никакое количество сигарет, лёгких наркотиков, ебли, скоростных заездов на мотоцикле, драк, братских посиделок и дружеских объятий не способно вернуть его к жизни в той мере, которая когда-то была. Кажется, прошла целая вечность с того момента, когда он чувствовал себя по-настоящему живым.       Всё в порядке, всё в порядке, всё в порядке. Всё хорошо, отлично, превосходно.       Как ножом по сердцу, туда-сюда, туда-сюда.       Руки трясутся, но достают сигарету и зажигалку. Дым проникает внутрь без особых проблем. Затяжка, затяжка, затяжка. Вдох, выдох, вдох, выдох.       Ноги пружинят и подгибаются колени из-за огромного количества агрессии, скопившейся за столько лет. Но он идёт. Продолжает идти, куда глаза глядят. Кивает всем знакомым в приветствии, которые проходят мимо, завидя его хмурый взгляд исподлобья. Ему всего двадцать. Так не должно быть.       Его не должны бояться, не должны преследовать, он не должен чувствовать себя настолько опустошённым.       Интересно, а Джон чувствовал себя также потерянно в его возрасте? Чувствовал ли он тот самый эмоциональный раздрай, который так рвёт душу его сына сейчас? Разрывая на части всё то последнее детское и наивное, верящее в добро и хоть какую-то справедливость?       Справедливости нет, резко одёргивает свои собственные мысли Джекс. Нет справедливости. В справедливом мире его брат бы не умер, не терялся бы отец после смерти Томаса, не попал бы под колёса грузовика и не бросил бы его один на один с матерью и Клэем. В справедливом мире он... Хотя, чёрт знает, может он уже натворил столько дел, что справедливости ему никогда и не узнать. Только кровь, трупы, перестрелки, погони и бесконечные разборки с другими бандами. Глупо думать о другой реальности.       Глупо думать о месте, где ему было бы хорошо, где его бы любили и где бы он был по-настоящему нужен, а не как орудие лжи или чего хуже. Ещё пара подобных мыслей и он порвёт любого, кто встанет у него на пути, а после — покончит с собой. Довольно.       Он не заметил, как ноги привели его к гаражу, где Пайни возится с очередной колымагой, а остальные Сыны заняты своими делами. Не замечает и того, как сгустились тучи над его головой — вот-вот начнётся дождь. — Эй, сынок, — отвлекается Пайни от тачки, — С тобой всё в порядке? Где байк? — Всё хорошо, — улыбается Теллер, втаптывая окурок в асфальт, — Всё просто замечательно.