<1>
Человек что-то бормочет себе под нос, когда Мобэй И приходит в себя. — Глупая система, — говорит он. В его руках веер и, несмотря на усталый вид, он не перестает обмахивать Мобэй И, пытаясь снизить температуру. — Глупые монстры. Я, черт возьми, создатель этой вселенной. Почему мне нужно выполнять дурацкие второстепенные задания, чтобы получить жалкий арктический фрукт? Эти тупые кислотные осы. Им лучше надеяться, что я никогда не выберусь из этого мира, иначе я опишу их вымирание! Едят ли кузнечики ос? Хм. Не знаю, пофиг. Теперь едят. Для Мобэй И далеко не все слова имеют смысл, но он достаточно хорошо отделяет важную информацию от чепухи. Он уже не чувствует себя таким слабым, каким был до потери сознания; холод медленно просачивается обратно в вены: без сомнений, работа арктического фрукта. Это не панацея от всех болезней, но помогает ускорить естественный процесс заживления в организме. Мобэй И чувствует, что рана на животе уже затянулась. Странно, что какой-то человек, живущий далеко от Севера знает о целебных свойствах арктического фрукта. Даже там, на Севере, это часто упускают. Мобэй И моргает, проясняя зрение, чтобы как следует разглядеть человека. Он маленький и тощий. Растрёпанный, вероятно, из-за битвы с кислотными осами. Судя по всему, не самый сильный заклинатель и, учитывая, что осы атакуют роем, это делает его битву с ними подвигом. Одежда, порванная и испачканная, явно знавала лучшие времена. Волосы собраны в причёску и закреплены не гуань или лентой, как обычно делают люди, а...палочками. Полный беспорядок. Мобэй И не знает, как долго был без сознания. Этот человек вполне мог бросить его, мог убить ради славы, но все же... Он спас Мобэй И жизнь. Он защитил Мобэй И. Позже, когда человек опускается на колени, называет его своим королем и клянётся в верности, единственный ответ, который способен дать Мобэй И — это "да".<2>
Следующие несколько лет, пока Мобэй И накапливает власть, Шан Цинхуа остаётся рядом. Если бы он спросил, Мобэй И сказал бы, что Шан Цинхуа хорош для сбора информации. Что нет смысла иметь крота в клане Цан Цюн и не пользоваться им в своих интересах. Но правда в том, что Мобэй И очень часто полагается на его советы. Он был удивлен, когда Шан Цинхуа стал новым Лордом Пика Аньдин, но не слишком. Шан Цинхуа знает то, чего знать не должен; хранит всё в голове; не позволяет никому увидеть свои карты. Шан Цинхуа сообразителен и, если иногда он намеренно ведёт себя глупо, Мобэй И понимает, что так нужно. Поэтому, когда Шан Цинхуа просит о встрече через коммуникационный талисман, Мобэй И идёт к нему. — Северо-Западная фракция планирует восстание, мой король, — говорит Шан Цинхуа, когда Мобэй И появляется перед ним. Мой король. Мобэй И нравится, что Шан Цинхуа называет его своим королем. Очень нравится, если быть честным. Нравится, как Шан Цинхуа стоит на коленях у его ног, нравится, что Шан Цинхуа подчиняется его власти. Нравится, что Шан Цинхуа смотрит на него так, как будто он большее, чем едва ли любимый принц Севера, который находился рядом с отцом сначала из-за обещания, задолженного его матери, а затем потому, что Мобэй И, благодаря помощи Шан Цинхуа, доказал свою полезность королевству. — Доказательства? — спрашивает Мобэй И. — При себе нет, — отвечает Шан Цинхуа. В этом нет ничего необычного. Для него было бы более странно иметь четкие доказательства своих слов, даже если они всегда оказывались правдивы. — Но есть свиток, где записаны взносы каждого клана, который вложился в восстание. Ты должен идти. Я знаю, что это ниже тебя, мой король, но ты не должен поручать поиски никому из братьев. Ты найдешь список за решеткой в ледяном бассейне поместья Генерала Чжао. Мобэй И не спрашивает, как он узнал об этом — Шан Цинхуа все равно никогда не рассказывает правду. Он говорит об источниках, которые, как знает Мобэй И, ему недоступны. Говорит о пророческих снах, в которые Мобэй И не верит. Он не будет спрашивать только для того, чтобы Шан Цинхуа снова солгал ему в лицо. Шан Цинхуа скажет, когда будет готов. Мобэй И не будет торопить. Шан Цинхуа поклялся остаться с ним навсегда. Мобэй И знает, что древние боги сдерживают обещания. — Он находит свиток и уничтожает кланы, участвующие в восстании. Трое его сводных братьев по счастливой случайности оказываются замешаны в перевороте. Мобэй И обезглавливает их на глазах своего отца и придворных; он никогда не был из тех, кто смотрит дареному коню в зубы. В ту ночь Мобэй И становится наследником престола, следующим Мобэй-цзюнем. Шан Цинхуа улыбается, когда он достигает Пика Аньдин. — Мой король, — раздается голос. В эту ночь слова звучат слаще, чем когда-либо раньше.<3>
— Ты уступишь Ло Бинхэ, мой король, — говорит Шан Цинхуа. Мобэй И, который теперь носит свой с трудом заработанный титул Мобэй-цзюнь, за эти годы научился не сомневаться в словах Шан Цинхуа, но этому верить не хочет. Он больше не тот обиженный, жалкий и зависимый от заботы человека, мальчик, каким был несколько лет назад. Он снова и снова доказывал свою ценность; доказывал, что заслужил править Севером и никогда ещё не проиграл ни одной битвы. Ло Бинхэ — всего лишь полукровка. — Я знаю, о чем ты думаешь, мой король, — говорит Шан Цинхуа. — И я знаю, что ты не будешь слушать, пока не попробуешь. Это нормально! Ло Бинхэ не глуп, он не может не оценить твой талант. Если ты сразишься с ним, то поймёшь, что он тот правитель, за которым стоит следовать. А он узнает, что ты достойный подданный. Если ты уступишь ему, мой король, он опустит свой меч. — Я не проиграю, Шан Цинхуа, — рычит Мобэй-цзюнь. Лёгкая уверенность, стоящая за словами, раздражает. Ему не нравится слышать, как Шан Цинхуа признает кого-то другого. Мобэй-цзюнь — его король. Он — король Шан Цинхуа. И если придется сразиться с полукровкой, чтобы доказать, что он все ещё достоин его верности, его люб... Он отмахивается от мысли. Боится позволить себе продолжение. — Я сражусь с Ло Бинхэ. И выиграю. — Мобэй-цзюнь не позволяет себе подняться на Пик Аньдин после поражения. Вместо этого, он возвращается в Северный дворец, чтобы спокойно зализать раны. Шан Цинхуа сказал, что он потерпит неудачу. Так и случилось. Несмотря на то, как сильно Мобэй-цзюнь старался, несмотря на то, что он не должен был проиграть, он проиграл. И Шан Цинхуа знал, что так будет. Он даже предсказал, что Ло Бинхэ пощадит его, попросит о верности, а взамен позволит Синьмо упасть с шеи. Шан Цинхуа знал, что все произойдет так, как произошло. Как будто он это спланировал. Слова, сказанные Шан Цинхуа при их первой встрече — заявление о том, что он создатель этой вселенной — звенят в ушах Мобэй-цзюня. Шан Цинхуа — не обычный бог, посланный познать несчастья в царстве смертных. Шан Цинхуа — нечто большее, гораздо большее и... Он был рядом в течении многих лет, помог Мобэй-цзюню добиться всего, что у него есть. Он позволил себе быть на побегушках, терпел оскорбления и побои, преклонял колени перед Мобэй-цзюнем, обращался к нему, как к королю. Он выбрал Мобэй-цзюня. Мысль разжигает пламя в груди. Мобэй-цзюнь всегда был королем Шан Цинхуа, а Шан Цинхуа всегда был богом Мобэй-цзюня. Шан Цинхуа выбрал Мобэй-цзюня и он не подведёт его.<4>
В свете разоблачения статуса Шан Цинхуа, Мобэй-цзюнь старался контролировать свой характер в его присутствии, пытался быть настолько вежливым, насколько мог, но... Шан Цинхуа приехал в Северный дворец не в то время, не в тот день и оказался так близко, что Мобэй-цзюнь... Прижимается губами к макушке Шан Цинхуа, нежно проводя пальцами по темнеющим синякам на бледной коже. — Прости меня, — Мобэй-цзюнь тихо выдыхает слова в волосы. Раньше, он был груб. Слишком груб. Прижал Шан Цинхуа к кровати, кусал и царапал, смотрел на текущие из глаз слезы и игнорировал мольбы "помедленнее, пожалуйста, мой король, я никуда не уйду, медленнее, пожалуйста". Он не будет лгать — он думал об этом раньше, о том, чтобы затащить Шан Цинхуа в постель, прижаться губами к коже, войти в него и сделать своим. В мыслях, он с благоговением касался каждой части тела Шан Цинхуа, доставляя ему удовольствие. Он думал, что когда наконец сделает ход, то будет поклоняться своему богу, но вместо этого осквернил, причинил боль, заставил плакать. Шан Цинхуа ёрзает в объятьях, нежно прижимает руку к лицу Мобэй-цзюня. — Все хорошо, — отвечает он также тихо. — Все хорошо, правда. Было приятно. Я хотел этого. Я в порядке, мой король. — Он замолкает на мгновение, а затем: — Я... Я знаю, что сегодняшний день значит для тебя. Она... Она любила тебя, мой король. И вот. Ещё один секрет, который Шан Цинхуа не должен знать, но все равно знает. Официально биологическая мать Мобэй-цзюня умерла от рук убийцы, который пробрался в Северный дворец. На самом же деле, правящая королева хотела убить младенца Мобэй-цзюня, чтобы защитить интересы своих сыновей. И его мать отдала жизнь взамен на обещание отца, что никто не причинит вред их сыну. Сглатывает комок в горле, крепче прижимая к себе Шан Цинхуа. — Я ничего о ней не помню. Все, что я знаю, мне рассказал Линьгуан-цзюнь, — говорит он. Это глупо, так глупо быть настолько эмоциональным из-за этого. — Я понятия не имею, можно ли ему верить. Иногда мысль о том, что Линьгуан-цзюнь — коварная змея не даёт Мобэй-цзюню развалиться на части в годовщину смерти матери. Линьгуан-цзюнь рассказывал о ней, рисовал образ, который был слишком хорош, чтобы быть настоящим. Это могло быть ложью. Мобэй-цзюнь мог не быть причиной смерти своей матери. Шан Цинхуа целует его в основание шеи. — Она была хорошей женщиной, — говорит он. — Очень доброй. Из маленького, скромного клана. Несмотря на то, что она не была рождена для жизни наложницы, она была счастлива, когда вышла замуж за твоего отца. И стала ещё счастливее, когда родился ты. Если бы у нее был другой способ, она бы ни за что не оставила тебя. Ты был светом ее жизни. Она очень любила тебя. — Прекрати, — выдыхает Мобэй-цзюнь. Неизвестно хорошо или плохо слышать это от Шан Цинхуа. Он все видит, обо всем знает. Если он говорит это Мобэй-цзюню, значит это правда. — Она бы гордилась тобой, если бы видела тебя сейчас, — мягко продолжает Шан Цинхуа, потому что не знает, когда нужно остановиться. — И я тоже очень горжусь тобой, мой король. Я не смог бы сделать тебя лучше. Мобэй-цзюнь целует его. Целует и продолжает целовать, пока смятение в груди не утихнет. Слова Шан Цинхуа — успокаивающий бальзам от боли.<5>
Ночью, положив голову на грудь Шан Цинхуа, Мобэй-цзюнь слушает, как слишком быстрое сердцебиение начинает замедляться. — Расскажи мне что-нибудь. — Что ты хочешь услышать, мой король? — спрашивает Шан Цинхуа. — Я приберег отчёты на завтрашнее утро, но если тебе будет приятно послушать о возобновлении лесных пожаров на Западе, я более чем счастлив... — Не об этом, — прерывает Мобэй-цзюнь. — Ты знаешь так много вещей, о которых знать не должен. О том, что произошло давным-давно. О том, что должно произойти. Вещи, которые ты приписываешь шпионам, которых, я знаю, у тебя нет. Или пророческим снам, которые, если спросить, цзюньшан опровергнет. Сердце Шан Цинхуа замирает. Пальцы останавливаются в волосах Мобэй-цзюня. Он нервничает, хотя ему и не стоит. Вероятно, он даже и вполовину не осознает власти, которую имеет над ним. Губы Мобэй-цзюня изгибаются. — Этот лорд не просит объяснений, — бормочет он. Шан Цинхуа скажет, когда будет готов. — Просто расскажи мне о чем-нибудь, о чем я не знаю. — Ну... — пальцы Шан Цинхуа возобновляют свое успокаивающее движение. Он замолкает; его тон становится неуверенным, когда он всё-таки продолжает. — Если бы все пошло по плану, ты бы женился на девятихвостой демонице. Умной, хитрой, но доброй. Ты бы выбрал ее за доброту. Она была бы твоей единственной женой и родила бы тебе двух сыновей. Ты бы научил их любить друг друга так, как хотел, чтобы твои братья любили тебя. У Мобэй-цзюня перехватывает дыхание. Его сводные братья не были злыми ни в начале, ни когда были детьми. Долгое время, он лелеял надежду, что, несмотря на ненависть королевы, братья примут его. А потом да-гэ отравил его на восьмой день рождения. Яд не лишил его жизни, поэтому эр-гэ прокрался в комнату, чтобы закончить работу. Голосовые связки Мобэй-цзюня были сильно повреждены кислотой, содержащейся в яде, так что он не мог позвать на помощь. Мобэй-цзюнь думал, что умрет той ночью. Сан-гэ спас ему жизнь, войдя в комнату в нужный момент. Мобэй-цзюнь почувствовал облегчение, когда сан-гэ остановил эр-гэ, пытающегося перерезать ему горло. Это длилось всего долю секунды, потому что его братья начали сражаться, очевидно, соревнуясь друг с другом. Стало понятно, что сан-гэ остановил эр-гэ только потому, что сам хотел убить Мобэй-цзюня. Ради приза. Королева назначила награду. Братья были готовы убить его за какие-то дурацкие монеты. Пальцы Шан Цинхуа соскальзывают с волос Мобэй-цзюня на затылок. — Прости, — шепчет он. — У тебя плохие воспоминания. Мобэй-цзюнь качает головой. Все в прошлом. Он вырос, даже без союзников в семье, даже с королевой, которая каждую неделю покушалась на его жизнь. В конце концов, он заслужил одобрение отца и, что более важно, завоевал любовь бога. Его бога. Мобэй-цзюнь, которым он сейчас является, силен, могущественен и более чем способен прогнать воспоминания, которым нет места в сознании. Он поворачивается, прижимаясь лицом к изгибу шеи Шан Цинхуа и вдыхая успокаивающий аромат. — А теперь? — А? Мобэй-цзюнь целует его в шею. — Ты сказал, что это произошло, если бы все пошло по плану, — говорит он. — А сейчас? Что будет сейчас? — Я... Я мог бы найти ее, — тихо предлагает Шан Цинхуа. — Демоницу. Я знаю, где она. Я мог бы привести ее. У тебя все ещё может быть та милая маленькая семья, которая была предназначена тебе. Думаю, она принесла бы тебе удовлетворение. — Нет, — решает Мобэй-цзюнь. — Удовлетворения недостаточно. Когда-то давно этого хватало; теперь же он знает, каково это — иметь больше. Просыпаться рядом с любимым человеком, засыпать, слушая бессмысленную болтовню, готовить для него лапшу, чтобы увидеть улыбку. — Этот лорд хочет быть счастливым, Шан Цинхуа, — говорит Мобэй-цзюнь. Шан Цинхуа издает тихое удивлённое "о". Мобэй-цзюнь улыбается, сильнее прижимаясь к нему. — И у меня уже есть всё, что нужно.