Лето в Техасе

Роуз спускается в столовую к завтраку, и я считаю её шаги. Она настолько точна, что я могу предсказывать все её действия. Она садится за стол на своё место. У окна. Мама ставит перед ней тарелку с хлопьями и молоко, гладит девушку по голове, и я цокаю языком несколько раз, когда нас оставляют наедине. – Маменькина дочурка, – растягиваю каждое слово, пытаясь разозлить сестру. Роуз, не обращая внимания на мои издёвки, заливает молоком хлопья, а потом поднимает на меня глаза, полные укора. – Мотивы твоих слов в том, что мама любит меня больше, а ты хочешь самоутвердиться за счёт меня. Роуз спокойно продолжает свой завтрак, но я уверен, будь сестра чуть несдержанней, она бы показала мне язык или, как многие прилежные подростки, нажаловалась маме. И тогда я бы получил нехилый подзатыльник. Но Роуз этого не делает. Она знает, что на самом деле я просто пытаюсь поднять ей настроение, как когда-то в детстве, когда она ещё показывала мне свой смех или разговаривала с уличным котом. Она знает, что я просто пытаюсь разрядить обстановку. Она знает, что мама любит нас одинаково. – Зато я красавчик. – Ты, как выражаются некоторые индивиды, урод. Кстати, довожу до твоего сведения, что термин «моральный урод» к тебе тоже относится. И я уверен, что она так не считает. После завтрака, мама целует меня в макушку. Она выпускает из объятий, а я морщусь от такой её заботы, но она не замечает. – Учись хорошо, – она говорила это каждое утро. Она целовала меня и говорила это каждое утро. Каждое утро, когда я уходил в школу. Каждое утро, когда я, уже окончив школу, уходил в колледж. И сейчас тоже. То, что не меняется многие годы, даже когда я сильно изменился. Это будет продолжаться даже тогда, когда мать узнает всю правду. Потому, что она не способна поверить в то, что её сын вырос, что её сын уже не такой, каким был. Роуз тихо нашёптывает мне мою же утреннюю дразнилку и выходит из дома раньше меня. На улице жарит солнце. Хоть весна кончилась совсем недавно, лето в Техасе невыносимо. *** – Будешь что-нибудь? – Бро, завидев меня, всегда задаёт этот вопрос и всегда жалеет. Жалеет потому, что соглашаюсь. Я хожу по помещению, похожему на лабораторию, разглядываю каждый дюйм любого прибора, который увижу. – Позже, – взяв в руки какую-то колбу, я специально роняю её на пол, увидев местных шестёрок. Когда я прихожу сюда, на меня всегда бросают неодобрительные взгляды, но всегда молчат. Тут любой знает меня как брата Бро и никто не знает, как меня зовут. Они боятся меня потому, что боятся старшего – человека, чьё лицо бледно и похоже на смерть, а глаза скрыты под тёмными очками. Я тоже ношу очки, и это то из многого, что я перенял у Бро. Позже наступило быстро. Мы курим один косяк на двоих, устроившись на балконе. Мы с братом в одних шортах, но мне всё равно жарко. Воздух наполнен запахом средства от комаров, которое всё равно бесполезно. – Решил, куда пойдёшь после колледжа? – брат выдыхает дым куда-то в сторону, а я кашляю, сделав сильную затяжку. Дым обжёг горло. Я мотаю головой, что означает «нет, чувак, не всё так просто», а после долгой паузы решаю спросить: – Можно я буду работать с тобой? – Когда-нибудь. Наверное. За много лет я научился определять, куда смотрит Бро. Сейчас в его зрачках, скорее всего, отражаются звёзды. Для многих он всегда выглядит вроде как нейтральным, но только я знаю, что за тёмными стёклами он скрывает всё. Только я знаю, что стоит ему снять очки, и каждый увидит то, что всегда вижу я. Когда я чувствую, что расслабляюсь, я забываю о всех проблемах и мыслях. Под окном протяжно сигналит машина. – Как там Джон? – Джон – это мой лучший друг, и я настолько сильно люблю его, что считаю его своим младшим братом. Я оставил Джона внизу, одного. Машина, что постоянно сигналит – его машина. И я могу поспорить на, чёрт возьми, тысячу баксов, что Джон опять пьян. – Я решил уехать на лето, с ним, конечно, – киваю на машину, в которой сидит мой друг. То, что я в одних шортах, не спасает меня от жары. Лето в Техасе невыносимо. *** – Как ты так умудрился? Стоило мне отвлечься на пару минут… Меньше мамкиным ножом размахивать надо, это, как бы там не выражался, не иронично, чёрт тебя дери... – Джон жмёт на газ, стараясь ехать быстрее, я его почти не слушаю. Шум мотора и ветра заглушает все его тихие слова. Мы снова едем в гору, трасса уходит в небо, к высокому горизонту, где сливается с ним. – Зато мы выиграли конкурс по поеданию стейков в «Биг Техасе»! – он всё ещё пытается не нервничать и веселить меня, хотя я спокоен. Я натянуто улыбаюсь и тут же захожусь в кашле, отхаркивая кровь. Дорога в небо исчезает, жара исчезает, в глазах темнеет. Вытираю рот рукавом. – На дорогу лучше смотри, Джон. Ответа нет. – Джон? – я тормошу его за плечо, чтобы он проснулся. – До границы осталось всего полдня… – продолжает он сонливым голосом и снова тянется за бутылкой. – Мы могли по этой дороге не ехать? – мы сделали почти целый круг для того, чтобы Джон смог увидеть Route 66. Сделать круг и выехать в другой штат, - Эта дорога не что иное, как развлечение для тупых туристов. – Джон и есть турист. На самом деле он в Техасе второй или третий раз. Джон делает новый глоток из горла бутылки и пьяно посмеивается. Бинты на груди снова пропитались кровью, и я впервые ощущаю леденящий страх. Отворачиваюсь к окну. Раскалённый солнцем песок исчезает. Черепа коров, расставленные кем-то вдоль дороги, исчезают, в глазах темнеет. – Смотри, не сдохни там. – А ты смотри на дорогу, не хватало нам снова чуть не скатиться в ров. Джон исчезает. Машина исчезает. Вместо всего этого – тьма. Лето в Техасе невыносимо. *** Просыпаюсь в холодном поту и первое, что вижу перед собой – размытое лицо Роуз, освещённое тусклой луной. Слабый свет еле-еле заполняет комнату. Когда зрение позволяет мне увидеть сестру чётко – память возвращается ко мне. Как цунами, меня накрывают воспоминания, и это мне позволяет прийти полностью в себя. Вскакиваю, тело пронзает боль, темнеет в глазах, а голова тяжелеет. Роуз возвращает меня в постель, накрывает одеялом. Она смотрит с укором, и я принимаю эту её заботу. Заботу в её стиле. Сестра всё понимает и отворачивает лицо от меня. За окном луна спряталась за облаками. И теперь, лишившись единственного источника света, я вижу лишь силуэт Роуз. Девушка вздыхает и тихо, почти неслышно, произносит: – Если сдохнешь – убью, урод. Я хрипло смеюсь. Лето в Техасе невыносимо.