***
Они сбились со счёта, сколько прошло недель. Драко стал замечать круги у неё под глазами. Эту женщину невозможно понять, как бы он ни старался. А она вдруг осознала, что он больше не говорит с ней, даже не пытается. Не этого ли она добивалась? Отстраниться, разорвать даже ту тонкую нить, что их связывала. Отчего же так больно? Он тоже стал её избегать. «Хочешь остаться одна? Оставайся! Ты всё решила? Сделала выбор? Да пожалуйста! Прошло то время, когда я был нужен. Я не в том возрасте, чтобы увлекаться хорошенькой женщиной с горящими глазами. У меня есть дела поважнее». Горечь досады колючим осадком легла на сердце. Но Драко Малфой не из тех, кто будет навязываться и искать пути сближения. Он делал шаги к ней, пока видел, что Грейнджер в этом нуждается, поддерживает, желает этого. Но теперь… У каждого своя дорога.***
Запретная секция. То место, где можно найти уединение. Сюда не заглянут студенты — разве что самые рисковые, — но современная молодёжь больше интересуется маггловскими запрещёнными гаджетами, чем книгами. Драко это забавляло. Он и у Скорпиуса видел этот дурацкий мобильник, но что сделаешь с совершеннолетним самостоятельным парнем? Да, прочтёшь лекцию, возможно, пригрозишь Министерским распоряжением, но не можешь же ты просто изъять у сотрудника Министерства его «игрушку». — Пап! Я не ребёнок! — закатывал глаза сын. — Я не попадусь, обещаю! Никогда не беру его с собой в Министерство. Или ты считаешь меня идиотом? Что ты на это возразишь? Драко улыбнулся своим мыслям и продолжил изучать очередной фолиант по Особо сложным зельям. Он был абсолютно уверен, что знает далеко не всё о проклятиях. Предположил, что проклятия, медленно убивающие тело, возможно изгнать с помощью зелья, а если не изгнать, то замедлить или остановить его действие. Должен быть способ. Увы, он не смог помочь своей Стори, но, что, если однажды сможет помочь кому-то другому? Изучая ингредиенты, он уже выписал несколько интересных компонентов, в том числе — кровь единорога. Это смущало до мурашек, но Драко не мог себе позволить упустить даже такую возможность. Он спокойно работал, вдохновлённый недавней новостью об изобретённом Слизнортом новом зелье. Да, профессор гораздо опытнее, багаж его знаний огромен, но это всего лишь эффективное зелье от боли в суставах — очевидно, злободневно для Горация. Но Драко стремился к большему. И потом… это отлично отвлекало от мыслей о ней. Увлёкшись своим исследованием, Драко даже не услышал, что в секции появился кто-то ещё. Гермиона замерла неподалёку. Она заметила его платиновую макушку между полок стеллажа и теперь стояла перед выбором: продолжить путь и взять то, что ей нужно, или сбежать, пока не поздно? Всё тело было охвачено невероятным волнением — дыхание замерло, в груди пожар. Ей так хотелось смотреть на него. Вот уже три дня, как Малфой ей не снился. От этого её разочарование достигло пика. Сейчас он её не замечает, так занят, есть шанс хотя бы минуту беспрепятственно полюбоваться его сосредоточенным лицом, танцем пышного пера в его пальцах, тем, как он изящно обмакивает его в чернильницу. Она решила приблизиться, сама не понимая, почему. Может быть… Он вдруг вскинул увлечённый взгляд, сразу устремлённый на неё, и тут же нахмурился. Малфой на секунду задумался, а Гермиона, с трудом пережив омывшую её волну пламени, тут же прошла к стеллажу, напротив которого он работал, и стала искать нужную книгу. Молчание убивало. При других обстоятельствах Малфой уже бросил бы в её сторону пару замечаний, что-нибудь о её нерасторопности или забывчивости, но вместо этого он тихо закрыл книгу и стал собирать вещи. Гермиона чувствовала себя ужасно виноватой. Ком застрял в горле, но она хрипло выдавила: — Извини, я не хотела мешать. Тебе не обязательно уходить. — Я закончил, — безучастно ответил он, складывая пергаменты в сумку. Она забыла зачем пришла. Копошилась на полке без цели и смысла. Малфой, проходя мимо лишь краем мантии скользнул по её подолу, но этого хватило, чтобы вся нерастраченная энергия ударила ей в голову, как игристое розовое шампанское. — Библиотека — общественное место, — заявила она, чувствуя как румянец обжигает щёки. — Я вполне имею право здесь находиться! Малфой несколько секунд смотрел на неё удивлённо, огляделся по сторонам. — А что, с этим кто-то спорит? — усмехнулся он и собирался отвернуться. — Ты тоже волен находиться здесь, даже если мой визит тебе неприятен. Теперь на его лице отразилось недоумение. — Спасибо, Грейнджер. Я в курсе, — многозначительно приподнял он брови. В её душе разлилось тепло, которое казалось утраченным. Она цеплялась за этот шанс бессознательно, на уровне интуиции. — Уизли, — уточнила она. — Как скажешь, — усмехнулся он и отвернулся, делая шаг к выходу и закидывая свою сумку на плечо. Внутренняя паника снова всколыхнула мыслительную деятельность, но такого она от себя не ожидала: — Ты похож на кентавра. «Что? Ты произесла это вслух? Ты совсем дура?» — и это уже была не паника, а катастрофа. Её лицо полыхало, глаза забыли как моргать, а Малфой замер посреди прохода. Потом медленно повернулся и смотрел на неё крайне озадаченно. — Что? — это всё, на что у него сейчас хватило такта, внутри всё смешалось. Малфой растерялся, кажется, впервые за последние восемь лет. Смотрел на её горящие щёки и не верил ни ушам, ни глазам. И тут её понесло… — Этот твой… хвостик, — она глупо усмехнулась, а его лицо вытянулось от возмущения, — он, как у кентавра, знаешь, только не на голове, а, ну, ты сам знаешь, где у них… хвостик. — Малфой прищурился, а она продолжала: — Интересно, что твоему отцу, как ни странно, это шло, но у тебя немного другой овал лица и это выглядит как-то… — Ты в своём уме? — насмешливо выпалил Малфой. — Что ты хочешь… — выдохнула она. — Это то, что ты хотела мне сказать? — теперь уже возмущённо зашипел он, вспомнив, что находится в библиотеке. Он сделал в её сторону два шага. — Ты месяц меня игнорировала. Готовилась сказать, что тебя смешит моя причёска? — Я не готовилась, — прошептала она, глядя ему в глаза, задрав голову, поражаясь впервые в жизни, какой он высокий. — Это спонтанно как-то… — и её тон стал самоуверенно нахальным. — Кто-то же должен был тебе это сказать! — Это всё, миссис Совершенство? — ехидно ухмыльнулся он. — Ты довольна? Она терялась. Растворялась. В этом чужом взгляде, так не похожем на те, что она видела во снах, но было невыносимо отпустить. «Всё иллюзия! Он чужой! Отступи! Прекрати! Гермиона, прекрати!» — сознание вопило, как безумное, но его запах — смесь сушёных трав и миндаля — кружил голову. — Нет, — шепнула она, чувствуя, как его близость разрушает последние остатки благоразумия. — Мне… кое-что нужно… — она почти уверена, что после этого не сможет больше оставаться в школе, оставаться там, где он. — Скажи, что ты чувствуешь… ко мне? «Что она делает? Испытывает? Дразнит? Хочет, чтобы я исчез и не мешал ей жить? Кентавр, значит? Ладно! Получи!» — Эгоистка! Манипуляторша! — сквозь зубы процедил он нависая над ней, наступая, заставляя её вжаться в боковину стеллажа, наслаждаясь растерянностью в её глазах, тем как она срывает с себя очки, чтобы лучше видеть его. — Хочешь знать, что я чувствую? Мне всё равно! Говори, что хочешь, молчи, если так нравится. Я не стану твоей марионеткой, не на того напала. — Мне это и не нужно! — прошипела она. — Что ты там придумал? — Что тебе надо, Грейнджер? — он вдруг схватил её за плечи, в его глазах отразилась мука. — Зачем ты разрушила то, что и так было зыбко? Два года… Она плавилась… Тепло его рук — живое, настоящее — его дыхание на лице. Миндаль… терпкий аромат. Гермиона трепетала, чувствуя, как её безумно тянет к нему. Её тело — предатель. Изменник. Враг. — Отпусти, — еле слышно прошептала она. — Ты не понимаешь, что делаешь. — Да плевать! — прорычал он. — Это ты… не знаешь, что делаешь! Он порывисто приблизился к её лицу, правая рука резко соскользнула вниз, обвивая её тонкую талию, всегда скрытую учительской мантией. Его взгляд сосредоточен на её жаждущих затуманенных глазах. — Ты этого хочешь! Я прав? — шепчет он у самых её губ, чувствует, как она прогибается, прижимается к нему грудью, животом, тяжело вздыхает, сжимая пальчиками его плечи, и беззвучно шепчет: — Это невозможно… В её глазах слёзы, мольба и страх, нежность и сожаление. — Не всё ли равно, Грейнджер… Их губы сливаются. Сладкий тихий стон поглощён сотнями книг. Они вспыхивают так, как никогда не горели прежде. Её руки обвивают его шею, Гермиона приподнимается на цыпочки, как маленькая девочка, тянется к нему всем своим нутром, утопая в этой нежности, по сравнению с которой сон — это дым. Её прикосновения пьянят, кружат голову. Долгие годы жажды разрывают сердце в безудержной страсти, её губы сладкие, сочные, хочется испить до дна это блаженство, это безумие. Их губы движутся в такт, не размыкаясь, утопая друг в друге. Мужчина и женщина дрожат от прикосновения рук, жадных, голодных касаний, впивающихся в плоть пальцев. Гермиона прогибается от нежного движения его пальцев к пояснице, выдыхает запрокидывая голову, чтобы задохнуться от жара его губ, пронзившего шею. — Это неправильно… — вздыхает она. — Так не должно быть… И только тихие вздохи, молчаливые, трепетные, безумные. Она старается открыть глаза, удостовериться, что это не сон. Видит его дрожащие ресницы, утомлённый, ласковый взгляд. Это лучше чем во сне. Малфой целует её лицо, снова касается губ. Ей хочется плакать от этого бесстыжего, незаслуженного, предательского счастья. — Ты придёшь ко мне? — еле слышно шепчет он, чуть прерывая поцелуй, глубоко тяжело дыша, прижимая её к своей груди. — Ты придёшь? Нам нужно поговорить. Драко вздрагивает от ласкового касания её ладоней, скользящих по плечам к шее. — Я не могу, — отчаянно выдыхает она в его губы. — Это бред. — Гермиона, послушай… Глаза заволакивает влажной пеленой, ком сдавливает горло. Как красиво звучит её имя. Как оно убийственно красиво звучит! Ей хочется вырвать эти звуки из памяти. Всё неправильно. Она отворачивается, скрывая лицо на его груди. — Так нельзя. Нельзя. Это неправильно. Всего лишь… всего лишь… Она больше не может дышать, рыдание давит в груди. Но он настойчиво берёт её лицо в свои огромные ладони, смотрит в глаза требовательно. — Мы должны поговорить, понимаешь? Нельзя откладывать. Обещай, что придёшь. Сегодня. Я буду ждать после полуночи. Обещай! Малфой целует её губы, трепетными, короткими касаниями. Гермиона дрожит от упоения этой нежностью. Как она теперь будет с этим жить? — Я не могу обещать… — Я всё равно буду ждать, слышишь? Буду ждать каждый день, пока ты не решишься. — Оставим всё как было! — прошептала она. — Будем общаться как раньше… — Это невозможно. Неужели ты не видишь? И рука на её талии усиливает давление, привлекая женщину к его бёдрам. Она чувствует его напряжение, пугается собственного желания прикоснуться к нему, сорвать с него эту наглухо застёгнутую мантию. Смотрит в его измученные страстью глаза. — Мы не можем! Это против всех норм, против… — Да о чём ты? Какие нормы? — усмехается он. — Зачем ты спросила, как я отношусь к тебе? Подразнить? — Нет, я и не думала! Была уверена, что ты… просто посмеёшься… прости! Его горькая усмешка ранила сердце. — Ты так плохо меня знаешь. Признаться, и я тебя совсем не знаю… с этой стороны. — Ох, помолчи! — она смущена до предела, спрятала лицо в ладонях. — Я буду тебя ждать, слышишь? Мы во всём разберёмся! Драко бросил взгляд на наручные часы. — Прости. У меня ещё студенты со своими зельями. Не раздумывай! Просто сделай! Ладно? Она молчала, опустив глаза и разыскивая свои очки в кармане мантии. Её растерянность тревожила, но Драко надеялся, что здравый смысл, как обычно, возобладает. Малфой приподнял её подбородок и взглянул в глаза. «Это лучше, чем во сне», — словно ветер пронеслось в её голове. Он нежно коснулся её губ и быстро покинул библиотеку. У миссис Уизли были свои представления о здравом смысле. Она весь вечер пролежала на кровати, свернувшись калачиком, потом ночь, часть утра. Перед ней стояла фотография. Рональд на ней был смущённым. Он всегда не очень хорошо выходил на фотографиях, но Гермиона любила его таким. — Я предала тебя. Предала так скоро, — трепетно касаясь его огненно-рыжих волос шептала она. — Прости. Её сознание снова проваливалось в воспоминания горячих губ, ласковых прикосновений другого мужчины, того, кто ждал её в подземельях замка Хогвартс.***
Драко ходил из угла в угол. Как давно он не испытывал этого чувства — растерянности, неопределённости. Вины. В ту секунду, когда коснулся плеч женщины, о которой так много думал всё это время, внутри что-то щёлкнуло. Он словно обезумел, потерял самообладание. Малфой столько лет ожидал, что его жизнь постепенно начнёт клониться к закату. Ждал нетерпеливо, в надежде снова быть с той, которую любил — со своей нежной Стори. К часу ночи он уже был уверен, что Грейнджер не придёт. Что будет дальше, совершенно не понятно. Драко всё ещё переживал эти страстные моменты нежности, когда совсем другая женщина, овладела его душой и телом. Он с сожалением смотрел куда-то вглубь своего сердца, повторяя лишь одно: «Прости, Стори. Я тебя не дождался». Драко с трепетом ждал ту, что скрывалась от него в башне Гриффиндора.