Шрамы

      Шаг вперед, но, вместо земли под ногами, падение и удар о холодный бетон. Помутненное, только очнувшееся сознание и ничего кроме тишины и красных отблесков.       Она медленно поднялась, осознавая реальность. Разум, или даже что-то более нежное, где-то далеко внутри, но в то же время вездесущее, пробила ледяная стрела понимания и застряла, раздражая области вокруг. Взгляд наверх. Дверца криокамеры напротив плотно запечатана, через маленькое оконце сложно что-то разглядеть.       Она молниеносно подскочила на ноги, которые тут же запротестовали, и начала бегать глазами по сторонам. Взгляд нашел рядом с камерой небольшую панель, к которой шли множество проводов. А больше всего внимание привлекал красный рычаг. Она не успела даже ничего подумать, как резким движением направила яркую ручку вниз. Дверца, с шипящим звуком входящего воздуха, медленно приподнялась, а потом более уверено поползла к потолку.       Руки моментально задубели, а дыхание, и без того сбившееся, перехватило ледяной клешней в груди. Когда же дверца остановилась, всë еë естество запротестовало. А может не нужно? Она боялась найти подтверждение своему самому большому, на данный момент, страху, подтверждение того, что это не сон. Пока ещё оставалась хотя бы крохотная надежда, до невозможности маленькая возможность, что он жив, а всë это было только бредом, порождëнным криосном.       С гигантским усилием она сделала шаг, второй, вперëд, к нему, а в голове лишь одно слово, мольба. Пожалуйста. Пожалуйста, пожалуйстапожалуйстапожалуйста…       Он лежал как ни в чëм не бывало, будто спит. Только голова была запрокинута слишком сильно. А во лбу багровым, застывшим в лëд пятном-росписью на смертном приговоре было обозначено чëткое попадание. Руки мужчины, что раньше держали годовалого младенца, теперь безвольно лежали вдоль туловища. Остекленелые глаза смотрели наверх. Приоткрытые пухлые губы посинели, последний выдох замëрз на них тонкой корочкой.       Всë внутри оборвалось. Она будто летела вниз с крутого обрыва. Это был не сон, не галлюцинации, не бред. Они убили его и забрали Шона, их сына. Грудную клетку сдавило ледяной рукой до такой степени, что казалось рëбра не выдержат и рассыпятся в крошку. Она долетела до конца пропасти и упала в обжигающий холодом быстрый поток. Ей хотелось закричать, но голос исчез, она даже не сразу заметила, что перестала дышать. Лишь когда закружилась голова, рваный и дрожащий выдох сорвался с еë губ.       Нет, это не может быть правдой! Девушка сорвалась с места и обхватила лицо мужчины ладонями, повернула к себе. Горячие как расплавленный метал слëзы быстро и не переставая покатились по еë покрытым холодной испариной щекам, губы задрожали. Она поднесла одну из ладоней к его губам. Она ждала 30 секунд, минуту, две. Но ни малейшего признака дыхания. Может быть оно просто очень слабое!       Рука спустилась на шею, на запястье. Пульса тоже нет… Как же так?! Он не может быть мëртв! Нет! Не так! Не так…       Ноги подкосились. Девушка рухнула на колени. Внутри всë заполнила вода, в том числе и лëгкие, разрывая. Она задыхалась, тонула в этом тëмном, бурлящем потоке. Из грудной клетки вырвался сдавленный, хриплый крик сквозь толщу воды, ещё один, ещё сильнее. Она билась руками в пол, сначала ладонями, потом сжатыми до боли кулаками. Сильнее, сильнее, сильнее! В животе ворочался острый осколок льда. Она вскочила на ноги и начала колотить стенку капсулы с такой силой, с которой только была способна. Злость захлестнула с головой. Адреналин закипел в жилах, тело прошибала мелкая дрожь. Они убили его! Они украли Шона! Будь они прокляты! Они забрали их у неë! За каждой мыслью следовал удар. Жестокий, полный безграничной злобы и ненависти.       Девушка привалилась плечëм к стене и сползла по ней вниз обессилев. Костяшки разбитые о твëрдый металл саднили, кровь маленькими каплями стекала по направлению к кончикам пальцев. Из не ушли все силы. Бешеный озноб не давал покоя и сотрясал тело с каждым вдохом и выдохом.       А вокруг было в также тихо, красная аварийная лампа продолжала опалять стены языками красного пламени, оставляя кровавые лучи на поверхностях. Роботизированный женский голос, что-то проскрежетал из динамиков, но она его не слышала. В ушах с дикой силой шумела кровь.       Ей было страшно. Она не понимала, как ей жить дальше. Она боялась, что не сможет. Ей было просто страшно существовать в этом мире без него. Страшно, в конце концов, поднять глаза и снова увидеть его мëртвым, страшно от мысли зачем им понадобился Шон.       Девушка поджала колени поближе к груди, дрожавшей от прерывистого дыхания. Холодно. Но не от того, что рядом пускала морозный воздух криокамера. Его она совсем не чувствовала. Холод исходил откуда-то из самого нутра и волнами, вместе с дрожью прокатывался по коже под сине-жёлтым комбинезоном.       Она уже почти ничего не видела. Перед глазами снова и снова мелькала эта картина. Два человека, полностью в белом, лиц не видно из-за зеркальных иллюминаторов-стëкол, третий в куртке, с множеством ремней и щитков, полностью обритый. Они пытаются забрать Шона у Нейта, он же просто пытается защитить его, но за это получает выстрел в голову от обритого. Единственный и контрольный.       Она отлично запомнила лицо этого убийцы, с огромным шрамом на левом глазу. Она отлично запомнила его взгляд с которым он посмотрел на неë, и слова «Хотябы запасной план есть».       Девушка совершенно не понимала, чтобы это могло значить. Не понимала, кто эти люди и что им нужно от еë семьи. Но она точно знала, что просто так это не оставит. Пока есть хоть малейшая вероятность, что еë сын жив, она сделает всë, лишь бы найти его. Они забрали у неë всë, отобрали единственную опору. Так что ж, за ней не заржавеет.       Она решительно поднялась, утëрла тыльной стороной ладони слëзы. Девушка задышала сильно и глубоко, теперь она очно знала, что должна делать.       Она подошла к капсуле, ставшей усыпальницей, прикоснулась подушечками больших пальцев к векам покойного Нейтана и аккуратно закрыла их, а потом и губы, в последний раз. Она поправила голову мужчины, положила руки вдоль тела. Теперь его можно было принять за спящего глубоким сном, если бы не пуля во лбу.       Девушка приподнялась на носках и поцеловала его в лоб, чуть правее смертельного ранения, с той нежностью и любовью, с которой только была способна. На губах остался ржавый вкус слегка оттаевшей крови.       Внизу живота и в горле связывало и затягивало в тугой узел. Но с этого момента, она пообещала самой себе, что большее еë слëз не увидит никто.       Она втянула носом морозный воздух, до боли закусила щеку, зажмурила веки и резко перевела рычаг в положение, в котором он находился изначально. Дверца с шипением вытесняемого воздуха, мягко и герметично закрылась.       Она в последний раз прислонилась головой к остывшему металлу. Губы предательски дрожали. Она должна быть сильной. Ради их сына. Должна…       Девушка отошла на два шага назад, не решаясь поднять взгляд и поплелась к выходу из коридора, с усилием переставляя дрожащие ноги. Она не смотрела на другие капсулы. Ей не было до них совершенно никакого дела. Всë и так было ясно. Они мертвы. Все счëтчики были по нулям, а это значило только одно.

***

      В коридоре не оказалось совершенно никого. Лишь вентиляция низко гудела и время от времени лихорадочно скрежетала. Здесь однозначно было теплее. И светлее. Но красные в также, то там, то здесь, продолжали с ритмичным жужжанием вращаться и мигать.       Коридор простирался вправо и заворачивал дальше. Чуть поодаль от неë находилось прямоугольное сплошное окно и ничем не закрытый дверной проëм. Сквозь стекло можно было разглядеть искажëнные рабочий стол и стул, и некоторое подобие терминала. Именно в эту комнату она и направилась.       Стул жутко неудобный, непонятно как в таком вообще можно работать. Стол совершенно обыкновенный, металлический, отчего холодный, с парой ящиков. На нëм ничего не лежало, и девушка принялась за единственный объект находящийся на поверхности. Терминал был ничем не занимателен, только побитые файлы, некоторые даже не получалось открыть. Первый ящик – ничего, второй – пара ручек и различные бумаги: страховки, медкарты неизвестных людей, по всей видимости, сотрудников, тоже ничего интересного. А вот в третьем, и последнем – полный магазин патронов.       В оружии она не разбиралась, да и стреляла всего пару раз в жизни. И в каждый из них, с ней был Нейтан… На одном из свиданий они решили зайти в тир. Вернее не они, Нейтану просто хотелось показать ей как это - стрелять. Странное место для встречи, но вполне в его духе. Именно тогда она узнала, что он военный. Девушка вспомнила как первый раз неправильно ухватилась и ей здорово ударило в плечо отдачей. Остался здоровый синяк, а Нейт всë переживал и несколько раз спрашивал точно ли ей не больно. Она отлично помнила, как он встал за еë спиной, аккуратно обхватил еë руки своими – ружьë было тяжёлым и она сама не могла его ровно держать - помогал целиться, шепча на ухо поднять выше, отставить ногу дальше назад, взять чуть левее, совместить мушку и целик, снять предохранитель, нажать на курок.       От этих непроизвольных воспоминаний о его касаниях, голосе, о нëм в принципе, к горлу подкатил ком, обжигающий расплавленным металлом и не дающий сделать ни единого вдоха или выдоха. Девушка оперлась обеими руками о столешницу. Она не должна поддаваться, она обязана быть сильной. Обязана. Она старалась делать хотя бы рваные и небольшие вдохи. Наконец, когда слëзы уже начали проявляться, она смогла взять себя в руки. Если это можно так назвать. Еë по-прежнему трясло, но дыхание выровнялось. Сжав магазин в кулаке она направилась по коридору.       Нужно уходить из этого места и поскорее.