Теплые майские утра

Женя ненавидела расставания. Это всегда было тяжело, но отпускать навсегда особенно. Она не любила обнимать в последний раз, говорить что-то. Да и какой в этом смысл? Изменить-то все равно ничего нельзя. Прощаться до завтра — до следующего вторника, субботы, не важно — было легко. В груди поселялось воодушевляющее чувство потому, что знала — они еще встретятся. А отпускать навсегда, понимать, что больше не почувствуешь его аромат, мягкость его кудрей или то, как он улыбается ей в губы… Это было больше, чем она могла вынести. Женька не цеплялась за то, что безнадежно скисло. Остыло. Ушло. Не любила показывать собственную слабость в привязанности, потом все только и делают, что спрашивают о том, скучает она или нет. Не хочет скучать, но чувства не поддаются ее желаниям и ноющей болью отдают где-то в районе груди. Зато Женя любила теплые майские утра. Любила заваривать зеленый чай, сидеть на маленькой кухоньке и жмуриться от яркого солнца, чьи лучи бесстыдно пробирались сквозь окно. В золотистом свете волосы Женьки казались светлее и приятнее, что она невольно трепала в руке прядку, наслаждаясь цветом. Солнце грело ее вечно холодные щеки и руки, и в такие утра она всегда улыбалась. Что-то родное и уютное было в этом. Иногда тучи занавешивали любимое солнечное небо, и тогда настроение Васнецовой сразу портилось с самого утра. Солнце не падало ей на глаза, не заставляло улыбаться или разглядывать волосы. Тогда глаза оставались некрасиво болотными, выражение лица хмурым, а волосы противно-обычными. В то утро все было так, как она любила. Жаль, что настроение было в разы сквернее, чем даже в самый пасмурный день. Это была третья, наверное, кружка зеленого чая с ромашкой. Безнадежно пыталась себя успокоить. Она сидела на кухне, подставив лицо восходящему солнцу, в большой футболке и домашних шортах, собранный пучок на голове растрепался, и светлые пряди спадали ей на лицо. Женя устало потерла глаза, когда позади нее раздались несмелые и тихие шаги. — Я думал, ты спишь. Она вздрогнула, услышав такой родной, но такой далекий голос. Почему-то он был странно мягок. — Не спится что-то, — тихо ответила Васнецова, обнимая себя холодными руками. Он сделал пару шагов к ней. Она обернулась, поймав взор его карих глаз. Увидела то, что он не желал ей показывать. Он сжимал в руке большую дорожную сумку, сумка поменьше висела у него на груди, прямо поверх ярко-оранжевой футболки, что она ему когда-то дарила. Захотелось улыбнуться, но сил совладать лицевыми мышцами не было. — Уже уходишь, Денис? Женя ненавидела, как звучали эти слова. Как-то просто и незамысловато, будто он не собрал вещи из квартиры, в которой они когда-то жили вместе. Когда-то ели торт на этой самой кухне, смотрели футбольные матчи по телевизору потому, что играла Женькина любимая команда, лежали на ковре после того, как Воронцов ее долго щекотал, а она смеялась, будто если перестанет — умрет. — Не хотел, чтобы ты меня провожала. Думал уйти, пока ты спишь. Слова звучат в её голове словно эхом, и Женя до смерти хочет ответить что-то колкое, но не находит ничего, что звучало бы легкомысленно. Без великого подтекста в этом. — Может, хоть чай выпьем вместе? — сдерживает сочившуюся в действиях надежду. — В последний раз. И это «последний раз» режет хуже, чем что-либо до. Денис опускает глаза, но кивает, и Женя встает со стула, чтобы налить две кружки. Они молчат, и молчание это стучит в ушах как молоток. Она ужасно хочет найти повод заговорить. Все равно больше никогда не услышит, как он острит или шутит, смеется или, грозно так, с сдвинувшимися на переносице бровями, ругает за что- то. Руки мелко дрожат, но Васнецова старательно делает вид, что в порядке. В конце-концов, никто же не умирает. Не хочется думать о том, что расставание с ним в сто раз хуже смерти. Он придвигает свой стул рядом к ее и садится, обыкновенно закинув ногу на ногу. Она ставит две кружки с горячим чаем на стол и кидает три кубика сахара в его, а свой пьет несладким. Привычка, оставшаяся со времен спорта. Женька подтягивает обе ноги на стул и обхватывает их руками, как будто в защитной позе. Денис даже не поворачивает голову, чтобы запомнить черты ее лица, которые когда-то называл самыми красивыми. Она, дура, верила каждому слову и бережно хранила их в памяти, хотя и не любила подобные розовые сопли. Не любила, в целом, эти драмы, в которых парень говорил девушке красивые слова, а она таяла, как лед на солнце. Такие фильмы только Машка смотрела. Ей, Женьке, больше нравилось тратить время за просмотром чего-нибудь спортивного. Матча, например. Только это утро было как-то подозрительно похоже на те, что были в этих дурацких фильмах. С несчастливым концом. Их с Денисом история закончится так же? — Я никогда не любила такие фильмы, — вдруг вслух говорит Васнецова, нарушая устоявшуюся тишину. — Какие? — он, наконец, смотрит на нее. В его шоколадных глазах есть что-то, о чем она думать не хочет. — Про любовь. Драмы всякие. Брехня, думала, в жизни такого все равно не бывает.  — А я люблю смотреть на то, как люди счастливы. Пусть даже с глупым сюжетом. Завораживает, — Денис снова устремляет взгляд в окно, откуда видно московские высотки. Женя негромко усмехается. — Счастье не состоит из поцелуев, прогулок в парке и прекрасных слов о любви, — врет. Главное, чтобы человек был правильный. Он ничего не отвечает, поэтому она тоже переводит взгляд. Подносит кружку ко рту, и запах ромашки приятно ударяет в нос. Воронцов смотрит на часы, делает глоток чая, тяжело вздыхает, и Женя уже знает, что он скажет. — Мне пора. Она прикрывает веки всего на секунду, но затем распахивает, не позволяя тоске пробиваться сквозь зелень глаз. Васнецова кивает и сжимает кружку чуть крепче, кипяток обжигает руки. — Провожать не буду. Ты не хотел. — Да, — говорит Денис тихо. — Женька, спасибо тебе за все. Правда. Я рад, что ты была в моей жизни, что ты показала мне то, что я бы никогда не увидел сам. Прости, не смог заставить тебя поверить, что счастье состоит из поцелуев, прогулок и красивых слов. Он вышел из комнаты, ключи звякнули на комоде в коридоре. Женя оборачивается, но знает, что Дениса уже там нет. Слеза медленно скатывается по щеке, оставляя после себя мокрый след. Васнецова прижимает голову к коленям и сжимает их руками в безнадёжной попытке защититься от всего мира. С тех пор Женька ненавидит теплые майские утра.