Азот

Сокамерники сторонились Ряховского. Угрюмым видом и высоким ростом он отпугивал даже бывалых сидельцев. С ним старались как можно меньше общаться, и даже не смотреть лишний раз. Впрочем, и сам Ряховский не горел желанием с ними контактировать. Желание это у него навсегда отбил первый опыт отбывания срока, и, хотя он не проявлял ни к кому агрессии, его вида было достаточно для того, чтобы обходить стороной. Куда приятнее для него была компания рыжего Азота – кота, проживавшего в колонии уже года так три. Он нередко наведывался в камеру по большей части из-за Ряховского – ни к кому больше кот не подходил. Ряховский всегда его гладил и просил надзирателей о том, чтобы они кормили Азота. Огромный, почти два метра ростом, Ряховский очень контрастно смотрелся с рыжим котом на руках, и всё же сказать ему об этом, пожалуй, никто не осмелился бы. Азот напоминал ему о детстве. Отличающийся от своих сверстников не по годам крепким телосложением и высоким ростом, Ряховский вызывал противоречивые чувства, держа на руках маленького котёнка, подобранного им на прогулке. Это маленькое, беззащитное создание пробуждало в нём самые тёплые чувства, и он обращался с ним так аккуратно, что это ощущение контраста привело в недоумение даже родителей. Ряховскому было тогда десять лет. Рыжего котёнка он назвал Пушком – по-детски наивно и просто. Обращался он с котёнком так трогательно, что у родителей не было иного выхода, кроме как признать тот факт, что Пушок будет отныне жить с ними. Серёжа сам налил ему молока и погладил по худенькой спинке. Дома у Ряховских был аквариум. Серёжа любил наблюдать за рыбками. Он часами мог сидеть у аквариума, в отличие от своих сверстников, предпочитающих игру в футбол на улице. Так и наблюдал он за котёнком с непринуждённым детским интересом. Однако через несколько дней Пушок начал чахнуть на глазах – он стал очень вялым, перестал играть и бегать. Глаза у него начали слезиться, он вставал всё реже, и вскоре перестал даже есть и пить. Однажды Пушок не проснулся. Поняв, что котёнок не сопит, Серёжа ещё пытался растормошить его, не понимая, что происходит. Ему было крайне трудно принять тот факт, что друга больше нет. Он часто плакал, вспоминая о Пушке. Только Веня – белый какаду, мог немного отвлечь его. Вот и сейчас, умирая от туберкулёза в тюремной камере, в отдалении от остальных сидельцев, он вспоминал именно о своём детстве. Он вспоминал о том, о чём мечтал. Вспоминал о Пушке и Вене. О своей повести, которую так и не закончил. Он помнил обо всём. Он, на самом деле, не особо понимал, за что сидит. Он пытался направить людей на путь истинный – ведь только так они могут исправиться. Он просто пытался помочь им. Что он делал не так? Он прокашлялся и посмотрел на свою ладонь. На ней красовалось пятно крови. Кажется, у него жар. Сильный жар. Ряховский опустился на койку. Сквозь слезящиеся глаза он видел образы. Как душил голыми руками мужчину. Как наносил удары отвёрткой по уже безжизненному телу. Ещё, ещё и ещё. Приговор. Трое человек в тесной камере, которые совершили то, о чём лучше не вспоминать. Его ресницы дрогнули; он закрыл глаза. Новые и новые образы всплывали перед глазами. Родители. Пушок. Веня. Командор. Девушка, с которой так и не вышло. Цветы. Поцелуй. Последняя встреча. А потом всё исчезло. Ряховский хрипло прокашлялся. Сглотнув кровь, он равнодушно смотрел в потолок. Кажется, его уже не интересовало ничто. Хриплые вдохи и выдохи становились всё короче и тише. Он уже просто лежал, периодически закрывая глаза. Однажды Азот войдёт в камеру и увидит его тело, неподвижно лежащее на койке. Не увидев реакции на свой визит, как это обычно бывало, он запрыгнул на койку и залез Ряховскому на грудь. Обнюхав его лицо, Азот испуганно замер на месте. Пахло чем-то... неестественным. Так не должно быть. Так не было. Некоторое время он пролежал на груди, словно пытаясь воскресить своего товарища. Некоторые проснувшиеся сидельцы смотрели, казалось, даже с сочувствием. А потом Ряховский пропал. Все вели себя как ни в чём не бывало, словно его и не было. Иногда Азот приходил в камеру, растерянно оглядываясь по сторонам и обнюхивая окрестности. - Нет его, нет больше, - говорили Азоту сидельцы. Он только смотрел на них непонимающим кошачьим взглядом, осматривался и вскоре уходил. «Я ещё вернусь», говорил Ряховский.