see you soon

Медленно, постепенно, почти неохотно на смену духоте пасмурного дня вступала лёгкая прохлада сумерек. В прозрачном воздухе пахло сухой травой, старым деревом, металлом и потом; откуда-то издалека доносилась тихая музыка, скрип старой карусели, которая на последнем издыхании зачем-то продолжала везти в никуда своих невидимых пассажиров. Каждая секунда тянулась долго и вязко, словно патока, капающая с ложки, и Нортон, уже не чувствующий ног от усталости, перестал их считать сразу же, как только плюхнулся на дощатый пол станции горок. Рядом, хрипя от боли и отплёвываясь ржавой кровью, упал Наиб. Нортон подставил ему своё плечо. Матч сегодня выдался особенно долгим. Их маленькая сплочённая команда потеряла двоих — Эмма уже никогда не принесёт ему свежие цветы в комнату, проаргументировав это тем, что его убежище на пещеру похоже, Трейси больше не поймает за рукав после обеда, чтобы со страстью, горящей в глазах, рассказать о новом гениальном (и не особо полезном) изобретении. И да, от этого становилось тоскливо, да, это неплохо помогало вернуться в тёмное прошлое, да, это заставляло вспомнить то гадкое чувство беспомощности и вины, которое он так старался забыть. Но таковы условия их новой жизни, и Нортон недостаточно силён, чтобы что-то менять. По крайней мере, Наиб ещё здесь. С ним. Куда делся тот уверенный, серьёзный, заносчивый наёмник, всегда прикрывавший ему спину? Наверное, он очень устал — последние силы теперь уходили на то, чтобы дышать. Нортон дрогнувшей рукой прижал его к себе за плечи, склонил голову к макушке, укрытой зелёным капюшоном, и прислушался в надежде разобрать стук его сердца. — Ты как? — хриплый шёпот утонул в приступе сухого кашля. Наиб не ответил. Сидеть на нагретых солнцем за день досках было приятно. Вид на опустевший парк аттракционов с этой высоты открывался просто потрясающий; он завораживал, и если бы Нортон не помнил, как вон на той самой горке в последний раз ему улыбнулась Эмма, как у той машинки прервался крик Трейси, зовущей на помощь, он бы позволил себе залюбоваться. Красиво... И даже немного обидно, что всё так вышло. Что он не выберется отсюда живым. Что Наиб больше не откроет глаза. Громкий хлопок вывел его из накатившего транса. Не сразу поняв, что произошло, Нортон завертел головой; Наиб, лишившийся поддержки, безжизненно обмяк, чуть скатившись по его груди. В следующую секунду небо над парком озарилось россыпью золотых и красных искр. Фейерверк. — Смотри, Наиб, — хрипло позвал его Нортон, подтягивая к себе поближе ещё тёплое тело. Лужа крови из сквозной раны в животе наёмника расплывалась под ними, дрожа и переливаясь, отражая всё новые и новые вспышки салютов в темнеющем небе. Кажется, ещё вчера они почти подрались из-за последней бутылки пива. Ганджи, которому пришлось их разнимать и усмирять посредством пары крепких подзатыльников, разбираться, кого куда тащить, не стал и просто скинул обоих на общий диван в гостиной, где они и проснулись в обнимку под весёлое улюлюканье Деми. Наиб смешно пылал ушами и делал вид, что ему всё равно. А потом целовал Нортона за углом так крепко, что его несвежее дыхание и запах растрепанных после сна волос казались самыми приятными ароматами в мире. Коснувшись окровавленными пальцами синяка под глазом, Нортон невольно усмехнулся. Такой мелкий, а так хорошо бьёт. Новый залп озарил весь парк синим, зелёным, фиолетовым, заплясал яркими пятнами на скрипучей карусели, на аляпистых горках, на кустах пожухлой травы, на сухой земле; искрами запутался в пыльных волосах Нортона, кратко осветил измождённое болью лицо Наиба. Теперь он выглядел ещё более уставшим, чем при жизни. Нортон позволил себе поцеловать его в лоб. Такие проявления нежности им обоим всегда были чужды. "Боже, какой ты несносный придурок", неуклюжие объятия, когда никто не видит, готовность сражаться друг за друга до последнего вздоха, молчаливое понимание и простое "я рядом" — вот и всё, что они умели. Всё, что могли дать друг другу. И этого было больше, чем достаточно. Это было тем, почему сейчас Нортон всё ещё мог улыбаться. Шум всё новых и новых разрывающихся в небе снарядов не стихал. Запах крови лез под кожу, набивался в ноздри; острым чувством одиночества защемило где-то под ребрами, когда Нортон взял Наиба за руку. Он не вырвал её топорно, не сжал в ответ. Ничего. В их первую встречу они оба друг другу не понравились. С первого взгляда. Подтрунивать над раздражительным наёмником, выводить его из себя тогда казалось чем-то очень забавным. Почти необходимым. Наверное, Нортон жалел, что не понял раньше — дело было вовсе не в эмоциях, которые он от этого получал. Дело было в самом Наибе. Он был необходим. Его кулак, всегда чётко попадающий в цель, его укоризненный взгляд, на который получалось нарываться чаще, чем дышать, его тихий неловкий смех, его улыбка, его губы на своих губах, сухие, потрескавшиеся, тёплые. Без этого Нортон не дожил бы до сегодняшнего дня. Без этого не смог бы наслаждаться своим последним салютом. Яркие искры падали вниз и затухали, не успев коснуться земли. Словно сказочный звездопад в августе — только смысла загадывать желания уже нет. Мало кому в этом мире выпадает роскошь умирать рядом с человеком, который дорог. Умирать счастливым. — Я тебя люблю, — зачем-то шепнул Нортон. Наиб не ответил. Никогда не отвечал. Кукри с его пояса, всегда надёжно прятавшийся под зеленью накидки, занял своё место в крепкой ладони. Второй рукой Нортон всё ещё сжимал пальцы Наиба в своих — не отпустит, даже если он не отвечает. — Ещё увидимся. Последние слова. Последнее глупое, бессмысленное желание, которому не суждено сбыться. Последний удар сердца. Рука в руке. Старые доски, залитые кровью. Два мёртвых тела. Тёмное небо над парком. Скрипучая карусель. Тихая музыка. Время, капающее с ложки, остановилось.