Выбор между главным

Ее рыжие волосы горели под ярким светом заходящего солнца. Она мягко дунула на прядь, попавшую на аккуратный носик, по обе стороны которого рассыпались веснушки. Подняв клетчатую юбку с пола и придирчиво ее оглядев, она встряхнула ее от пыли и надела. Немного коротковатая юбка в красных тонах невероятно шла ей благодаря красивым ногам с небольшой ступней. Возле двери ровно около стены стояли ее черные туфли на невысоком каблуке. Надев туфли, она повернулась ко мне. Стоя передо мной лишь в одних юбке и туфлях, она не выглядела вульгарно. По ее телу гуляли лучи заката, и вся картина выглядела органично, как будто так и должно быть. Она будто богиня, над скульптурой которой так усердно трудился Микеланджело, и которую мы можем созерцать в известнейших музеях мира. Наблюдая за ней, я не сразу заметила, как она машет ладонью перед моим лицом, пытаясь привлечь внимание. Только сейчас до меня долетели ее слова: - Хей, прием, ты меня ты слышишь? Прием. - Прости, я забылась, ты что-то говорила? - Да, я говорю подай мою рубашку, пожалуйста – она указала через мое плечо. Я повернулась и заметила лежащую на смятых простынях такую же сильно измятую белую рубашку. «Она явно в ней не пойдет» - промелькнуло у меня в голове. - Я в ней, конечно, не пойду, - словно читая мысли, произнесла она – я возьму твою. У тебя есть что-нибудь поприличнее того, в чем ты обычно ходишь? Не дожидаясь ответа, она открыла мой шкаф и с явным недовольством видом содержимого стала перебирать все, что в нем находилось. Она не могла пойти в мятом. Только не она, лучшая ученица школы. В ее списке негласных правил одним из первых пунктов значилось «Абсолютно всегда выглядеть безупречно». Никто и никогда не видел ее в не глаженной рубашке или со смазанной тушью. Никто кроме родителей и меня. Меня. Только что у нас был невероятный секс, я шептала ей вещи, о которых она никому в жизни не расскажет, она упивалась ими, прогибаясь в пояснице. Но как только она переступает порог этого дома, то для нее меня уже не существует. Она не знает моего имени и не узнает моего лица. Неважно, что нас разделяет несколько парт в классе, а в гардеробе наши номера отличаются лишь на единицу. *** - …Как уже было сказано, под переходным процессом понимается всякое резкое изменение установившегося режима в электрической цепи за счёт действия внешних сигналов или переключений внутри самой цепи. Таким образом, переходный процесс – это процесс перехода электрической цепи из одного стационарного состояния в другое. – мягко звучащий голос и милая внешность контрастировали с серьезной темой доклада и стойкой уверенностью в глазах. Во время выступлений Виктории в классе стояла полная тишина. Она единственная могла успокоить группу буйных подростков, мыслями которых управляет не расчётливый мозг, а бурлящие в крови тестостерон и эстрогены. Виктория не кричала, чтобы одногруппники замолчали, как делали другие. Удивительно, но как только Виктория произносила первые слова, все звуки в аудитории становились неуместными. Кто-то боялся девушку, кто-то восхищался, кто-то уважал, но все без исключения внимательно слушали. - Спасибо, Виктория. Ценность доклада Виктории в том, - обратилась учитель к классу, – что она оперировала не сухими фактами, а приводила к каждому озвученному тезису пример. Так мы можем понять, что… - но учителя уже никто не слушал. Положив копию доклада на учительский стол, Виктория уверенно прошла между рядов и села на свое место. В этот момент фразы похвалы и одобрения посыпались в ее сторону. Она благодарила и улыбалась, искренне радуясь похвале, пока вдруг не встретилась со мной взглядом. Я единственная смотрела на нее мрачно, явно не вписываясь в общую атмосферу, как если бы яркое солнце на чистом безоблачном небе неожиданно закрыла одна серая туча. Улыбка угасла. Виктория отвернулась, заговорив о чем-то с соседом. Хитрое мальчишечье лицо ответило радостью и с удовольствием поддержало начатый диалог. Его лицо было хитрым не от того, что с рождения имело такие черты, как бывает с людьми, а от постоянного вранья, которое оно источало. Казалось, первое слово этого парня тоже было какой-нибудь мерзкой ложью. И он настолько преуспел в этом деле, что, кажется, ему поверил бы даже детектор лжи. - Влад, прошу перестать разговаривать. Идет урок. – хитрое лицо на миг нахмурилось, а затем расцвело в лучезарной лживой улыбке, адресованной учителю. - Прошу прощения, Виктория помогала лучше понять мне тему урока. «Ага, как же» - промелькнуло у меня в голове. Звук отвратительно дребезжащего звонка разнесся по школе. Все дружно (хоть в чем-то) поднялись с мест и стали укладывать учебники и тетради в сумки с молниеносной скоростью. «Нужно успеть ее догнать» - Виктория, задержитесь, пожалуйста. – раздался голос учителя. «Видимо, придется не догонять, а ждать» Спокойно спустившись на первый этаж и переодевшись в гардеробе, я поняла, насколько невероятно измотанной себя чувствую, не столько физически, сколько морально. Виктория не разрешает мне даже говорить с ней при людях. Сокрытие отношений еще можно понять, но почему она скрывает и обыкновенную дружбу, остается для меня непонятным. Мы были всегда открыты друг для друга, у нас не было табуированных тем, но как только я начинала говорить об общении на людях, она злилась и уходила от разговора. Ругаться я не хотела, поэтому не затрагивала больное место наших взаимоотношений. На протяжении нескольких последних дней я анализировала это, прокручивая в мыслях раз за разом ход разговора, который хотела начать сегодня, и наконец, понять, как действовать дальше. Потому что больше не могла мириться с текущим положением. Виктории долго не было. Я уже успела сходить за стаканчиком мутной сахарной воды, которая продавалась в школьном автомате под названием кофе, выпить его с недовольным лицом и все равно ждала около 20 минут. Школьники давно разошлись по домам, секциям и своим делам, в одиночку или с друзьями. Как же мне хотелось приходить в школу и уходить домой вместе с ней… Наконец Виктория появилась, разогнав тучу мрачных мыслей в моей голове. Увидев, как она зашла в раздевалку, я последовала за ней. Повернув голову на шаги за спиной и увидев меня, она нахмурилась. - Что ты делаешь? - зло прошипела она. - Хочу поговорить. - Не здесь. Ты же знаешь. Если нас кто-то увидит… - начала Виктория. - И что? Ты столько раз обещала, что мы поговорим, но дома ты избегаешь эту тему или переводишь внимание на другое. На этот раз ты меня не обманешь. – я невольно повысила голос. - Да тихо ты. Я дома тебе все объясню. - Нет уж. Объясняй здесь. Ее лицо полыхало яростью. Видимо, она нервничала слишком сильно. Я не часто видела ее такой. Послышался смех и в раздевалку влетели несколько мальчишек, на вид 8- или 9-классники. Виктория в момент сникла. Я тоже по привычке отвернулась и не могла произнести ни звука. Под смех детей Виктория, не торопясь, переоделась и вышла. Я последовала за ней. Я предполагала, что Виктория захочет снова меня провести. Выйдя из здания, мы (на расстоянии) двинулись в направлении моего дома. Она знала, что в это время там никого нет. Идти на расстоянии и молча таращиться в спину Виктории мне было не впервой. Разница лишь в том, что обычно я таращилась в спину девушки в окружении других спин. Компания, в которой она состояла, мне была не по душе, я часто критиковала их про себя, но практически никогда в присутствии Виктории. Хоть они и не импонировали ей, обсуждать кого-то за их спинами, да еще и в невыгодном свете, она считала отвратительным. А слово «отвратительно» и Виктория были друг от друга также далеки, как я и понимание физики. - Отойди от меня подальше, ты идешь слишком близко, - осмотревшись вокруг, быстро шепнула мне девушка. - Я иду как всегда, просто обычно ты не оборачиваешься каждые пять минут, - раздраженно ответила я. Уже и я начинала злиться. Кажется, все пошло не по плану. Спустя 15 минут Виктория, которая оборачивалась на меня за это время раз 500, и я, каждый раз закатывающая глаза на ее нервную выходку, зашли в подъезд серой пятиэтажки. Сначала она (с дубликатом моих ключей, который она вынудила меня сделать), затем я. Безмолвно поднялись на четвертый этаж. Пока я открывала входную дверь, Виктория успела успокоиться и, казалось, ничего не произошло; казалось, мы как обычно идем ко мне весело проводить время вместе. Но так было всегда, когда я хотела завести разговор или сделать что-то, что приходилось не по душе Виктории. Я поняла: она начала действовать. Мы зашли в квартиру и сняли верхнюю одежду. - Черный чай с ложкой сахара? – вкусы Виктории редко менялись, поэтому я часто не спрашивала, а сразу ставила две дымящиеся кружки на стол. - Нет, спасибо. Девушка никогда не отказывалась от чая, если только… Меня дернули за руку и придавили к стене. Я чувствовала напор чужих губ, возбуждающее ощущение настойчивости. Ухмылка, которая ощущалась сквозь поцелуй, не предвещала ничего хорошего. Ничего хорошего, но крайне приятное. Меня резко потянули к противоположной стене через узкий проход. В таком положении уже я заняла лидирующую позицию: не заметила, когда давление с ее стороны переросло в мое непреодолимое желание. Виктория только ухудшала ситуацию, обжигая ухо шепотом и стонами. Это был ее проверенный способ. Оторваться от нее было и правда очень сложно. Но не сложнее, чем получить «отлично» по физике…а у меня стояла одна такая пятерка в журнале… Также резко я оборвала поцелуй и отстранилась, положа ладони прямых рук ей на плечи. «Опять обман, а обещала поговорить…» - подумала я, и брови на переносице сами собой образовали складку. Я злилась. - Ты не можешь все время бегать от меня и этого разговора. Когда-нибудь нам придется поговорить, даже если это будет мучительно долго и неприятно для тебя. Для нас обоих. Ее игривое настроение вмиг пропало. Лицо исказилось отвращением, глаза пылали, брови нахмурились. Она злилась. Стряхнув с себя мои руки, ничего не говоря, повернулась к входной двери. Я была уверена, что сейчас она наденет свое белое пальто и хлопнет дверью у меня перед носом. Но пройдя в коридор, она повернула в комнату. Я зашла следом. - Хорошо. Начинай. – холодная уверенность ее голоса не вселяла надежду на обретение компромисса. Все слова вылетели у меня из головы. Она смотрела прямо, выжидающе, а я не могла вымолвить и одной фразы. Я так долго ждала этот разговор, но теперь, когда Виктория сидит передо мной и готова выслушать, я ничего не говорила. Смотря на ее холодное равнодушие, на явное предубеждение по отношению к словам, которые я сейчас произнесу, ко мне приходило понимание, что неважно, что я скажу, исход будет один. Мне стало так обидно. Пока мысли роились в моей голове, я молча смотрела на Викторию. - Ну? Напоминаю, ты вроде хотела поговорить. - Давай расстанемся. – честное слово, фраза вылетела на эмоциях, на обиде. На самом деле я совсем не это хотела сказать. Я хотела забрать слова обратно, я бы сию секунду это сделала, но рот сжался, и я ждала ответа Виктории. Очевидно, мой ответ задел ее. Очень задел. Она хотела что-то сказать, но промолчала. Я молчала тоже. Минута. Две. Она несколько раз силилась ответить, но, видимо, не находилось нужных слов. Я терпеливо стояла перед ней, не нарушая ни одним звуком установившуюся тишину. - Дай мне, пожалуйста, день. – тихим голосом проговорила Виктория. Я, конечно, согласилась бы. Но мое согласие ей, кажется, было не нужно: она в секунду выскочила из квартиры, чуть не забыв висящее на крючке пальто. Возможно, она просто боялась, что я отвечу отказом… Оставшийся день и следом ночь прошли напряженно и очень нервно. Несколько раз я порывалась набрать номер Виктории и выкрикнуть в трубку, что это была лишь первоапрельская шутка, но, к сожалению, за окном падали красно-желтые листья, а зима пока что только изредка напоминала о себе морозными ветрами. Во мне боролись две дикие сущности: невероятная любовь к Виктории и колющая боль понимания, что скорее всего я не то человек, который нужен ей. Ей нужен человек, который будет стоять рядом и не вызывать у людей когнитивный диссонанс. Тот, кто будет так же хорош, как и она: умен, красив, добр. Я на эту роль не подхожу абсолютно, поэтому ей и стыдно за меня, поэтому она скрывает отношения. Или может быть я слишком много требую? Может быть скрывать отношения от посторонних – это совершенно нормально? Все-таки не их же дело. «Но не трястись при одном только упоминании о возможности, что кто-то что-то заподозрит» - будто ответил мне внутренний голос. Я искренне не понимала Викторию: не потому что не хотела, а потому что не могла. А она предпочитала не делиться своими мыслями. Она сама-то понимает, насколько эгоистично поступает?! Она специально меня мучает? А если все ее чувство были обманом, если все это лишь качественный спектакль? Нет. Спокойно. Кажется, это уже паранойя. Раньше я над этим так глубоко не задумывалась. Мои предположения ничего не дадут, потому что я вижу ситуацию только со своей стороны, нужно выслушать Викторию. А вдруг она согласится на мое предложение? Сердце больно сжалось. Но с другой стороны я же сама предложила. Чего я ожидаю? Что она будет удерживать меня силой? Но что мне тогда сказать? От осознания пустоты вместо ответа сердцу стало еще больнее. «Стоп. Не раскисай. Время еще есть. Завтра и посмотрим. Все будет хорошо». Я пыталась поддержать и успокоить саму себя. Как глупо. *** По своей сути утро, как я считала, было самое отвратительное время суток. Но сегодня оно побило свои же рекорды по мерзости. Преданнейший слуга утра, будильник, не подвел и как нельзя лучше соответствовал гадкой атмосфере. Птички, как обычно бывает в заурядных фильмах, не пели, а из окна мрачно смотрела темнота. Разлепив опухшие от явного недосыпа глаза, презрительно осмотрелась вокруг. То приятное мгновение перед самым пробуждением, когда еще находишься наполовину во сне, когда еще не помнишь и не ощущаешь себя, прошло, и на его место больно рухнуло осознание неотвратимости предстоящего разговора. Одеваясь и завтракая, я не переставала корить себя, что вообще завела всю эту историю. Только хуже сделала. Несколько десятков раз прокрутила в голове разнообразные сценарии сегодняшней встречи: с согласием и без, с искренними извинениями и надменной улыбкой, с сардоническим смехом и долгими объятиями. Пришла к выводу, что не вынесу одного: признания о том, что все произошедшее между нами было обманом. Но страшнее развязки может быть только ее ожидание. В голове промелькнула мысль о пропуске школы, но я быстро исключила такой вариант. Во-первых, так я лишь удлиню невыносимое ожидание, а, во-вторых, так недостойно поступить с Викторией я тоже не могу. Придется идти, смотреть ей в глаза и выслушивать приговор. В голове после утреннего душа прояснилось. Горячая вода и стоящий в ванне теплый пар обволакивали тело и расслабляли. Выпив чашку черного чая и закусив вчерашними уже подсохшими блинчиками, которые мама любезно приготовила для нас с братом, взглянула на часы и поняла, что опаздываю. Волосы были все еще влажными, а времени на то, чтобы воспользоваться феном не было. Пришлось натягивать шапку на мокрую голову. Одевшись и взяв в руки портфель, я с недовольством осознала, что опять не собрала его с вечера. А мама ведь говорила… Десять минут ушло на разыскивание раскиданных по всему дому учебников и тетрадей. Еще две – на заталкивание этой горы в, к сожалению, ограниченный рюкзак. Все бы сейчас отдала за бездонную сумочку Гермионы Грейнджер. Отчаявшись, я просто решила не брать физику. Кому она нужна? Выбежав из подъезда, я чуть не врезалась в пожилого соседа-собачника, который выгуливал своего Рика. Моим вторым по удовольствию делом после покушать было хорошенько пожамкать Рика. Я хотела уже протянуть руку к мордочке, но осознание неминуемого опоздания и возникший перед глазами образ разъяренной Галины Петровны вовремя остановил. Путь до школы занимал 10 минут. Звонок звенел через 6. Выполнив неимоверно сложную математическую операцию (хоть с математикой у меня и не складывались отношения), я поняла, что не успеваю. А заходить и ловить на себе взгляды всех присутствующих мне не хотелось. Особенно не хотелось видеть один взгляд серо-зеленых глаз. Бежать не хотелось: во-первых, физкультурой я последний раз занималась в третьем классе, во-вторых, рюкзак больно бился о спину, в-третьих, я все равно уже не успею. Поэтому, не торопясь, я пошла медленным шагом в сторону школы. Посижу на первом этаже, затем выслушаю адский крик Галины Петровны о том, какая я безответственная, а потом пойду на второй урок с чистой душой. Этот план мне нравился гораздо больше. По пути стоял небольшой киоск хлебобулочных изделий, где я часто покупала вкусные ватрушки на перекус между уроками (не знаю ни одной школы, где в столовой подавали бы еду, а не отбросы). И раз я никуда не торопилась, то и сейчас решила купить булочку. В этот момент звук телефона оповестил о пришедшем уведомлении, кто-то написал смс. Разблокировав экран и зайдя в «сообщения» прочитала: «На счете недостаточно средств, поэтому услуги связи ограничены». Твою мать. Теперь еще и интернет не работает. Свернув за угол к киоску, подняла раздраженные глаза от телефона. ТВОЮ МАТЬ. Возле моего киоска стояла Виктория и смотрела прямо на меня. Я резко остановилась. Бежать было некуда. Решительным шагом она направилась ко мне. И в этот момент мне стало на самом деле страшно. Мне было уже все равно, что она скажет. Мне не хотелось слышать ничего. Уж лучше я никогда не узнаю, что Виктория хотела сказать, чем услышать «Хорошо, давай расстанемся». Виктория остановилась передо мной. По ее лицу невозможно было определить, какой вердикт она вынесет: лицо было серьезным, непроницаемым. - Привет, - начала она с тем же твердо-спокойным выражением – Из-за тебя я впервые в жизни пропустила алгебру. – глядя на часы, совершенно без упрека сказала она, просто констатировала факт – Думала, ты решила прогулять, хотела уже идти к тебе домой. Она явно оттягивала время. - Говори прямо. – слишком резко ответила я. На самом деле внутри разгорался пожар, нервы были на пределе, и я не хотела оттягивать момент. - Я долго думала о сказанном тобой – слишком клишировано произнесла она – Я поняла, что наши представления, наши… чувства…различаются, понимаешь? – Виктория говорила медленно, подбирая каждое слово – Игнорируя тебя, я забывала, что ты можешь испытывать…одиночество, потерянность. Сколько раз ты смотрела мне вслед, когда я весело шла из школы с… они мне даже не друзья. Смотря на такое поведение со стороны, можно сказать, что я… использовала тебя. Но это не так! Прости меня…Я…Я… В самом деле я была просто…эгоисткой. – выдохнула она. «Что это значит? Это значит она не хочет расставаться? Она признала ошибку? Мы снова вместе?» - бегущей строкой проносились мысли в моей голове. - Но на это была причина. – продолжила Виктория – Понимаешь, я слишком дорожу…так скажем, положением в обществе, чтобы все в момент потерять. Не для этого я так старалась! Мне придется пожертвовать чем-то. Я понимаю, что по-старому больше не может продолжаться. Но я могу потерять все, понимаешь? Тебе больно. И мне больно, поверь. Я ей не верила. Она так легко это говорит. - Мне больно. И поэтому я хочу разобраться с этим быстрее. Чтобы ни я, ни ты не мучились. Поэтому да, давай расстанемся. Повисла тишина. Вдалеке на площадке играли дети и их радостный смех приглушенно доносился из-за деревьев. Листва шуршала под напором мягкого ветра. Где- то за углом серой девятиэтажки дворник собирал опавшую листву. Каждый молчал и думал о своем. Виктория развернулась и под шелест листьев и смех детей пошла к школе. Я развернулась ровно в противоположную сторону и пошла домой. *** Ни на следующий день, ни через неделю я не появлялась в школе. Моя парта пустовала. Никто не звонил и не писал, не справлялся ни о моем состоянии, ни о причинах пропусков. Маме сказала, что заболела, она вряд ли поверила мне, но была слишком занята на работе и личными проблемами, чтобы разбираться еще и с другими. Она произнесла дежурную фразу «Все ли у тебя хорошо?» и осталась удовлетворена моим «да». Оказывается, смотреть в потолок надоедает уже через два дня. Тогда нужно найти себе другое занятие. Я решила смотреть в стену. Но и здесь мне хватило одного дня. Пришлось встать с кровати. Телевизор в гостиной развлекал несколько дней, скорее всего это эффект новизны, ведь до этого момента я даже не подходила к нему. Бесцельно листая каналы, можно найти что-то стоящее, но смотря 24/7 даже самую интересную программу, в конце концов и она становится скучной. Тогда от скуки я ела. Ела, когда хотела есть, и ела, когда не хотела. Каждые полчаса заглядывал в холодильник, как будто там что-то волшебным образом материализовывалось, пока меня не было. Если по телевизору ничего хорошего не находилось, а еды в желудок уже не влезало, тогда я забиралась под одеяло и смотрела развлекательные видео в соцсетях. А потом шла смотреть телевизор или есть. Порочный круг. И все это я делала, не переставая крутить в голове образ Виктории. Ее слова, ее действия, от знакомства и до расставания. Прокрутив все, начинала с начала, вспоминала что-нибудь новое и опять крутила. Крутила пока смотрела в стену, крутила пока ела, крутила пока смотрела телевизор, крутила пока спала – мне снились о ней сны: как мы гуляем, как мы играем в приставку у меня дома, как мы целуемся и как расстаемся. Последнее было из рода кошмаров. Хотела бы я проснуться и осознать, что все это мне приснилось, но к сожалению, открыв глаза утром я лишь убеждалась в обратном. Дни тянулись долго, как будто мучали меня. День сурка казался почти нормой. Я превратилась в депрессивную кучку на диване. Но гора немытой посуды и мои уже явные прогулы подтолкнули маму к неприятному разговору со мной. - Почему, когда я прихожу, ежедневно вижу в раковине эту грязную гору? Ты не можешь помыть? И твои прогулы. Я думала тебе нужен отдых, но ты злоупотребляешь моей добротой. – мама стояла напротив меня и отчитывала, обильно жестикулируя и пытаясь привлечь мой взгляд, без интереса обращенный в телевизор. – Я вижу с тобой что-то не то. Ты можешь мне рассказать, если хочешь, конечно. – голос матери стал мягче. - Просто мне нужно еще немного отдохнуть. – только ответила я. Мама не знала об отношениях. Не хотела ей говорить. Не потому что боялась ее реакции, а потому что не видела смысла. Ну встречаюсь и встречаюсь, ничего особенного. То есть встречалась… С завтрашнего дня начинается контрольная неделя, и, если я не хочу искать новую школу, придется приходить хотя бы на контрольные работы. Как жаль, но, возможно, даже посещения меня не спасут – я ни разу не открывала учебник все эти дни. Обычно с точными науками мне помогала Виктория, поэтому сейчас придется выкарабкиваться из ямы невежества самостоятельно. Начнем с математики… Сидеть за работой после двух недель безделья оказалось труднее чем я думала. Мысли занимали не интегралы, а девушка с густыми рыжими волосами. Вспоминались дни перед контрольной, когда она усердно пыталась научить меня хоть чему-то. Я же, конечно, ничего не понимала (или делала вид). Затем это перерастало в страстный поцелуй, а потом… Я помотала головой, пытаясь выгнать ненужные мысли из головы. Но они как будто присосались к стенкам мозга и паразитировали дальше. Я поняла, что против них я бессильна, поэтому отложила книгу и не стала себя мучить. Собираясь в школу, я не переставала чувствовать периодически появляющийся мандраж. Мне все еще тяжело видеть Викторию, и ей меня, наверное, тоже. Мы резко оборвали все связи: мы больше не пишем и не звоним друг другу, не помогаем и даже не здороваемся. Такой политики придерживалась я, так легче пережить расставание. Заходя в класс, я старалась не смотреть даже в сторону места Виктории: это было не сложно, учитывая толпы людей, постоянно ошивающихся рядом с ней. Сев за парту, молча дожидалась начала урока. Для меня ничего не изменилось. Три урока прошли как всегда скучно, долго и голодно. И наконец настал момент Х – контрольная по математике. Нам раздали листочки с заданиями и сказали приступать к решению. Прочитав задания, я поняла, как же облажалась: я могла решить только половину первого задания. Придется списывать. Но рядом ходила Галина Петровна и пристально за всеми следила, от ее взгляда не укроется ничего, она чемпион по выявлению списывания. Сколько бы раз она не отворачивалась, а я приоткрывала тетрадь, чтобы подсмотреть, она тут же как по команде разворачивалась в мою сторону и пыталась найти нарушителя. Поэтому, когда прошли 45 минут, я сдала практически пустой листок. Мне конец. Меня выпрут или оставят на второй год. Потом я кое-как закончу школу со средним баллом 2.9, никуда не поступлю, не найду работу и умру голодной смертью где-нибудь в подворотне. Такая участь мне приходилась не по душе. Поэтому на следующий день при объявлении отметок я молилась всем богам, обещала им немыслимое и невозможное, только бы была тройка. «Никифоров – 4, Зайцева – 3, Лапин – 5…» - почему так долго… Вдруг я услышала свою фамилию. Время замедлилось, как в фильме. Мысленно я успела прочитать еще одну авторскую молитву. Но, к сожалению, это не помогло. Два. Учитель остановилась и обратилась ко мне: «Прости, но если ты не сможешь пересдать эту контрольную работу в следующий вторник, то тогда мы не сможем перевести тебя в следующий класс». Учитель смотрела на меня с сожалением. Но ее жалость мне не поможет. У меня два и я остаюсь на второй год. Положение было хуже некуда. Я понимала, что мне дают второй шанс. Но судя по темам, которые я пыталась учить, мне и сотый шанс не поможет. Паника не давала сосредоточиться, мысли ускользали. Ко всему прочему прибавилась еще одна проблема: иногда на уроках мне казалось, что я чувствую устремленный в мою сторону взгляд Виктории. Повернуться и убедиться я не могла: слишком велик риск ошибиться и облажаться. Поэтому приходилось теряться в смутных догадках и терпеть. Оставалось три дня до повторной сдачи контрольной, не считая сегодня. За эти несколько прошедших дней я окончательно смирилась с провалом. Это просто не в моих силах. Я стала думать о том, как в сентябре я снова пойду в тот же класс. Раздался звонок входной двери. Для мамы было еще рано, а брат только недавно ушел. Я никого не ждала. В звонок нетерпеливо трезвонили. Я как можно медленнее подходила к двери: звонок меня раздражал, а значит раздражал и незваный гость, ломавший кнопку снаружи. Открыв дверь, я только успела отойти, как мимо меня со скоростью пули промчался брат и выкрикнул на ходу: «Твою мать, что так долго. Ты спала что ли? Я забыл ключи и уже опаздываю. До вечера, лохушка». Впрочем, ничего нового. Как только я отошла от входной двери, в нее снова позвонили. Что на этот раз забыл мой брат? Достаточно раздраженно я опять подошла к двери. Распахнув дверь и уже раскрыв рот для начала поучительной тирады, я ужаснулась: на пороге стояла Виктория. - У тебя же никого нет? Не должно. – в спешке, озираясь, она затолкала меня в собственную квартиру и закрыла за собой дверь. – Прости, что без предупреждения, иначе я бы точно не решилась. Пока она раздевалась и снимала обувь, я стояла в полной тишине, не зная, что сказать. Виктория по-хозяйски (еще бы, она была здесь тысячу раз) прошла в гостиную, села за стол и жестом показала следующей за ней мне на соседний пустующий стул. Я послушно села. По ее лицу нетрудно было понять, что она неуверенна, сомневается. Минуту она собиралась с мыслями. - Не отказывайся сразу. Сначала послушай, пожалуйста. Я искренне хочу помочь, и наши прошлые… взаимоотношения тут не при чем. Я внимательно ее слушала. - Если ты не сдашь экзамен во вторник, то тебя не переведут. Обычно я тебе помогала… – Виктория замялась. – и ты не успела подготовиться, наверное, и тебе было не до этого, и ты скорее всего забыла, а еще тебе вообще не нравится математика…- затараторила она. Я понимала, что Виктория просто оправдывает меня. Все это не имеет значения, и не должно волновать ее. Но было чертовски приятно, что она беспокоиться, что она пришла помочь. Сердце забилось быстрее: когда первое удивление прошло, я начинала волноваться. Первый раз со времени нашего расставания мы разговаривали, к тому же наедине. - Я бы хотела тебе помочь подготовиться. Прости, что поздно. Не могла решится – последняя фраза прозвучала едва различимым шепотом. - Не думаю, что это хорошая идея. Ни мне, ни тебе комфортно не будет. - Но разговор о твоем будущем! - Нет, учеба – это ТВОЕ будущее. - Но тебе нужно закончить хотя бы школу! - То, что мне нужно тебя больше не касается! В этот момент я осознала, что я злюсь на Викторию. Злюсь на нее за то, что она предпочла одобрение общества любви. За то, что она до жути боится выглядеть неидеальной. За то, что она согласилась на мое глупое несерьезное предложение. За все время нашего разговора она впервые подняла глаза. Мы молча смотрели друг на друга: я со злостью, она – с недоумением и виной. Неужели она чувствует себя виноватой? «Прости» - одними губами прошептала она и поднялась со своего места. Через пару секунд хлопнула входная дверь. Я оперлась локтями в стол и опустила склонившуюся голову на ладони: изредка на гладкую поверхность стола падали соленые капли. Всю последующую ночь беспорядочные мысли изводили меня – я не могла уснуть. В попытке сбежать от навязчивых фантазий ворочалась из стороны в сторону. Тепло разливалось по телу при воспоминании о визите Виктории. Но я не была уверена в причине ее неожиданной заботы: незабытая любовь, вина или жалость. Мне бы хотелось думать, что она все еще любит меня и думает обо мне… Глупая надежда. Я прокручивала наш разговор снова и снова, ища в каждой сказанной фразе несуществующий скрытый смысл. Госпади, да она же просто хотела помочь, по-дружески! А теперь я останусь еще на год в этой школе только благодаря своей неуверенности и злости. Сдала бы экзамен с помощью Виктории и разошлись бы как в море корабли. Я опять облажалась. Но можно все исправить. Можно позвонить…, нет, написать Виктории. Три дня это не так уж и много. Я быстрее схватила телефон, пока не растаяла вся моя решительность. Нашла в контактах Викторию и напечатала: «Я передумала. Приходи завтра, как сможешь». Отправить. Через несколько секунд появилась запись: прочитано. Только бы она сама не передумала. Я вздохнула с облегчением и вскоре заснула. Виктория пришла в обед. В мой обед. Я на самом деле ела, когда в дверь не сильно постучали. Я была уверена, что пришла именно она. Все утро я переживала и не находила себе места. «А если она не придет?» - бегущей строкой проносилось в голове. Но когда она пришла, я не была готова. Наскоро доев и сложив посуду в раковину, я чуть ли не бегом помчалась открывать дверь. Я так волновалась о том, что долго не открываю, что забыла о всякой неловкости при виде девушки. Мы обменялись «приветами» и прошли в мою комнату. Здесь чувство неуверенности и неловкости дало о себе знать. Мы молчали, пока Виктория доставала тетради с конспектами. Я принесла второй стул в комнату и села в метре от нее. Честно, мне не было видно ни черта. Но ни я, ни она (хоть и понимали, что человеческий глаз не способен разглядеть мелкие надписи настолько далеко) не придвигались и не затрагивали эту тему. Виктория спокойно объясняла материал. Я вытянула и склонила голову, чтобы мне было видно графики, на которые указывает Виктория. Через некоторое время шея затекла и мне пришлось принять изначальное положение, при котором не было видно ничего. Девушка это заметила. - Ты можешь сесть поближе. Я вижу, что тебе оттуда ничего не видно. - Нет, спасибо. Мне все видно – соврала я. - Нет, не видно. Занятия нужны в первую очередь тебе. Чем быстрее ты все поймешь, тем быстрее я уйду отсюда – на последних словах она замялась. Виктория была права, я придвинулась ближе. Я чувствовала неловкость и скованность, но начала понимать материал, поэтому неприятное ощущение скоро притупилось. До вечера мы занимались. Пару раз мы выходили на кухню, чтобы поесть и попить чай в молчании. В восьмом часу вечера Виктория предложила закончить и ушла. Мы не сказали друг другу ничего кроме тривиальных «пока». Второй день и день третьего дня прошли также. Скованность постепенно проходила, и иногда я вставляла вопросы в повествование Виктории, или кто-нибудь разбавлял обстановку шуткой. Я начинала верить, что смогу сдать экзамен. Весь вечер дня перед экзаменом я жутко волновалась. Не только о сдаче экзамена, но и о предстоящем прощании с Викторией. Должна ли я просто сказать «спасибо» или подарить ей что-нибудь? Должна ли я упоминать о наших отношениях или никогда больше не вспоминать о них? Я решила, что сама не буду заводить разговор и просто искренне поблагодарю. - Последний тест, написанный тобой, тянет на твердую четверку. – улыбнулась она – Я знаю, что ты можешь переволноваться и что-нибудь забыть, но уверенна, что ты точно сдашь. – тут она на несколько секунд замолчала и мягко продолжила – Я помогла, чем смогла. Надеюсь у тебя будет все хорошо…не только в плане экзамена. Виктория говорила тихо, опустив голову и сверля взглядом ламинат. Ей было ужасно неловко, и мне по правде тоже. - Что ж я пойду – она встала и направилась к двери. Тревожное чувство забурлило внутри. Мне не хотелось ее отпускать. Казалось, что, если она сейчас выйдет за дверь, я больше никогда не увижу ее, случится что-то непоправимое. Слова сами вырвались из груди. - Почему ты променяла любовь ко мне на искусственное чувство одобрения общества? - Почему искусственное? – ответила она мгновенно. Она как будто ожидала. - Потому что чтобы ты не делала, чтобы не говорила, общество никогда тебя не примет. В одну секунду ты лучшая ученица школы, красивая и умная девушка без изъянов. Но стоит тебе оступится и в следующую секунду тебя презирают наигнуснейшим образом. Никто не принимает твои достоинства, не помнит добрых дел. И ради такого общества ты стараешься? – я выдохнула полной грудью. Вот что неосознанно тяготило меня, вот почему я злилась. Мне хотелось высказаться. И снова продолжительное молчание. Когда нам стало нечего сказать друг другу? Виктория повернулась ко мне лицом и посмотрела глазами, полными ярости. - Да что ты знаешь о принятии общественности? Тебе никогда не приходилось испытывать это чувство на себе, – от ее слов сердце разрезала боль – Тебе ни в одном обществе рады не были. Ты всю жизнь одинока. У тебя и друзей то кроме меня практически не было! - Зато я верна себе. Лучше я буду вечно одинока, чем подлизываться к каждому встречному! Ее лицо искривилось, слезы наполнили глаза. Она в секунду оказалась рядом со мной, и я почувствовала неожиданно сильную пощечину. Я пошатнулась, щека разгорелась. Я схватилась за щеку ладонью и ощутила несколько неглубоких царапин, из которых проступали капельки крови. Увидев красные полосы, лицо Виктории окрасило испуганное выражение. - Прости, прости меня – шептала она и не переставала плакать. Она нежно положила свою ладонь поверх моей. Я опустилась на колени, она опустилась следом. Я была все еще шокирована. Смотря на слезы, льющиеся из глаз Виктории, я не смогла удержаться. Соленые дорожки жгли свежие царапины. Она прислонилась своим лбом к моему. Прошло достаточно времени, прежде чем наши слезы высохли, ноги затекли. Но Виктория не останавливаясь твердила «прости». На минуту она смолкала, но затем снова повторяла одну и ту же фразу. Прости. Я смотрела на нее, на сгорбленную передо мной фигуру, на безостановочно льющиеся слезы и понимала, что ошибалась, когда думала, что тяжело только мне одной. Она тоже страдала. Пока я лежала в кровати или смотрела телевизор, ей приходилось перед всеми держать лицо. Я подняла руку и приставила указательный палец вертикально к ее губам. Она стихла и подняла взгляд. Нежно и очень медленно спрашивая разрешение приблизилась к лицу Виктории. Она потянулась в ответ. Едва касаясь друг друга, мы легко, даже по-детски подарили поцелуй другому. - Я очень хочу, чтобы ты помогла мне избавиться от постоянного гнета этого общества. Хочу избавиться от боязни быть собой, от боязни не понравится людям. Ты поможешь мне? - Конечно, – кивнула я и расплылась в счастливейшей улыбке.