Крик души

Устал как никогда, он больше не может. Просто устал от жизни, хочется вскрыться, наглотаться таблеток или выброситься из окна! А может и все вместе! Постоянный стресс. Всему виной он. Парень не помнит ни одного спокойного дня в его сознательной жизни. Сначала стресс и волнение съедали его за младшую сестру, что была слишком любопытна. Лезла ко всяким мудакам, торчкам, а потом ее надо было искать по подворотням их чертового поселка, или ехать в северную столицу. Ее туда тоже часто заносило, причем ехать надо было машине отца. И, конечно же, без его разрешения и без прав, а потом огребать за это! Ведь отцу было совершенно плевать на детей, но, удивительно, не плевать на то, что его могли оштрафовать! А мать просто всегда под кайфом после развода. Ей плевать. Им плевать. А потом дикий стресс за любимого человека, ведь он не просто куда-то сваливал. Он герой народного ополчения, город в нём нуждается. Дипломатор. За ним охотится вся Московская полиция и ОМОН. Он постоянно приходит весь избитый и еле живой, а Душнов должен латать его. Но чтобы раны заживали, Антон должен отдыхать. Но нет! Этот идиот на следующий же день опять куда-то сваливает, а потом не возвращается! А всё почему? А потому что он снова лежит и умирает в подворотне с черепно-мозговой! А Олегсей должен обходить все районы, где были в тот день митинги, или похожие мероприятия. Где мог участвовать этот идиот, у которого начисто убило инстинкт самосохранения. Или обзванивать все Московские больницы и морги! Ольга с двенадцати до восемнадцати, когда у нее был такой возраст, и то была спокойнее, чем Антон в свои 23! Он просто очень буйный, взрослый ребенок. За которым, к сожалению, невозможно уследить. Но такой же стресс вызывало не только волнение за родных. Еще учеба в университете. Написание курсовых, всю чертову ночь! А нередко и несколько бессонных ночей за написанием одной работы! Потом сидеть с утра до ночи в здании, ждать своей очереди, чтобы представить работу преподавателям и проверяющим. Защитить ее, а потом вернуться в чертов дом и понять, что возлюбленный снова куда-то пропал, убежал! Конечно, бывали редкие случаи, когда Антон ожидал его дома. В те дни Звездочкин устраивал целый романтический ужин, вечер, но это редкость. Такая же редкость, как, скажем.. Монохромный дальтонизм. А также сессии! Тоже нервничать, вновь сидеть, все повторять, а потом бояться запнуться даже на проклятые полсекунды! На время сессии ты забываешь обо всем. О том, что надо соблюдать прием пищи и пить воду. О том, что у тебя, вообще-то, есть парень, который снова не доступен весь блядский день! Правда в тот день, на радость, ничего особенного не произошло. Антон попросту забыл поставить телефон на зарядку, да и оставил он его в машине. Но вечером, когда он возвращался домой, всё-таки удосужился включить телефон, конечно же перезвонил и сильно да долго извинялся. Но сейчас не об этом. Далеко не об этом. Олежа просто устал. Ужасно устал от жизни, от того, что постоянно должен тратить нервы. А всё на что? На то, чтобы искать двух самых дорогих ему людей в его жизни где-то по городу, бродить по подворотням и молиться, чтобы они были живы. Хотя бы живы. Надеялся всем сердцем, что уже спокойную, повзрослевшую Олю не вырубят каким-нибудь кирпичом, не занесут в подворотню чтобы изнасиловать! Хоть и у Оли уже есть прекрасный парень, который тоже волнуется за нее, и часто провожает. Хоть у Оли есть номер Антона, которому она может позвонить в любой момент, попросив о помощи. Но. но Душнов все равно не может перестать волноваться за нее. Оба парня по-своему ответственны, Дима очень ответственен по поводу Оли. Антон просто ответственный. Но только, когда он геройствует несколько суток подряд, он губит свое здоровье не хуже Олежи. Это все его уже так достало, что плакать хочется. Не переставая реветь. Чтобы уже потом ничего не чувствовать. Он так хочет жить в мире и спокойствии, но угораздило же его влюбиться, и, черт возьми, привязаться к безбашенному оппозиционеру! Сейчас он сидел в своей комнатушке, тихо плача. Жалко обнял руками колени, уткнулся в них, не прерывая своих всхлипов, не обращая никакого внимания на постоянные звонки сестры и возлюбленного. От постоянных звонков телефон издавал неприятную вибрацию, разрывался в мелодии, истошно умоляя хозяина ответить. Но нет. Олежа не отвечал, Пусть теперь Они волнуются, пусть теперь Они тратят свои нервы, ищут его! Пусть они теперь сами надеются, что Душнов жив, цел и невредим. И где-то на, кажется, сотый звонок, телефон упал за стол, на котором лежал. Какая-то книга услужливо нажала на кнопку ответа в момент, когда раздавался очередной звонок от возлюбленного Олежи. Антон, конечно, обрадовался. Конечно, человек, который противился отвечать на звонки, поднял трубку! Вот только услышав устрашающую тишину, а потом истошный крик и удары по полу, кажется кистями рук, впал в абсолютный ступор. Он не сбрасывал звонка, слишком волновался. Так и рванул к месту, где находился Олежа. Должен был находиться, по предположениям революционера. Сам Душнов истошно орал. Закинул голову вверх, вцепившись руками в ковер под ногами. Олежа просто хотел выпустить весь свой пар, все свои блядские эмоции, чертовы переживания, что только накопились за двадцать один год его глупой жизни. Парень совершенно забыл про остальных жильцов общежития, забыл, что за этот «крик души» его обязательно выселят. Олеже было плевать. Он всего-навсего хотел прокричаться, выплеснуть весь пар, чтобы потом снова быть спокойным, порядочным студентом. Чтобы не выпускать эмоции гневом на самых дорогих ему людей. Чтобы вновь улыбаться, как обычно. Спустя пять минут этого истошного, и даже ужасающего крика, Олежа упал на бок. Тяжело дышал, пока пустой взгляд устремился на противоположную стену. Правда, видел он мало — сквозь слезы, и легкую пленку на глазах, сейчас мало что разглядишь. Осознание происходящего ушло к черту, он даже не понимал, где он сейчас, зачем он здесь. А главное — почему к нему сейчас ломится толща людей, почему он слышит множество разгневанных голосов. Почему за дверью полчище стучащих в дверь людей? Вот только, Олежа не в состоянии. Ни думать, ни делать что-то. Он не то что встать и извиниться не был в состоянии, бедняга даже звука вымолвить не мог! Очевидно, после такого крика он сорвал голос. В груди что-то закололо, а через пару мгновений сознание выключили уж полностью, и его громкое, тяжелое дыхание затихло. Вместо него пришли тихие, едва ли слышные вдохи да выдохи. Антон уже со всей данной ему скоростью спешил к парнише. Он испытывал страх, такой, животный. Даже не за себя, за Олегсея! Ведь стоило крику затихнуть, как отдаленно послышалось множество голосов. Голоса были злые, некоторые он даже знал. Он мог разобрать фразы, что кричали недовольные люди, и их содержание не радовало революционера от слова совсем. Возмущение о шуме, крике. Оскорбления в сторону заучки, просто маты — всё смешалось в единую какофонию, давящую на спешащего к возлюбленному Антона. Меньше чем через пять минут он всё-таки доехал. Хотя, казалось, он ехал дольше, и уже не успеет спасти Олежу. Антон бросил машину прям там, не припаркованной! Плевал он на то, что может схватить штраф, плевал! Олежа был важнее. В тысячу раз важнее. Звездочкин быстро забежал в здание, но его проблемой предстала женщина средних лет, сидящая на смотровом пункте. — Ну, и куды ты собрался? Ты тут не живешь! — Словно плевалась словами женщина, раздраженно глядя на волнующееся лицо парня. — Марина Степановна, — Тут же начинал оправдываться парень, стараясь говорить не слишком быстро в силу волнения. — У меня тут. друг живёт! Ну-у, вы же знаете! Олежа Душнов, я же часто заезжал к нему! Антон я, не помните чтоль?! — А-а, ты, — Нехотя тянет женщина, вздыхая. — ну, проходи, раз пришел. Только ты это, забери певца своего оперного с собой! А то ишь, раскричался! Никто не имеет права кричать на все пять этажей без причины. да и с причиной тоже. — Да, да. Хорошо! Конечно, Антон не слушал. Другим голова его была занята. но что Антон решил твердо, так это то, что одного Олежу больше не оставит. Никогда. Такого срыва не допустит. Не может. Себя не простит. В момент он влетает на нужный этаж общежития, вот только забыл он за разговором с консьержкой, что вокруг комнаты всё ещё стояла полчища разъяренных студентов. Они были обеспокоены и раззадорены криком, кто-то даже стоял в пижаме. Время-то уже позднее. — Молодые люди, разойдитесь пожалуйста, — Влетает в толпу Звездочкин, стараясь пробраться к двери. — Вы только мешаете! Нечего к нему ломиться, я всё улажу! Вот только, толпа его встретила не самым дружелюбным образом. –Отойди, ты, педик разодетый! — Тут же послышался грубый голос, а его обладатель обернулся на толкающегося Антона. — Сам отойди, я сказал! — Уже рычит Звездочкин, всё же подбираясь к заветной двери. И тут же влетает в комнату её обладателя. Дверь, кстати, даже закрытой не была. А это пугало ещё больше. Зато стихли люди, которые, кажется, были удивлены, что всё так просто. Душнов лежал всё так же. На ковре, с совершенно пустым лицом. Поджав колени к себе, пока слезы уже непроизвольно текли из его глаз. От такой картины у Антона дыхание перехватило. Накатила старая паника, что появилась в момент, когда он только услышал этот крик. Звёздочкин в момент подходит к лежащему, опускается на корточки рядом, боясь даже коснуться измученного Душнова. Этот парень выглядел отвратительно. Взъерошенные волосы, давно слипнувшиеся от слез и пота, помятая рубашка. Она тоже была мокрая от слез, точно так же, как и футболка. Кажется, их из тела Олежи вытекло много. Решившись, Антон всё же повернул его к себе лицом, на котором виднелись сухие дорожки тех же многострадальных слез. Даже проверил пульс! И он был. Да, чертовски слабый, но был! А вместе с ним и прерывистое дыхание, что даже в этой блядской, наступившей совершенно недавно тишине было едва ли слышно! Но Антон слышал. Это его, не поверите, как радовало. А потом увидел упавший телефон Душнова, всё так же забыто валяющийся под столом. Звездочкин удосужился достать его и выключить, а после вовсе убрал в карман. Самого же Олегсея взял на руки. Со всей присущей ему аккуратностью. Будто младенца, чтобы даже руки не болтались! Чтобы голова не висела. Так и вынес из комнаты он беднягу, да пошел к выходу из общаги под взглядом множества удивленных личностей. *** Душнов уже начал что-то чувствовать. Спустя такое время, он наконец пришел в себя. Первое, что он почувствовал, это то, что он где то лежит. Но на удивление, это не была больничная койка, она не такая жесткая. Что-то, на чем лежал Олежа, было прямо-таки мягким и удобным, как будто лежишь на облаке! А вокруг вовсе не пахло медикаментами, а, кажется. духами Антона? Да. Точно! Это его духи! Кажется, этот сладкий запах Олежа узнает из тысячи. Он, что, у Антона? Судя по всему это так. Вскоре вернулась еще и тактильность. Все неприятно болело, ныло. А в добавок ко всему прочему что-то было вколото ему в руку, что доставляло ещё больший дискомфорт! Из-за этого абсолютно неудобного положения парень что-то хрипло, едва ли слышно замычал, и тут же отдаленно услышал чей то голос. Олежа даже понял, чей он, и слабо улыбнулся, потому что сил открыть глаза не было. Сразу после Душнов почувствовал, что его обняли. Аккуратно так, не удушающе и что-то прошептали, кажется, это были извинения. А спустя ещё какой-то промежуток времени Олегсей смог прийти в себя полностью! Он приоткрыл глаза, сразу же начав жмуриться от яркого света и даже попытался прикрыть глаза рукой! Правда, той, в которую была вколота капельница, но его остановили. Кстати, о том, что это капельница, Олежа догадался лишь недавно. –Тише, тише, Олеж. Не двигайся, а то все собьется, я же не медик все-таки, — Проговаривает Антон это с виноватым видом. Парень сидел рядом с Олежей, буквально на краю кровати. — Все хорошо, слышишь?.. Ты у меня дома. Антон вздыхает тяжело, удручающе как-то, а после утыкается в грудь Душнова, приобняв последнего. — После твой истерики и крика у тебя случился сердечный приступ на нервной почве. А врачи, узнав ситуацию, сначала оказали помощь, а потом сказали, что восстанавливаться ты можешь дома! — Антон с легкой улыбкой приподнимает голову, малым жестом указывая на капельницу. — Поэтому я купил лекарство, которое тебе выписали, и поставил тебе капельницу! Мне даже показали, как это делать, хе-хе.Но я, увы, всё так же не медик, и лишь надеюсь, что подкожного синяка у тебя не будет. Парень более-менее привык к свету, и всё же увидел лицо своего возлюбленного. Оно тоже было бледноватое, такое же виноватое. — Но. . — Голос был совсем тихий, хриплый, и парень несильно закашлялся. Лишь после кашля он удосужился продолжить. — Но как.Как ты узнал.? Я-Я же не. Не отвечал на звонки.? И снова кашель, такой неприятный, что еще слабый Олегсей зажмурился от этого. Но уже после быстро пришёл в нормальное состояние. Насколько сейчас это было возможно. — Твой телефон сам ответил на звонок. .почти, ха. . — Голос Антона сразу стал какой-то высокий, даже скулящий, а его выражение лица стало еще более стыдящееся и виноватое. — И. . прости меня, пожалуйста, прости! Я. я такая тварь, Олеж! Я не замечал, что своими побегами и ночными делами я порчу твое состояние. Я обещаю, я буду намного более аккуратен! Не буду приходить еле живой! Да. Да если хочешь, я вообще брошу геройство ради тебя! — И Антон обнимает. Крепче, поглаживал по волосам, уже не желая отпускать своего мальчика. Олежа даже немного удивился. Да что там немного! Он прекрасно знал, что Антон добивался своего статуса многие годы! Много раз он едва ли не прокалывался, что это дело всей его чертовой жизни! А тут. сейчас, он ради Душнова готов бросить все это! Удивительно. — Нет.Не бросай.! Но будь аккуратнее. И бери меня с собой. — И опять кашель! Как же больно. Олежа даже тихо чертыхнулся в голове, и твёрдо решил, что пока больше не будет говорить. — Хорошо! Ладно, да! Будем вместе дубинками, правда далеко не резиновыми, по голове получать… — Нервно смеётся Антон, но, кажется, в действительности был согласен. — И, пожалуйста, пока помолчи, а то голос не будет восстанавливаться. Антон отстранился от Олегсея и встал на пол, а после вовсе пошел к выходу из комнаты. — Отдыхай пока, я скажу Оле, что ты очнулся. Она вовсе на кухне сидит, как в зале ожидания, ха-ха. Наш пациент было хотел спросить, сколько он так спал, но вспомнил, что снова будет драть горло, поэтому решил помолчать. Да кажется, Звездочкин по вдоху, что бывает перед вопросом или просто разговором, понял, что хотел спросить парень. — Ах, да. ты пролежал тут дня три. может, четыре. А из общежития тебя выселили. Все вещи уже здесь, в этой комнате, так что не волнуйся! Олежа снова улыбнулся ему в знак согласия и благодарности, возражать не стал. Не то состояние. Тем более трезво мыслить еще не мог, и не знал, что за препарат ему капает, но точно что-то нужное. Ведь это сказали поставить врачи. А врачи не врут. вроде. Так и прошел месяц. Олежа уже практически восстановился, и заметил изменения и в Антоне, и в сестре. Конкретно в их поведении, конечно. Ожидаемо, но они стали больше информировать Олежу о планах, событиях, местонахождении и прочем. Стали всегда отвечать на звонки, а Антон на свои митинги брал Олежу с собой. А если шел один, то стал возвращаться более-менее целым. Но, коль и этого не получалось, то Звездочкин отлеживался столько, сколько говорил Олегсей. Они больше не заставляли его так волноваться. Они поняли что могли потерять его, потерять навсегда. По своей глупости. Но они усвоили урок.