Моя совесть

— Да, моя совесть. — Я же просила не называть меня так, — возмущаешься ты в трубку, сама толком не зная — злишься ли либо же пытаешься подавить другие чувства. Три буквы «моя» каждый раз выводят тебя из шаткого равновесия, хотя ты понимаешь, что за ними не стоит то, чего тебе так хочется. Ты слышишь его смех и захлопываешь учебник, потому что уверена, сейчас и в ближайшие часы в голову ничего не пойдет. Да что там, и ни шло ни черта как раз таки из-за роя мыслей в голове о нем, о вас, обо всем, что происходило в конце той недели. А лучше бы не происходило вообще. И как ты осмелилась ему позвонить первая? Наверно, потому что сильно соскучилась. До невозможности. — Ты просила миллионы раз и разве я тебя послушался? — Бобби не может перестать улыбаться, ему сразу стало так легко от твоего звонка. Не привык он, что вы молчите по дню и дольше.       Ты падаешь на подушки и смотришь в потолок, проецируя на него то, чего не видят глаза, но ежесекундно видит сердце. Улыбка Бобби исцеляет, вызывая внутри ни с чем несравнимый трепет. Ты не отвечаешь, пусть ответ и есть. Он никогда тебя не слушает и не слушается. Издевается или играется? Скорее второе. Как большой ребенок. — Ты… твоя толстовка… заберешь? — спрашиваешь, спотыкаясь о воздух. — Я мысленно тебе ее уже подарил. Хочешь вернуть? — Бобби пинает камушек под ногами, не в силах подавить поднимающуюся злость…или же это чувство правильно назвать ревностью? — Она же твоя любимая, — и твоя тоже, в ней было так приятно проснуться, пока ты не вспомнила, что творила до того, как Бобби надел ее на тебя. — Любимая… — выдыхает он где-то на другом конце невидимой сети, а кажется, что словно тебе на ушко, в тебя саму, в твою душу. Ты знаешь, что это он про кофту, но нутро глупо реагирует. — И может побыть у тебя. — Я ее уже постирала, — сама не знаешь, что пыталась сделать — вымыть из нее противный запах своего безрассудства или просто постирать, чтобы вернуть в свежем виде. В любом случае самое важное осталось, въелось, отпечаталось на каждом волокне, как и в твоем сознании — его родной запах. — То есть прям настаиваешь? — Бобби вспоминает недавние события, снова пинает ни в чем неповинный камушек, вдыхает глубже, аж ребра жжет. Ты глупышка, раз решилась творить такое. Если бы ты только знала… — Мне в любом случае нужно тебе ее вернуть в ближайшее время, потом я уеду на месяц к бабушке, — если бы он только знал, что все из-за него. То, что ты повела себя глупо и необдуманно, в первую очередь твоя вина, конечно же, однако не увидь ты фото Чживона с несколькими девушками в клубе, наверняка бы проигнорировала настойчивый взгляд парня через столик. — Если толстовка для тебя лишь повод, чтобы меня увидеть, то оставь ее себе и выходи. Я у твоего дома, — оглушает тебя Бобби и бросает трубку. Ты подрываешься с кровати и хватаешься за голову. Разве ты смогла бы подготовиться морально, будь у тебя в запасе час? Навряд ли. Жалеешь, что сама позвонила, а затем вспоминаешь, что он под окнами стоял, значит первым пришел и рано или поздно набрал бы сам. Откинув все предположения, наверняка зная, что надумаешь себе лишнего, ты улыбаешься толстовке, ведь рада, что она остается у тебя, и смиренно идешь к двери.       Находишь Бобби пинающим камешки под ногами. Как-то по разговору ты догадалась, что именно так он и делает. Он не дает тебе вдохнуть-выдохнуть для успокоения, повернувшись через секунду, как ты сошла с последней ступеньки. Взлохмаченный, в привычном образе — свободные джинсы, белая майка, клетчатая рубашка сверху, он не улыбается как обычно при виде тебя, а просто смотрит, заставляя ноги налиться свинцом. Пауза. Ты сжимаешь пальцы, не решаясь сделать ни шага, тебе и дышится с трудом. Несколько дней ты сгорала от стыда. Предложи тебе Морфеус таблетку, приняв которую ты потеряешь память, ты бы согласилась. Хотя…одно только стало бы на пути избавления от воспоминаний — воспоминания о нем. Ты бы их не отдала, ни за что.       Бобби подходит сам, понимая твое состояние. Ты — его совесть и еще большая совесть для самой себя. — Готова прогуляться? — А мы куда-то идем? — удивляешься ты, читая по глазам парня, что тебе не удастся отмазаться, будь у тебя хоть свадьба завтра. — Ага, — он протягивает руку и стреляет коронной улыбкой, в которой каждый увидит искренность. Ты раздумываешь, притом, что, честно, возвращаться домой, к горе учебников и конспектов не хочешь совершенно. Ты готова идти куда угодно, сбежать не оглядываясь, только бы тебя вела его рука. Даже не столь важно, что на тебе потрепанные шорты и футболка, в таком виде ты от дома и на три метра не отойдешь, но рядом же Бобби, за его спиной можно спрятаться и от атомного взрыва. — Если ты боишься, что я буду припоминать о пятнице, то не буду. Думаю, ты сама себя уже десять раз казнила, — он, как и всегда, зрит в корень, знает же как облупленную. Ты мысленно уже согласилась, а руку в ответ не протянула, застопорившись. — Я…мне стыдно, я не знаю, что на меня нашло… — Спишем на ретроградный меркурий, мое мнение о тебе не изменилось, — Бобби подмигивает и хватает тебя за руку, заставляя поравняться с собой шагами. Тебя окатывает тепло его руки и поражает мужская уверенность, передающаяся пульсацией через кожу. — Идем, я хочу поплавать, а ты поприсутствуешь. — В смысле? Где ты собрался плавать? — А тебе все расскажи. Увидишь. Лучше сама рассказывай, что делала, хотя нет, дай угадаю. Всю неделю провела в обнимку с учебником по английскому? Хоть не плакала? — Нет, — тебе удается правдиво соврать, потому что Бобби смотрит в сторону пешеходного перехода.       Ты плакала, опять-таки не знаешь, из-за чего конкретно. В прошедшую пятницу у тебя в жизни случился мини апокалипсис. Ты провалила последний экзамен, провалила предмет, в котором была уверена больше всего — английский. Несмотря на то, что могла и не готовиться особо, ты потратила на повторение материала три дня и, несмотря на уверенность в своих силах, нервничала и толком не спала. Как оказалось не зря. Все произошедшее воспринималось сном, но это была реальность, на которую ты смотрела через призму обиды и отчаяния. Хорошо, что твое решение напиться и забыться поддержала одногруппница и она же в последствии вызвала МЧС в лице лучшего друга. Она подозревала, что Бобби не понравится то, что он увидит, придя в кафе, но также понимала, что другой человек тебя не облагоразумит. И при этом, как и многие друзья и знакомые из вашего окружения, догадывалась, что дружба на дружбу-то уже не совсем походит.       Нет, ты не напивалась до поросячьего визга, выпила несколько коктейлей, в итоге почувствовав себя смелее всех смелых. Апогеем твоей смелости стал флирт с одним парнем. К этому шагу побудила публикация в инстаграме Бобби. Он с недавнего времени подрабатывал ди-джеем и, естественно, купался в женском внимании так же, как сейчас собирался купаться в огромном бассейне. На фото блондинка больше похожая на модель Victoria’s Secret, положила руки на его плечи и глазами смотрела не в камеру, а пожирала ими кадык и ключицы твоего друга. Три коктейля в тебе превратились в лаву, смешанную с ревностью. Ранее тебе удавалось держать верх над своими чувствами, но не в этот вечер. Извержение произошло стремительно. Тебе хотелось отомстить, хотелось сделать глупость, узнав о которой, Бобби приревнует тебя хотя бы…хотя бы… Парень принявший твою компанию как подарок на вечер, не сдерживался в выражениях, их смысл до твоего сознания доходил, но не сразу. Окончательно ты протрезвела, когда он потащил тебя к выходу, подруга уже собиралась в полицию звонить, но в дверях показался Бобби. Наверно, ты никогда не забудешь выражение его лица тогда. — Бобби, — бурчишь ты возмущенно, наблюдая, как парень пытается найти ключи от чужого дома. Ты, конечно, знаешь, что он себе на уме, но до таких крайностей еще не доходил. — Ой, что за тон? Ты пытаешься меня остановить? — Хм…когда это ты выполнял мои просьбы? — возвращаешь ты ему его же слова, скрещивая руки — аля в этом участвовать не буду, даже не проси. — Вот именно, — отвечает он, продолжая искать укромное место для ключей. — Чживон! — Я вижу, как ты подсчитываешь, сколько мне светит за это. Спокойно, — он останавливается и нежно берет тебя за обе руки. Слишком нежно, что аж сердце замирает, а затем будто падает с обрыва в гущу морской пены. — Просто расслабься и повеселись. Ради меня, м? — Я готова повеселиться, но не таким образом, — да и на днях повеселилась, ага. — Ты думаешь, я собираюсь врываться в чужой дом без приглашения? Это дом Донхека. Этот мажор с родителями за границу укатил, попросил меня присмотреть за домом, а ключи забыл передать. Написал, что возле ворот оставил запасные. Вот и где они… — Вон висят, за фонариком, — киваешь ты, ведь разглядела связку, как только он начал поиски. Слишком быстро ты поверила в эту басню, видимо, потому что никак не могла поверить в обратное. Парень хитро сощурился, угрожая тебе пальцем. Ты лишь пожала плечами, осознавая, что тебе стало легче от того, что он просто рядом. Это уже не дружба, это уже привычка, это нечто большее, пугающе большее. — Не отставай.       Бобби идет вперед, осматривая задний двор с бассейном, пусть и не раз уже был тут. Когда-то здесь они устраивали шумные вечеринки с девчонками, приглашали диджеев, связи с которыми позволили Бобби устроиться на подработку, мечтали жить как в американских фильмах, снятых в городе вечного лета LA. Но прошла какая-то пара лет и приоритеты поменялись, модифицировались в нечто весомое и более приближенное. Как говорится — хорошо там, где нас нет. Для Бобби сейчас это выражение имеет другую формулировку — плохо там, где нет тебя. За два года знакомства и дружбы ты ни меньше, ни больше перевернула его мир. — Ты собрался плавать в одежде? — кричишь ты ему, следя глазами за каждым ребячливым движением. Как козлик до воли добрался и бегает. Как-то говорил, что вода для него — младшая сестра. Наверно, это магия Бобби, но и ты теперь возле воды чувствуешь себя лучше. — Я совсем на дурака похож? Как я потом в мокрых трусишках домой пойду или предлагаешь мне у Донхека одолжить? Мы, конечно, близки, но не настолько, — он поднимает майку, демонстрируя часть пресса и красную полоску от знакомых тебе шорт для плавания. — Не боись, все свое ношу с собой!       На лице Бобби столько эмоций, что ты зависаешь, впитывая в себя свет смешинок, стреляющих из его глаз, а потом заливаешься смехом. А после засматривается он. Сам не знает почему, ему становится так хорошо, когда ты смеешься. Лучше мелодии сам не написал бы. — Осторожнее, а то свалишься в воду, — подбегая ближе, предостерегает он, пусть до края бассейна метр с лишним. — Готова к стриптизу? — Пф… Чего я там не видела? — немного дерзко отвечаешь ты, ведь и правда не раз видела его на пляже. Бобби снова щурится, и ты понимаешь, что нарвалась. — А, ну раз так. Держи часы для начала, — сняв с запястья тяжелый браслет, отдает тебе. Затем пару перстней и браслеты, тоже широких и массивных. Следом он снимает рубашку, так двигая плечами, что ты невольно впиваешься взглядом в острые ключицы. Немного больно, но ты улыбаешься, показывая, что тебя не проберет. Рубашка оказывается на твоих плечах, вместе с не успевшим ускользнуть теплом и запахом владельца. Ты все еще держишься. Когда Бобби снимает низ, поднимаешь глаза к небу, пытаясь сосчитать редкие облака. — Все же засмущалась, — бросив джинсы на рядом стоящий лежак, довольно констатировал парень и щелкнул тебя по носу, прежде чем разогнаться и прыгнуть в голубую воду. До тебя долетело несколько брызг, сумевших выдернуть из жара в теле. Ты видела Бобби разным, но это не отменяет того, что во всех своих ипостасях он западал в душу и надежнее поселялся в ней, пуская корни все глубже и глубже. Не перестаешь удивляться, как он может быть таким разносторонним и при этом искренним. Его по-детски чистая улыбка ничто иное для тебя как восьмое чудо света и плевать ты хотела на все стандарты красоты, Бобби выше них, важнее внешней красоты, красота души и ему тут в помине равных нет. То, что он делает и как делает, как выражает себя сквозь слова и поступки, подкупит любого. Ведь даже в этом прогнившем насквозь мире, он настоящий настолько, что дух захватывает. Ты на правах его совести напоминаешь ему о некоторых рамках, рисуя их еле-еле и практически нехотя, а он умудряется из этих рамок выстраивать лабиринты к своему счастью. Его счастье — оно и твое тоже. Только с ним ты можешь быть со своим немаленьким ростом Дюймовочкой, обутая в обычные белые кеды можешь быть Золушкой, неуклюжая и застенчивая по натуре можешь превратиться в сильную и смелую Покахонтас. И сейчас под воздействием его энергии, льющейся вместе со звуками воды, ты решаешь скинуть кеды и сесть на край бассейна, опустив ноги в воду.       Бобби вынырнул из очередного заплыва и увидел, как ты с практически детской улыбкой качаешь ногами. Он знал, что для тебя это подвиг, ты же панически боишься воды с детства, и подплыл ближе, кладя руки на плитку и смотря на тебя снизу вверх. Вы синхронно и абсолютно искренне улыбнулись друг другу. Перед Бобби всплыл твой образ, разбитый и расстроенный, как он, выпроводив того идиота (без рукоприкладства) вывел тебя на улицу, молчаливо отругал взглядом, снял толстовку и буквально надел на тебя как на неуклюжего ребенка. Ты же снова ощутила мурашки по всему телу, столько заботы передавали его теплые родные глаза. Если для него вода как младшая сестра, то для тебя его глаза будто твое личное звездное небо, смотрела бы и смотрела, не моргая. — Знаешь, я пока плавал…подумал, — нарушил тишину Бобби, вылезая из воды и садясь справа от тебя. Ты вся во внимании немного подозрительно повернулась в его сторону. — Я зову тебя «моя совесть», раз тебе так не по душе, могу называть тебя просто «моя». Пойдет? — Что? — ты чуть не закашлялась. Что происходит вообще? Он применяет противозаконные методы, которым ты не в силах противостоять, даже с кодексом в руках. — Почему-то сейчас хочу быть максимально откровенным с тобой, — на удивление для самого себя Бобби спокоен, прямо умиротворен, наверно, потому что говорит от чистого сердца. — Не то, чтобы я понял это, когда увидел, как тот придурок тащит тебя не пойми куда, хотя да, признаюсь, порой я такой тугодум, но…ты мне нравишься. Как девушка. Да черт возьми, я влюблен в тебя по уши. — Что? — только и можешь повторить ты, чувствуя, как легкие предательски сжимаются от услышанного, а сердце трепыхается как перышко. — Я могу повторить, — Бобби проводит по мокрым волосам рукой и поворачивается к тебе всем корпусом. Ты точно понимаешь, он не шутит, а если все окажется умелым розыгрышем, ты утопишь его в бассейне и ответишь за это. — Повтори, — просишь ты словно под гипнозом. Может, спишь? Хотя нет, ноги в теплой воде, Бобби рядом, летний и обжигающий, и его рука касается твоей щеки, аккуратно и нежно, подобно последнему лучу уходящего за горизонт солнца. И то, что ты слышишь, ничто иное как твоя счастливая реальность: — Я влюблен в тебя, моя совесть.