Символ

      — Это самая хуёвая идея в моей жизни, — говорит Цзян Чэн и всё же закуривает.       Они зажаты между панельными домами с автоматами наперевес, где-то сзади рыскают эсэсовцы, а впереди — толпа ребят с осколочными и свето-шумовыми. Дай Гуанъинь, чтобы без винтовок. А ещё видно, как методично штурмовики разбирают баррикады из хлама и шин. И где-то на одной из таких, среди всего этого мракобесия, скачет придурок Вэй-я-обещаю-никуда-не-лезть-Усянь. От этой мысли он передёргивает плечами, а затяжка получается совсем уж нервной.       Семья Цзян всегда была далека от политики. То есть, им было плевать какая партия придёт к власти, ведь любой из них требовались поставщики самого качественного и современного оружия. А они за прошедшую войну как раз набрали достаточно веса во влиянии и значимости, подавив конкурентов с благой матушкиной рукой из чистой сибирской стали. Это, естественно, обязывало. Во-первых, как и любые полулегальные торговцы под крылом праведных властей, Цзяны держали ухо в остро и нос по ветру сбывая товар и нашим, и вашим. Во-вторых, они никогда не влезали в прямые противостояния, а уж если нерадивые отпрыски творили нечто подобные, старая гвардия максимально по-тихому вытаскивала их из заварухи, попутно отвешивая мозговправляющих пиздюлей.       Вот только Вэй Ин Цзяном не был, как бы сильно отец не пытался убедить их всех в обратном. Цзяны были тихи, хитры и предусмотрительны. Прямо как Яньли — спокойный омут с чертями, что при необходимости обглодают тебя до костей. Иногда, когда она брала в руки нож и с улыбкой кромсала стейк на фарфоровой тарелке, у неподготовленных волосы вставали дыбом. Сам Цзян Чэн же походил на Юя — прямой, как рельсы, и взрывной, как порох под ними. А шисюн… являлся сыном своей матери. Та тоже кидалась на амбразуру грудью и без раздумий, даже вместе с мужем отправилась воевать лётчицей, оставив Вэй Усяня на попечение общему другу.       На самом деле, за столько прожитых вместе лет Цзян Ваньинь с А-Цзе научились никогда и ни за что не верить обещаниям нерадивого братца. Только Цзян Фэнмянь всё никак не мог до этого дойти, оставаясь слепым ко всем проказам приёмыша, от чего песня «Ты любишь приемного сына больше, чем родного!» играла особенно громко. И теперь они имели то, что имели, вместе с тем, что имело их.       Вэй Усянь стоял на баррикадах.       А все охранники, способные его притеснить, были на другом конце города вместе с отцом. И матушкой. И её кнутом в придачу. Оставалось только уповать на то, что никто из больших шишек не захочет посмотреть телевизор.       — Как только мы вытащим его оттуда, — шипит Вэнь Цин, привязывая к длинной железной палке облитую вином ткань с рисунком солнца, — я лично сверну этому уёбку шею! А то смотрите! На месте ему не сидится. Справедливости, сука, захотелось!       На заднем фоне неуверенно мнутся Хуайсан с Вэнь Нином, опасливо разглядывая громкоговоритель и тяжёлые противоударные щиты.       — Мгм, — предупреждающе хмурится Ванцзи и хлопает Цзян Чэна по плечу, направляясь к кем-то здесь оставленному броневику с выбитым лобовым стеклом.       Команда у них, конечно, самое то, для спасения. И если почему здесь Вэни, обязанные его братцу освобождением из невольничьих лап собственной семьи, с Лань Ванцзи, который был его личным самым лучшим другом и неудачником, что втюрился в непроходимого идиота, в одном флаконе, он понимал. То какого чёрта в этой компании забыл трусливый младший Не, было вселенской тайной.       Их план предельно прост и наивен. Ворваться в толпу на транспорте, обескуражить всех стрельбой и огнём, перекрыть дорогу силовикам и под белы рученьки вытащить из всего этого дерьма Вэй Ина. Где-то здесь должен быть пункт о молитве за то, чтобы ни в кого из них не всадили пулю, но… блять. Они стряпали этот план на коленке в толчке захламлённого бара. У него могут быть недочёты.       Оказывается, второй молодой господин Лань умеет вскрывать двери и заводить машину отвёрткой. Никто не охуевает только потому, что сейчас они собираются творить ещё бо́льшую ебанину, в которой, как обычно, виноват исключительно Вэй Усянь. Вэнь Цин торжественно вручает ему разящий спиртом флаг:       — Ты у нас тут главный герой, тебе и скакать, — смеётся она, проверяя крепления щита. — Спасай свою даму из беды!       — Обязательно, — уже не тлеющий бычок летит в урну.       — Иншлааллах, — говорит Хуайсан и будто на поминах опрокидывает в себя содержимое фляжки, — такого пиздеца я ещё не творил. Дагэ будет мной гордиться.       Ещё одной вселенской загадкой являлся эффект, производимый на Не-младшего крепким чаем. Настолько крепким, что от одного глотка по-настоящему сводило мышцы и дёргались щёки. На А-Сана он действовал будто бутылка американского виски на пустой желудок без закуски. Того моментально втаскивало, полностью отключая страх и инстинкт самосохранения.       Пока их вещающего не развезло, они оперативно взбираются на крышу. Лань Чжань заводит транспорт, дожидаясь отмашки, а сверху формируется коробка. Вэни, с щитами в одной и автоматами в другой руке, становятся по бокам, прикрывая безоружных. Хуайсан, уже порядком очумевший, находится впереди с громкоговорителем, а Ваньинь держит наготове зажигалку с собственной жопой, для принятия стратегически важных решений.       На секунду младший Не отключается, а потом следует громогласный боевой клич их семьи.       — Ну чё, ебаный рот?! Погнали, нахуй!       Машина трогается со скрипом, разгоняясь по небольшой улочке. В поворот на площадь они входят на скорости, едва не переворачиваясь. Цзян Чэн поджигает самодельный флаг и, под охуевшими взглядами всех присутствующих на этом празднике жизни, начинает им размахивать, вытворяя такие фортели, что Вэнь Нин уважительно присвистывает. Автоматные очереди устремляются в воздух, давая сигнал к началу шабаша. Свето-шумовые летят через баррикады на выставленные рядом щиты, эсэсовцы с фирменными фуражками и винтовками кидаются наперерез, но какой-то юный пиротехник с криком: «Перемен!» бросает на покрышки горючую смесь в бутылке. Где-то люди встречаются лицом к лицу в рукопашном бою, полевые медики вытаскивают с красной зоны раненых, в окнах далёких домов загорается свет. А они мчат через чёрный дым и высматривают одного конкретного долбоёба.       — Мы — причина и следствие! — гордо вещает Хуайсан, от всплеска эмоций поднимая вверх сжатый до побледневших костяшек кулак. — Мы есть перемены! Вперёд!       Тормозят они внезапно и прямо посредине площади, что вообще не удивительно, учитывая, что там, где центр пиздеца — там и Вэй Усянь. Лань Чжань резво выскакивает из машины, скрываясь в толпе, а Цзян Чэн утаскивает А-Сана под щиты, по которым нещадно лупят прямые пули и случайные осколки. Пламя вокруг них стремительно разрастается по баррикадам, сквозь покрышки добираясь до деревянных поддонов. Ваньиню приходится шевелить руками, чтобы от горящей тряпки ребята не поджарились здесь, будто в котелке. Во время всего происходящего Ванцзи с силой вталкивает искренне негодующего Вэй Ина в броневик, у коего при старте отваливается заднее колесо.       — Наши сердца дотребовались, значит и ваши смогут! — орёт Не-младший, почему-то указывая себе за спину. — Да наступит рассвет! Да будет свергнуто палящее Солнце-е-е…       Очевидно, Хуайсан трезвеет и, осознавая всё сделанное, в панике цепляет за ворот рубахи Цзян Чэна, который, от внезапного воя сирен за ними, выпускает из рук тлеющий флаг. Он падает в какую-то странную лужу от перевёрнутой бочки, прямо перед эсэсовскими машинами, и раздаётся охуительный взрыв. Вверх взлетает огненная непроходимая стена, Вэнь Цин пригибается к крыше броневика, с визгом тормозят Майбахи, а в загорелое лицо Ваньиня пашет раскалённым воздухом. Ребята, пользуясь воцарившейся суматохой, заворачивают в тесный переулок.

***

      Сегодняшним утром молодой господин Цзян предпочёл бы не просыпаться. Вообще. А если и просыпаться, то точно не от трели телефонного звонка. Хуайсан в полусне недовольно зарядил ему кулаком в челюсть, а Вэнь Нин хлопнул по бедру. Цин-цзецзе, как единственная девушка и самая настоящая фурия в юбке, выкинула всех из кровати, полностью оккупировав её территорию. Лань Чжань с Вэй Ином, свернувшись в один большой калачик, едва ли влезли в полуразваленное кресло, замысловато переплетаясь конечностями. Дьявольская машина всё никак не хотела затыкаться и, в конце концов, Ванцзи с самой недовольной рожей, на которые он только мог быть способным, подошёл к аппарату. Не выспавшемся Чэн-Чэну удалось расслышал какое-то обречённое «Мгм», а после друг слегка шаркающими шагами подошёл к ветхому телевизору, чтобы включить его.       — …несколько молодых людей на машине, ворвались на площадь пока, — вещал голос телеведущей, пока на экране крупным планом проносились фотографии их вчерашнего безумства, — …некоторые считают, что к этому причастна китайская мафия и выходцы из президентской семьи, что заручились поддержкой американских спонсоров.       От этого заявления Цзян Ваньинь только обречённо простонал, представляя, до какого круга перерождения матушка загоняет незадачливых отпрысков на плацу. Не Хуайсан всё ещё спал, но это было даже хорошо, ведь его старший брат — который как раз таки благополучно свинтил в Америку пару лет назад — отличался особой любовью к порче нижних конечностей. Вместо него панику принялась поднимать Вэнь Цин, что грохнулась с кровати, пытаясь до конца понять услышанное, а после кинулась избивать не ждавшего подвоха Вэй Усяня подушкой.       — …молодёжь признала неизвестных активистов символом нового мира, распространяя между собой немногую информацию, тезисы революционеров и плакаты с их участием. Служителя порядка уже зачистили две из пяти улиц, что сегодняшним утром заполнили антипрезидентские листовки, — тем временем вещали новости, с каждым словом забивая в их гроб всё новые и новые гвозди. — Вчерашнему действу на площади гражданами было принято решения присвоить название «Аннигиляция Солнца», главными слоганами которого является «Мы есть перемены!» и «Да будет свергнуто палящее Солнце!».       Лань Чжань, до этого замерший памятником самому себе, взглядом «ну, всё, пиздец» сначала проводил вывалившегося на облупленный балкон Вэй Ина, потом окинул взглядом дрыхнуших в обнимку Не и Вэня младших, а затем как-то совсем уж жалостливо посмотрел на Ваньиня. Создалось ощущение, будто А-Чжань сейчас был побитой собакой, которую отпинали вчетвером в подворотне. Вот только так себя ощущал Цзян Чэн, что вчера не очень удачно пережил гонки по вертикали от эсэсовцев по ночным дворам. На вопросительно поднятую бровь, друг только покачал головой.       — Юноша, что размахивал флагом со сгорающим солнцем, — на экран снова выплыла теперь уже приближённая картинка крыши остановившегося броневика. Точных черт лица на ней рассмотреть не представлялось возможным, но знающим людям для узнавания и этого было достаточно. Единственное, что следовало признать — поза действительно была эпичной. — получил статус народного героя и прозвище Сжигающий Солнце, которое, очевидно, является саркастичной отсылкой к прозвищу премьер-министра военных сил.       — Диди, ты же тоже его видишь? — с каким-то непонятным придыханием выдал человек из брошенной на тумбе трубки и, Ваньинь готов был поставить пятьсот долларов, Лань Ванцзи едва ли не пустил скупую слезу от этой фразы. — Правда же он невероятен?! Такой красивый и храбрый! В открытую выступить против власти, показав свою активную гражданскую позицию. Ах, диди, я хочу его в свою жизнь, постель и под алтарь!       — Кто это? — едва ли смог выдавить из себя А-Чэн спустя несколько секунд гробовой тишины, когда даже Цин-цзецзе замерла с подушкой в руках.       — Мой сюнчжан, — ответил А-Чжань и, по правде, беззвучно заплакал.       — Ебана ж мать!       Как же они вляпались во весь этот пиздец? А, точно… Вэй Усянь.