Среди ясного неба

Допрашиваемый сидел, расползшись по дивану словно длинная переваренная макаронина. Дима, умостившийся на неудобно низкую даже для него табуретку, чувствовал себя рядом с ним неловко и напряжённо. Впрочем, ничего нового. — Значит, вы ничего не слышали о Красной Пыли? — спросил он, переворачивая страницу рабочего блокнота, пристроенного на колено. — Ну почему, слышал, — Соколов сполз с сидения ещё сильнее, вытянутые ноги коснулись правой лодыжки Димы. Тот, вежливо кашлянув, отодвинул ногу, — я сказал, что не знаю никого, кто бы это употреблял или продавал. В тесной гримёрке толклись какие-то люди, перенося предметы, размахивая руками и слишком громко переговариваясь. Совершенно никакой атмосферы для оперативной работы. Наводить испуг и порядок одним своим видом, как Игорь, Дима не умел. «Возможно, придёт с опытом» — успокаивал он себя иногда, понимая, что нет, не придёт. Они слишком разные, маленькая собачка — до старости щенок. — Алексей Сергеевич, тогда не могли бы вы сказать мне, что вы знаете об этих наркотиках? Тот бросил на Диму взгляд из-под тяжёлых, всегда полуприкрытых век. Прочесал пятернёй грязноватые прямые, под горшок стриженные рыжеватые волосы. Пауза затягивалась. — Сорри, сорри, — выдал он наконец, подбирая под себя бесконечные ноги и наклоняясь к Диме, — просто подзавис, когда ты меня по имени-отчеству назвал. Меня так, наверно, только в военкомате называли, да и то по приколу походу. — Я называю вас по имени-отчеству, потому что это показывает моё уважение к вам, как к свидетелю, — сказал Дима, неловко поёрзав. От близости Алексея было неловко, и по спине бежали мурашки. — Похвально, — хрипловато пробасил тот и, видимо сжалившись над Димой, чуть отодвинулся. — Первый раз услышал про эту Пыль с месяц назад, — обрадованный тем, что беседа наконец сдвинулась с мёртвой точки, Дима начал строчить в блокнот, — пошли разговоры, что появилась новая синтетика, и можно по стандартной схеме через бота во Вместе прикупить дозу, забрать клад. Вдыхать потом, и вроде как крыша отлетает ненадолго, эйфория, прилив таких творческих сил, а главное — ни-ка-кого привыкания, — Соколов саркастично усмехнулся. Дима на секунду поднял на него глаза от блокнота. — И вы не согласны с этим утверждением? — Наркота есть наркота, — приподняв костлявую задницу над диваном, Соколов выудил из заднего кармана джинс мятую пачку сигарет с запрятанной в неё зажигалкой, — будешь? Дима помотал головой. — Нет, спасибо. — Сначала, как что появляется, все трут, что это простая таблеточка для веселья и ничего не будет. А потом, выясняется, что у одного гриб в носу вырос, у другого вместо мозга теперь желе и ни одной строчки приличной не пишет, — он вытряхнул из пачки сигарету и прикурил, — а всё почему? — Почему? — поинтересовался Дима, уставившись на его унизанные кольцами длинные пальцы. Алексей усмехнулся поднося сигарету к пухлым, как у детской резиновой куклы, губам; на безымянном пальце тускло блеснуло массивное обручальное кольцо. — Потому что у любого кайфа в жизни есть цена. Сигареты, бухло, любовь — за всё придётся заплатить. Только я, прежде чем заплатить, хочу знать цену. Поэтому, когда мне говорят, что это бесплатно, я понимаю — наёб и сразу не беру. Довольно улыбаясь, он выпустил струю горького дыма вверх, вытягивая длинную шею. — А вы употребляли когда-нибудь? — Дима, ты где работаешь, скажи? — В полиции, — Дубин поправил очки. — Значит, не употреблял, — развёл руками Соколов. По предплечью левой скакал трёхглазый разноцветный единорог. — Кхм, понятно. — Понятно. — Но всё-таки. Если вдруг употребляли Красную Пыль и могли бы описать эффект. Следствию бы очень помогло, — Дима демонстративно закрыл блокнот, — если не под запись? Алексей вздохнул страдальчески. — Я же тебе подробно разъяснил. Красную пыль не пробовал, и ребята не пробовали, потому что мы нормальные и на фуфло не ведемся. А потом неделя, вторая и появились новости эти. Что один под кайфом другана своего топором зарубил, второй себя порезал. И сразу всё понятно стало с этой дурью. — Нам стало известно, что в клубе, где вы выступали накануне, как минимум трое человек получили отравление Красной Пылью, и это только те, о ком известно, — Дима цепко смотрел на солиста, чтобы не пропустить его реакции. Тот дёрнул плечом. — И что? Вчера выступали мы, завтра другая группа. — На столе в гримёрке были найдены следы Красной Пыли. Соколов раздражённо дёрнул носом. — Тоже ни о чём улика, как я уже сказал, позавчера там другая группа тусила, и неизвестно, кто был там с утра. — То есть вы не знаете, как она там могла оказаться? — Я тебе уже перебрал возможные варианты, — Соколов щелчком отправил окурок в сторону пепельницы на маленьком журнальном столике. Промахнулся, — ни я, ни ребята этим не балуемся, и уж тем более не барыжим. Красной Пыли я в глаза не видал. — Хорошо, я понял, — Дима поднял руки в умиротворяющем жесте, — просто требовалось проверить. — Ясное дело, — Соколов снова слегка расслабился, — такая твоя работа. — Да, — согласился Дима, снова опуская глаза в блокнот. Оказалось, что, когда он начал задавать неудобные вопросы, все в гримёрке притихли и замерли, но сейчас снова пришли в деловое движение. Один из парней, пробегая мимо, споткнулся о вытянутые ноги Алексея. Тот быстро подхватил его под локоть, не давая упасть. — Ну ты смотри куда бежишь, Сань. — Я Антон, — пробормотал парень. Соколов серьёзно кивнул. — Прости Тоха, дай извинюсь, — обхватив его щёки ладонями, он притянул его к себе и смачно поцеловал в угол губ, — ну что, нормально всё? Антон, краснея ушами, кивнул и, вывернувшись из рук Алексея, отступил в сторону выхода из гримёрки, где столкнулся с Громом. Игорь, недоумённо глянув в след убегающему Тохе, перевёл взгляд на Диму, приподнял бровь. «Ну ты долго ещё?». Дима, вздохнув, выдернул из блокнота лист и протянул Соколову. Тот с заинтересованным выражением лица принял его. — Алексей Сергеевич, тут мой номер телефона и название аккаунта во Вместе. Если вспомните что, звоните, пишите. Соколов медленно кивнул и, поднявшись вслед за Димой, одним длинным слитным движением пожал протянутую руку, а вторую положил на плечо. — Окей, напишу, позвоню, — он заглянул Диме в глаза, — только не называй меня по имени-отчеству, мы ж ровесники с тобой. Дима резко кивнул. — Хорошо, Алексей. Соколов закатил глаза. Уже обе брови Грома были подняты, пока Дима протискивался мимо него к выходу. Клуб находился в здании бывшей фабрики или мануфактуры. Бесконечные, клаустрофобически длинные коридоры без окон внезапно переходили в огромные залы, путали тупиковыми закоулками и проходными комнатушками. Игорь то и дело пригибался, чтобы не чиркнуть макушкой о чересчур низкие притолоки. — Ну что, Игорь, удалось узнать чего-нибудь интересное у свидетелей? Игорь разочарованно фыркнул. — Да какой там. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Некоторые говорят, что даже и не слышали про эту Пыль. Брешут конечно. — С чего ты решил? Может, надо верить людям. — Да уж, и с чего бы тем людям врать, — саркастично ответил Игорь, хрустнув костяшками пальцев, — вот если бы спросить их как следует… Дима встал как вкопанный. Игорь по инерции пронёсся на пару шагов вперёд, но, быстро поняв, что напарник за ним не идёт, рассеяно обернулся. «А ещё пару месяцев назад и не заметил бы» — со смутной гордостью подумал Дима и тут же поморщился. Сомнительный повод для гордости. — Игорь, скажи, пожалуйста, что ты никого не бил. — Я никого не бил, — монотонно и чуть насмешливо с готовностью оттарабанил Гром. Дубин посмотрел укоризненно, Игорь разочарованно застонал. — Вы с Юлькой в могилу меня сведёте! Нет, никого не бил и даже не запугивал, просто говорил. Дима улыбнулся и хлопнул напарника по плечу. Тот ухмыльнулся в ответ и, закинув руку ему на плечо, направил в сторону выхода из бесконечного лабиринта коридоров. — Пошли, моральный ты наш. Бодрой трусцой спускаясь с последнего лестничного пролёта, отделяющего их от выхода, Игорь развернулся к нему. — А что ты, нарыл чего? — Всё примерно как у тебя. Никто не видел наркотика, не знает, кто его продаёт, и описания ожидаемого от него эффекта разнятся. Странное дело. Непонятно зачем выкидывать на рынок наркотик, вызывающий такой мощный психотический эффект, ведь пойдут слухи, все эти ужасные истории привлекут внимание. Собственно, уже привлекли. Много денег не заработаешь, если у товара будет плохая репутация, а потребители будут умирать настолько быстро. Этой Красной пыли даже Крокодил не соперник. Что-то тут нечисто. — А этот хорист что? — Кто? Солист? — Он, ага. Что про него думаешь? — Игорь со всей силы толкнул тяжёлую застеклённую дверь, сохранившуюся тут, похоже, с семидесятых годов и вывалился на улицу. Дима юркнул в сужающуюся щель с ловкостью Индианы Джонса. — Не знаю. Он выглядел искренним, хотя улики указывают на него. Может, он не при чём, но не договоривает. Я оставил ему контакты, может, решит мне написать. — Напишет? — Думаю да. Он считает меня безобидным, — и вряд ли так уж ошибается уже про себя подумал Дима. Игорь промычал что-то неопределённое и, набирая скорость, пошёл вниз по улице. — Как думаешь, он из этих? — Из каких этих? — спросил Дубин, отлично понимая про что говорит Гром. — Не той ориентации. Дима посмотрел на маячащий впереди затылок Игоря. Затылок был слегка напряжён, очевидно эта тема его волновала. Хотя выбор слов для Грома был можно сказать даже мягким. — Он женат, есть ребёнок, так что всё в порядке. — Ну ведь это не всегда… Мешает. — Не всегда, — согласился Дима, не зная что тут ещё сказать. Внезапно всплывшая тема ощущалась как привычная сухая мозоль, всё увеличивающаяся и прорастающая вглубь от постоянного давления. Дима обычно был охотник и поговорить, и обсудить что угодно. Но эту тему трогать уж очень не хотелось, не потому что нечего было сказать, скорее потому что не хотелось слушать, что есть сказать Игорю. Но Гром, то ли почувствовав напряжение Димы, то ли, напротив, совершенно не придав этому обмену фразами значения, промолчал, продолжая целеустремлённо шагать. — А куда мы, собственно, идём? — через несколько кварталов решил поинтересоваться Дима. — Как куда, в отделение, — бросил через плечо Гром, а потом вдруг встал как вкопанный, — или ты всё, не пойдёшь? Рабочий день закончился так-то. — Игорь, что за вопрос, конечно пойду, — Дима был искренне удивлён тем, что Игорь вообще мог предположить, что он может уйти домой, не пробив детали дела, не подытожив узнанное за день и не сделав хотя бы какую-то часть бумажной работы. Честно говоря, беготне по городу они с Игорем уделяли такое количество времени, что бумаги оставалось писать только поздним вечером, ночью и на выходных. — У тебя ж, наверное, своя жизнь есть. Личная, — Игорь смущался, смотрел под ноги и пинал крошечные камешки на асфальте, поднимая клубы светлой пыли. Смущающийся Гром — редкое зрелище, спешите видеть. Дима фыркнул. — Какая такая личная жизнь, — губы Димы сами собой разъехались в широкой улыбке. Поразительно, как Игорь мог клещом вцепиться в важную малозаметную деталь в деле, но не видеть простых и очевидных вещей у себя под носом, — ты моя личная жизнь. Игорь поднял голову и посмотрел на него округлившимися глазами. — Не понял… Дима, сообразив, что сказал, экстренно пошёл на попятную, затараторив: — Нет, не в том смысле! Ух, — ну надо же было такое сказануть, осёл, — я в том смысле, что я же всё время с тобой: на работе с утра до ночи и иногда по выходным. И мне нравится! Я очень доволен, что у меня такая работа и напарник, мне не надо иначе. Игорь улыбнулся и посмотрел на него исподлобья неожиданно ласково. Внутри у Димы всё потеплело. — И короче… Если бы и была какая личная жизнь, она бы уже кончилась к этому моменту, — подытожил свой сбивчивый монолог Дубин. — Да хорош оправдываться, я ж такой же, — махнул рукой Игорь, — в участок, значит, почесали. Надо пробить по базам всех музыкантов этого наркоманского коллектива, поработать над схемой. Может за что уцепимся. Развернувшись на пятках, Игорь устремился в сторону работы, а Дима застонал. — Игорь, может, мы на автобусе лучше? — Да какой автобус, тут если по дворам срезать по времени получится так же полчаса, ну, может, сорок минут, — отозвался тот, не оборачиваясь, перед тем как скрыться за поворотом. Дима припустил за ним, по городу он, как приезжий, ориентировался не так уж хорошо. Глядя на маячащую на некотором отдалении спину напарника, Дубин думал, какой бы тот мог быть рок звездой. Однозначно солистом, однозначно топлес и подмигивающим девчонкам из первого ряда, исполняя томные баллады. Ну а может матерные частушки, всем бы всё равно понравилось. Дима бы в этой музыкальной группе был… Наверное, басистом. Возможно немного бэк-вокалистом. Всё как в жизни. Последние десять минут до участка они практически бежали в тяжёлом серо-жёлтом предгрозовом мареве. На деревьях не шевелился ни один лист, а ватная, поглощающая звуки тишина то и дело сменялась угрожающе рычащими раскатами грома. Не добежали совсем чуть-чуть, тёмная низкая туча, почти что касавшаяся брюхом крыш доходных домов, лопнула прямо у них над головами, окатывая потоками холодной воды. Игорь поднял над ними кожанку, но толку от попытки поместится под ней вдвоём было мало. В рабочем зале Игорь, ничуть не смущаясь, тут же стянул промокшую до нитки футболку и украсил ей неработающий радиатор. Подняв брови, посмотрел на Диму, тот мотнул головой. — На мне высохнет. — А ты не думал, что у нас тут вообще-то девушки есть? — подал голос из-за своего стола Цветков. — Наши девушки и не такое видали, да, Зайцева? — неожиданно добродушно ответил Гром, раскручиваясь на стуле и подмигивая Ксюше. Та неловко улыбнулась в ответ краем рта — видала голых мужиков на вскрытиях? — Игорь, ты симпатичней трупа, — хихикнула Зайцева и почему-то густо покраснела. — Спасибо! — ответил Игорь, снова разворачиваясь к Цветкову и показывая ему два больших пальца. Тот спорить дальше не стал и, бросив на Зайцеву укоризненный взгляд, спрятался за своим монитором. Дима вытащил из рюкзака блокнот и, разгладив подмокший край обложки, выдернул из него нарисованный им во время обеда примерный портрет продавца Красной Пыли и протянул его Грому. Тот торжественно прилепил его в середине магнитной доски, прохрустел пальцами. — Ну что, напарник. Поехали? За обсуждением опорных точек дела незаметно прошло несколько часов. Быстро замёрзший без футболки Игорь натянул куртку на голое тело. Участок постепенно темнел и пустел. Деловито шурша пакетами засобиралась домой Зайцева. Цветков испарился одновременно с ней, причитая, что погода на улице просто ужасная и требуется проводить её хоть до остановки. На рабочем столе его компьютера, забытого включённым, виднелось зелёное поле солитера. Игорь, похоже, задремал, откинувшись на спинку кресла. Дима углубился в поиски по подозрительным группам во Вместе, выписывая в блокнот интересные сплетни про Красную Пыль, повторяющиеся в разных беседах псевдонимы. Неожиданно он почувствовал лёгкое прикосновение к затылку. Дима подскочил, по ощущениям не меньше чем на метр над стулом, разворачиваясь в полёте. Гром выглядел слегка виноватым, но руку не опустил. — Игорь, что ты творишь? — А чё ты пугливый такой? — парировал Гром, снова протягивая руку к его голове. Прикоснувшись к его затылку, Игорь раздвинул пряди волос, которые, как знал Дима, по-прежнему были слегка розоватыми из-за краски Кастеллани, которой зачем-то залили наложенные в травме швы. — Светлеет, — прокомментировал склонившийся над шрамом Игорь. — Ага. Волосы, наверное, не будут расти на рубце, но, может, со временем затрётся, — тёплое дыхание Игоря колыхало мелкие волоски на затылке, вниз по позвоночнику бежали мурашки. — Мне тоже говорили, — протянул Игорь, снова откидываясь на спинку кресла. Дима, тщательно скрывая от Игоря и самого себя разочарование, развернулся к нему и вопросительно посмотрел. Игорь ткнул пальцем в тонкий розовый шрам, пересекающий левую бровь. — Врач когда штопал, сказал, мол ничего страшного, лет за пять затрётся. Я так расстроился тогда. Думал — ну вот, такой красивый шрам, как жаль, — Дима улыбнулся, и Игорь ответил ему тем же, скрещивая руки на груди и закутываясь в кожанку поплотнее, — но, как видишь, зря переживал. Шрам на месте, и я с ним практически как этот. Гарри Поттер. Меченый. — А как ты… Получил этот шрам? — решился спросить Дима. — Хочешь знать, откуда у меня эти шрамы? — лукаво переспросил Игорь, мерцая хитрым глазом. И Дима хотел. Он хотел бы чтобы Игорь рассказал ему о каждом пятнающем его кожу шраме. Игорь никогда не был особо стеснительным, всё время разгуливал полуголым по квартире, никогда не отворачивался к стенке в общей душевой. Благодаря этому все его шрамы, ссадины и синяки были отлично видны. Честно говоря, Игорь всегда выглядел так, будто его дикие собаки жевали. Но одновременно из-за этого не было совершенно никакой возможности их как следует рассмотреть, потому что цепкий тёмный взгляд Игоря как назло словно бы постоянно был направлен на него. Дима опускал глаза. Спрашивать о таких вещах напрямую казалось странным и бестактным, слишком интимным, и Дима не думал, что Игорь когда-нибудь подпустит его настолько близко. Но происхождение последних шрамов и синяков Диме было известно, это была их общая история, их разделённый на двоих секрет. Так что, может, пускай на этом небольшом участке его затылка вовсе не растут никогда волосы. На память. — Я подрался. В школе ещё. — Почему? — Дима поправил очки, стараясь спрятать за ними свой жадный интерес. — Из-за девчонки, конечно, — Игорь рассеянно поскрёб пробивающуюся на шее тёмную щетину. Дима сосредоточенно кивнул. Да, это было очень похоже на Грома. — С лучшим другом, — продолжал между тем Игорь, — такая дуэль чести, как в Мушкетёрах. Когда можешь подраться, а потом лучшие друзья на всю жизнь. Типа того. — Он обидел девочку? — Он её оскорбил. Своими неловкими попытками ухаживания! А я, между прочим, уже сидел с ней за одной партой. — Ну это, конечно, совсем с его стороны непростительно. — Вот, ты меня понимаешь. Он мне по лицу дал, — Гром помял челюсть, словно припоминая силу давнишнего удара, — сильно так, неплохо для тринадцати лет. — Чем же он тебя стукнул для такого шрама? — удивился Дима, — стулом? — Не, ты что. Я на него в ответ замахнулся, споткнулся о складку линолеума и мордой в пол. А там из пола штырь торчал, трубу какую-то срезали что ли. Кровищи было… Все перепугались так, замолчали, Кирюха меня за голову держит чуть не рыдает, классуха прибежала, за сердце схватилась. А я не понимаю, чего они психуют так, и чего по мне такое тёплое течёт. Дима засмеялся, хотя смешного в рассказанном было мало, Игорь тоже фыркнул закатывая глаза. — Я потом уже узнал, что Надежда Павловна подумала, что Кирюха мне глаз выбил, лицо кровью так залило, что было непонятно. Потом отмыли, а там всего ничего. Удачно всё вышло на самом деле, правее и глаз, левее — висок. А так — крутой шрам и сотряс. Легко отделался, считай. — Сотряс это плохо. — Тебе ли не знать, — Игорь шмыгнул носом и отвёл взгляд, делая вид, что изучает скученные на магнитной доске распечатки. Дима тоже примолк и снова отвернулся к рабочему столу, уставившись на профиль своего рабочего фейка во Вместе. И зачем только поднял эту тему, в воздухе повисло странное напряжение, Игорь до того сонный и расслабленный, выпрямился в кресле. На следующий день, после того, как Игорь притащил его к себе полуживого, а потом вынужден был отмачивать в своей ванне, Дима проснулся в два часа дня. Игоря, естественно, и след уже простыл, хотя к посещению работы он относился свободно, то проводя там сутки напролёт и ночуя в обезьяннике, то не появляясь по несколько дней подряд. Чувствовал Дима себя не очень хорошо, всё тело ломило, ныли намятые рёбра и прочие синяки, в голову словно залили чугуна, мутило, а во рту была пустыня Сахара. Но одновременно он был так счастлив проснуться в кровати, в безопасном месте и живым, что лежал в полусне ещё, наверное, около часа, блаженным взглядом следя за тем, как движутся солнечные лучи по попорченной сыростью лепнине потолка. Но в конце концов жажда выгнала его на кухню, где он минут пять пил прямо из-под крана сырую вкусную воду, чувствуя, как с каждым глотком становится легче. Дальше было сложней. У него не было ни денег, ни телефона, ни ключей от дома. А, очевидно, всю провизию в квартире Игоря они съели вчера ночью. В животе горестно заурчало. На верёвке в комнате он обнаружил почти высохшими свои продырявленные джинсы и подсевшие футболку с толстовкой, надёжно пришпиленные прищепками. Стационарный телефон в квартире тоже нашёлся, он был погребён под кучами каких-то бумаг на столе и был снабжён диском. Правда, не работал. Дима поставил чайник, нашёл коробку с использованными чайными пакетиками и спрятал её обратно в шкаф, решив, что кипяток его вполне устроит. Когда он, прислушиваясь к пыхтению чайника, пытался разобраться с повязкой на голове — пискнул домофон. Игорь внёсся в квартиру, размахивая двумя пакетами, нижняя губа была разбита и кровила, глаза яростно сияли. — Дима, Димка, ты где! — Я здесь, Игорь, — Дима сжал виски и попытался поморщиться и улыбнусться одновременно, — не кричи, пожалуйста, я как с похмелья. — Ой, извини, — сказал Игорь слишком тихо свистящим шёпотом, потом добавил практически обычным своим голосом, — я ключи от твоей квартиры вызволил, на, держи. На стол, звякнув, высыпалась чуть запылённая связка ключей с прицепленным к ней миниатюрным кубиком рубика. — Вот круто! А где они были? — Дима изо всех сил надеялся, что ключи были не у сбежавших членов банды, и ему не придётся тратиться на смену замков. — Цветков сказал, что лично на какой-то грядке их откопал, так что в вещдоках они были, вчера просто в суматохе не сообразили тебе отдать, — говоря это, Игорь выкладывал на журнальный столик в комнате бумаги дела кислотной банды. Все костяшки его рук были в свежих не слишком чистых ссадинах, — а я вот решил взять поразбирать бумажки дома. Какая разница, дома или на работе, да? Дима не был уверен, что такие бумаги можно выносить из участка, но говорить ничего не стал. Он был просто очень рад, что Игорь не бросил его одного в своей квартире. — Игорь, а что с руками? — Дима потянулся к его ладоням, и Игорь неожиданно подал ему руку, словно хорошо надрессированный большой пёс. Особенно досталось первой и второй костяшке на правой руке, покрасневшим и опухшим. — А что с руками, что обычно с руками, — Игорь смущённо шмыгнул носом, пока Дима ходил на кухню за обнаруженной там в поисках еды аптечкой, которая, в отличие от холодильника, порадовала его запасами лекарств, бинтов и антисептика. Смочив вату, он начал обрабатывать порезы, низко склонившись над руками, близоруко щурясь и жалея о поломанных очках. — Я тех, что свалили доловил. Ну ладно, не всех — двоих, главаря в том числе. А химик их умный оказался, в попутную машину заскочил и за пределы области смотался, сука, — Игорь стукнул кулаком свободной руки по жалобно скрипнувшему журнальному столику, — но я и его найду, пусть не думает, что умный такой, мразь. Дима вздохнул. Он был рад, что почти все члены банды были пойманы. Но, честно говоря, прямо сейчас думать об этом не хотелось. Хотелось сидеть в тёплой, огороженной безопасными стенами квартире и не высовываться из убежища. Да, трусливо, но Дима знал свою деятельную натуру. Один день на то, чтобы окончательно улеглись на дно страх, боль и чувство беспомощности. Но пока… Пока у него было насущное дело. Перекись пенилась, прижигая тоненькие ссадины, широкая ладонь Игоря лежала в его ладони, тёплая и надёжная. Дима пощупал беспокоящие его костяшки. — Не вылетели? — Да ладно тебе, не волнуйся. В порядке всё. Эти рабочие просто, постоянно опухают. Я уже пельмени к ним прикладывал, сейчас сдуются, — Гром уставился в пространство, его глаза округлились, — пельмени!.. Вскочив со стула, он кинулся к одному из пакетов и, выудив оттуда свёрток, метнулся на кухню, где замер, нерешительно глядя то на закрытую дверцу холодильника, то на плиту. Дима прошёл на кухню за ним. — Это хорошо, что ты принёс пельмени. Давай их быстрее сварим, потому что я просто помираю с голоду! Игорь облегчённо кивнул и, протянув Диме пакет, сбежал рыться в бумагах. Аккуратно свёрнутый вручную целлофан был закреплён скотчем, так же имелась наклейка, на которой ровным крупным почерком было выведено лаконичное «Пельмени 12.08». Содержимое соответствовало этикетке, а внутри и правда оказались самолепные, слегка подтаявшие пельмени разных форм и размеров. Встречались и чересчур большие бесформенные лепёшки с торчащим наружу мясом. «Наверное, лепил ребёнок» — подумал Дима, наблюдая, как пельмени один за другим всплывают на поверхность кастрюли. Живот подводило ни то от голода, ни то от мучительного чувства ностальгии. Когда он учился в школе, они с родителями и сестрой раз в несколько месяцев садились за лепку пельменей. Отец шутил и мазал испачканным в муке пальцем по носу недовольно отфыркивающейся сестре, увлечённой вылепливанием причудливых бортиков. Мама подходила, скидывая получившиеся у них пельмени на доску для заморозки, нахваливая их трудолюбие. Потом Дима уехал учиться, сестра, окончив колледж, через несколько лет уехала тоже. Теперь мама использовала пельменницу, и все пельмени были одинаковой формы. Они поели. Потом Дима устал и лёг на диван, а Гром уселся на пол, прислонясь спиной к сиденью, и начал сортировать документы, вслух проговаривая свои предположения. Дима иногда вставлял пару слов, но сон побеждал его, и он то и дело прикрывал глаза, выпадая из мысленного потока Игоря. А когда разлеплял глаза, видел прямо перед собой коротко стриженный тёмный затылок и боролся с желанием запустить пальцы в жёсткие волосы. Потом стало слишком поздно ехать домой, да и к тому же постели всё равно разобраны, так почему бы Диме и не остаться? Так он прожил у Грома почти неделю, и тот был, как ни странно, совсем не против, исправно приходя вечером пораньше с шаурмой в пакете, курицей гриль или очередным свёртком пельменей от Прокопенко, и даже будто бы искал поводы, чтобы Дима остался. Но чувство ответственности в Дубине было сильней. Вечером субботы он собрал неожиданно большое количество своих вещей, оказавшихся у Грома, в сумку и вернулся в свою тихую и холодную квартиру. Заснул он легко, хотя, когда ложился, был уверен, что пролежит без сна до поздней ночи, не слыша уже такого привычного сопения под боком. За руки они больше не держались, Дима старался Грома лишний раз не трогать, тот тоже внезапно держал руки при себе. Казалось, что всё вернулось на круги своя. — Слушай, а может, домой уже пора? — крутанувшись на стуле, Игорь встал и направился к своей подсохшей футболке. — Не узнаю тебя, Игорь, — улыбнулся Дима, сворачивая открытые в браузере окна, — ещё двенадцати нет, а уже собираешься домой. — Люди меняются, — протянул Игорь, чуть невнятно из недр футболки, — на улице погода хорошая, я лучше прошвырнусь, подумаю. Всё равно пока до утра ничего не сделаешь. Дима сгрёб в рюкзак свои блокноты и намётки по делу, натянул влажноватую ветровку. — Пойдёшь до дома пешком? — Может. А хочешь, тебя до квартиры провожу, а потом к себе. Вообще-то Дима собирался попытаться уехать на последнем автобусе. — Хочу конечно, пошли. Заодно можно и дело обсудить! — За шавой заскочим? Шаурменов, знающих своё дело, Игорь знал, наверное, даже больше, чем информаторов. Они шли не спеша. Вечерний дождь прибил к земле пыль и сбавил неприятную дневную жару. Погода и правда была хорошей. — И всё-таки, ты думаешь, что Соколов непричастен? — Дался тебе этот Соколов, — отозвался Дима, с сомнением глядя на половину шаурмы у себя в руках. Честно говоря, он не представлял как Игорь может впихивать в себя не по одной шаурме за раз. Они же с Юлей обычно делили одну на двоих. — Ну согласись, мутный типчик, нутром чую. Выделывается, не договаривает; сам женат, а с парнями заигрывает. Дима покомкал пропитавшуюся оранжевым жиром обёртку от шаурмы, чувствуя, как внутри снова поселяется путаный тяжёлый комок. — Соглашусь, что может что-то не договаривать, что, кстати, о виновности ещё не говорит. Но последнее к делу вообще никак не относится. С каких это пор ты блюдёшь мораль? Игорь пожал плечами и бросил быстрый взгляд на остаток шаурмы в Диминых руках. Дима протянул ему свёрток. — Понятия всё-таки должны быть какие-то. — Игорь, ты же полицейский, а по понятиям живут преступники. — А я, может, стал бы. Ну, если бы не додумался в полицию поступить. Хотя у меня батя, конечно, был перед глазами, сильно много думать не пришлось. Дима уставился на него во все глаза. — И что бы ты делал? Как преступник? — Да то же самое, наверное. Я всякую мерзость и несправедливость не терплю. А так есть формальное разрешение с ней бороться, доступ к материалам всяким, тоже полезно. Но система эта… Кровь сильно портит. Я всё думаю о Разумовском и всё больше его понимаю. Хотя он, конечно, не прав вообще. Какое-то время они шли в напряжённой тишине. Огорошенный таким признанием Дима смотрел прямо перед собой, наконец видя вдалеке очертания родной пятиэтажки. — А как такой как ты оказался в полиции? — Такой как я? Я вроде обычный, — Дима сконфужено запустил руку в волосы на затылке, забыв и про оставшийся на пальцах жир, и про иногда побаливающий шрам, и тут же отдёрнул её. — Ну справедливый такой, честный. — Поэтому и поступил? У меня и мысли другой не было, что делать — всегда хотел людям помогать, защищать их, разгадывать всякие загадки. Где ещё это делать? Это же наша работа. Казалось, надо просто попасть в правильное место, но потом всё оказалось… Сложнее. — Сложнее, — хмыкнул Игорь, — да, лучше не скажешь. — Послушай, но это ведь, если подумать, очень удачный случай. Игорь посмотрел на него с интересом. — Вот пришёл я в участок и встретил тебя. Без тебя мне бы пришлось только бумажки писать и расследовать всякое незначительное, — Дима прочистил горло и тут же поправился, — нет, ты не подумай, незначительных дел не бывает, но с тобой я занимаюсь тем, чем хотел. Чем-то настоящим. Это круто. И тебе же со мной лучше. Правда же? Сказав, Дима сразу же отвернулся и поморщился. Ну кто за язык тянул? Гром помолчал с минуту. Потом сказал многозначительно: — Ну да. Подойдя к Диминому подъезду, они остановились. Сумерки совсем сгустились, но фонари пока ещё не зажглись. Всё кругом казалось трепетным и зыбким. Гром мялся с ноги на ногу, тёр затылок, но прощаться не спешил. Диме тоже не слишком хотелось прощаться, однако причин этого не делать он не находил. — Так значит, ты к геям нормально? Дима едва удержался от стона. Да что же это такое! — Да. Да, я нормально. — А сам бы как? Хотел попробовать? Или, может, того. Пробовал? Ситуация стремительно выходила из-под контроля. Но Дима был не из тех, кто отступает, если драки уже никак не избежать. — Знаешь, нормально относиться, не значит того же хотеть. Игорь промычал что-то неопределённое. Выглядел он скорее возмущённым, чем разозлённым, что придавало уверенности. — Ну, знаю, — качнул головой он. Дима вздохнул поглубже, как перед нырком в прорубь. Он, кстати, не нырял никогда. — Но я, может, был бы не против. С правильным человеком. Игорь смотрел на него в упор этим своим тёмным взглядом. Фонари над дорогой зажглись, но тот, что над подъездной дверью не оживал, — перегорел больше недели назад. Гром чуть склонился вперёд, и Дима, поняв что задерживает дыхание, вздохнул. От Игоря пахло маринованным луком. — С правильным, значит? Дима, моргнув, решительно кивнул. — Это хорошо. Значит, если я сейчас тебя поцелую, ты меня не стукнешь? Дима почувствовал, будто ему затылок кипятком обварили. Тяжело дрожаще вздохнув, он неловко тоненько хихикнул, чувствуя, как жар с затылка разливается по спине, груди, начинает вползать крапивным ожогом на шею. — Думаешь, я смог бы тебя серьёзно ударить? — Не, — Игорь уже опирался локтем о стену, запирая Диму между жаром своего тела и холодным металлом подъездной двери, — но было бы очень жаль и обидно. Дима поднял лицо ему навстречу, и Игорь быстро преодолел оставшееся между ними расстояние и поцеловал. Жар захватил Диму целиком. Гром целовал аккуратно, одними губами, первые несколько секунд. Но быстро потеряв терпение, открыл рот, просунул язык внутрь, и поцелуй из аккуратного стал влажным, напористым и неловким. И это было настолько похоже на Игоря, что Дима мог бы понять, кто это, не открывая зажмуренных в момент поцелуя глаз. Встав на цыпочки, он закинул обе руки на шею Игорю, притягивая его голову к себе, буквально повисая на нём. Игорю было неудобно, Диме и самому было неудобно, но на это было так восхитительно плевать. Просто хотелось его ближе, просто хотелось никогда его не отпускать и всегда неловко пыхтеть, слюнявить друг другу губы и сталкиваться зубами и носами в тёмном углу у подъезда. Игорь свободной левой рукой облапил его всего — растормошил волосы на макушке, широким движением обшарил спину под футболкой, слегка царапнув обломанными ногтями лопатки, сильно сжал задницу. Потом, словно тряпичную куклу или ребёнка подтянул его повыше, подхватив подмышкой, и, оторвавшись от губ, оставил на сгибе шеи смачный засос. Дима задушенно застонал. Звёзды в очистившемся от туч ночном небе расплывались и закручивались в спирали. Игорь продолжал не то целовать, не то грызть его шею; а Дима, наконец разлепив руки из крепкого объятия, принялся гладить Игоря по голове, по спине, что-то едва слышно, словно в бреду, бормоча. «Хороший, такой хороший, хороший» — Может, к тебе? — промычал Игорь ему в шею, хрипло и неразборчиво. — Ко мне, — бездумно повторил Дима. Ноги словно превратились в вату, в голове, похоже, тоже осталась только она. Он вдохнул поглубже в попытке начать хоть чуть-чуть соображать. Пропитанный водой и озоном воздух пах сладко, — да, да, давай ко мне. Три пролёта до двери в Димину квартиру преодолели молча, почему-то по-детски держась за руки. Дима дольше, чем обычно возился с ключами, перебирая их ватными пальцами, а Игорь нависал, опираясь плечом на дверь, почти утыкаясь носом в его макушку и тяжело дыша. Как только за ними со знакомым металлическим щелчком закрылась дверь, Диме показалось, что это был звук слетевшего предохранителя. Он кинулся на Игоря, комкая, задрал тёмную футболку, прослеживая ладонями давно облюбованные шрамы, — теперь можно, можно — прижался и потёрся лицом, провёл по ним открытым ртом, слишком нетерпеливый для полноценных поцелуев. Игорь даже немного присел от такого напора, шепнул хрипло «тихо, тихо», наклоняя голову и позволяя стянуть с себя футболку. Кепка мягко упала на пол. Прижимаясь всем телом, упёршись лбом в грудь Игоря, раскрытой ладонью Дима провёл по низу его живота, чувствуя, как подёргиваются нервно мышцы, нырнул под пояс джинс, обхватил твёрдый и горячий член. Игорь, шипя, обеими руками обхватил его голову, поднимая к себе лицом и снова крепко целуя, подавая бёдрами навстречу руке. В застёгнутых джинсах руке тесно, горячо и неудобно, и Игорю не может быть удобно. Шея Димы быстро затекла, голова закружилась. Всё происходящее было таким нереальным, но при этом осязаемым. Он словно смотрел на себя со стороны, и кто-то другой, тяжело выдыхая в поцелуй, пытался левой рукой расправится с ремнём Игоря, не вынимая правую из его штанов. Игорь вдруг с громким чмоком отстранился от поцелуя, поднимая голову и цепким взглядом опытного опера обшаривая помещение. «Первый раз. Он первый раз в моей квартире» — пронеслось в голове у Димы. Но прежде, чем он решил беспокоиться по этому поводу или смеяться над происходящим, Игорь нашёл то, что искал — край дивана, виднеющийся в глубине единственной комнаты. — Туда! — скомандовал он и ринулся вперёд, увлекая за собой Диму. Тот, чувствуя себя немного глупо, вытянул руку из штанов, но зачем-то схватился за пояс брюк, словно бы Игорь ретивым жеребцом мог унестись от него слишком далеко. У дивана Игорь выдернул из шлёвок ремень и спустил штаны, переступая образовавшуюся кучу, оставляя под ней ботинки. Обернулся к Диме чуть расставив руки в знакомом жесте. Возбуждённый член тяжело качнулся. — Ну что? Дима сглотнул вязкую слюну, ответил серьёзно: — Очень красиво. Игорь недоумённо моргнул, и Дима понял, что Игорь интересовался, почему он сам ещё одет. Конечно, раздеться так же быстро и с такой же гибкой грацией не вышло. — А кровать нормальная у тебя есть? — деловито поинтересовался Игорь, пока Дима прыгал на одной ноге пытаясь быстро избавиться от носков. — На диване сплю. — Маленький же! — Я раскладываю. Надо просто подушки снять, на себя низ потянуть… Игорь не дал договорить, дёргая на себя и роняя на диван, налегая сверху. В затылок Диме впилась слегка замаскированная синтепоном фанера подлокотника, колено Грома больно стукнулось о деревянный пол. — Так сойдёт, — мурлыкнул Игорь ему на ухо, провёл рукой вверх вниз по его члену, — смазка есть? — Нет, — выдохнул Дима, проводя обеими ладонями по его спине и вцепляясь в плечи, — давай так. — Больно же будет? — Игорь звучал не слишком уверенно, но уже тянул ладонь ко рту. Дима перехватил его руку, поцеловал в центр ладони, лизнул указательный и средний пальцы и взял их в рот, неотрывно глядя на Игоря. Его щёки покрывал тёмный румянец. Дима не знал, как выглядел со стороны, надеялся только, что не слишком глупо. Он пытался сосать пальцы сильнее, дать больше слюны, но во рту совершенно пересохло от возбуждения. Игорь наклонился, не вынимая пальцев у него изо рта, и начал целовать его грудь, оглаживать свободной рукой бок. Его член упирался Диме в бедро. Игорь вытянул пальцы изо рта Димы и отпустил руку к его паху. Дима попытался сглотнуть, но получился только какой-то сухой дурацкий звук. Игорь протолкнул внутрь один палец, двинул им туда-сюда на пробу. Шло тяжело. Слюны для такого дела явно было недостаточно. Больно не было, было странно и неприятно. Продолжала возбуждать только сама ситуация — Игорь прижимался к нему всем телом, подлокотник дивана жалобно скрипел под его рукой, а на лице застыло выражение крайней напряжённой сосредоточенности. Дима прижался губами к его виску, собирая катящуюся вниз горькую каплю пота. Игорь решительно выдохнул через нос и начал проталкивать второй палец. Дима, зажмурившись, уткнулся в изгиб его шеи, стараясь не зажиматься и дышать поровнее. Получалось плохо, потому что вот теперь стало больно. Игорь наклонился к паху и сплюнул прямо на пальцы, но сильно легче не стало. Он подобрался и поставил левое колено, которым всё это время опирался о пол, на диван, наваливаясь сверху сильнее. На диване сразу же стало невероятно тесно и жарко. Член Игоря упирался в пах. Какое-то время он попыхтел пытаясь устроиться и пристроиться поудобней, провёл пару раз по частично опавшему члену Димы. — Не знаю, Дим. — Давай-давай, — сказал он тихо и хрипло, словно сорвал голос. До конца, так до конца. Дима запустил руку в короткие влажноватые волосы на затылке Игоря и уткнул его лицом себе в шею, где уже болел наливающийся засос, прижал к себе крепче, обвивая руками. Закусил губы. Игорь направив себя рукой начал входить. Дима на всякий случай прикусил ещё и язык. Входить Игорю явно было тоже тяжело, он шумно сопел Диме в плечо; выскользнул наружу, попытался войти опять. Дима не удержался и издал короткий придушенный звук. Было больнее, чем он ожидал. Время, нёсшееся вскачь с момента, когда они поцеловались у подъезда, замедлилось, текло комковатым клейстером. В тех местах, где Игорь касался его было невыносимо жарко. Открытые части кожи мёрзли и были липкими от пота, на них налипали крошки и мелкие ворсинки дивана. — Ты как? — Игорь попытался поднять голову, но Дима продолжал давить ему на затылок, лишь бы он не увидел выражение его лица. — Нормально. Давай, я потерплю. Игорь дёрнулся уже всерьёз, легко выкручиваясь из Диминой хватки, напоминая, что всё это время только позволял крутить себя и наклонять. Дима почувствовал, как снова дёрнулся член и порадовался, что не всё ещё потеряно. — Потерпишь значит? — выражение его лица было практически злым, — ага. Игорь вышел (Дима не смог сдержать короткого облегчённого вздоха) свёл его расставленные ноги, притёрся членом между бёдрами. — По-другому давай, — прокомментировал Игорь и резко двинул бёдрами. Его тёмные глаза блестели влажно и шало, а в углу рта затаилась лёгкая улыбка. Не потому что он смеялся над ним, а просто был доволен собой, как всегда. Дима, не удержавшись, рассмеялся в голос. Не прекращая двигаться, Игорь начал надрачивать член Димы, прикусил игриво ухо, довольно пыхтя, снова уткнулся лицом ему в шею, требуя ласки. На крошки, прилипшие к заднице, снова стало плевать. Измотанный всеми сегодняшними переживаниями, а может, просто от затопившего его облегчения, Дима кончил очень скоро, один раз крупно вздрогнув всем телом. Всё вокруг казалось ему розоватым и благостным, освещённое тусклым светом уличного фонаря. — Давай ещё раз по-другому попробуем, — сказал он Игорю, продолжающему притираться между его бёдер. Тот, замедляясь, посмотрел вопросительно. Дима выскользнул из-под него, частично сползая на пол, подталкивая в плечо, подсказывая перевернуться на спину. Игорь поддался, составив одну ногу на пол. Дима снова поднялся на диван, ухватившись за его крупное колено, на котором отпечатался узор ковра с пола, закинул вторую ногу Игоря на спинку дивана, пристроился у него между ног. Член Игоря был большим. Не то чтобы это было новостью или неожиданностью, но сейчас стало особым образом очевидно. Дима наклонился и из любопытства лизнул от основания к головке. Вкус был горьковатый, мускусный. Не так плохо, как он ожидал. Игорь молчал и не шевелился, но Дима чувствовал, как его тяжёлый взгляд давит ему на макушку. Наклонился и вобрал член в рот — столько, сколько смог, взял за щёку, попытался пропустить дальше в горло, но быстро слегка отстранился, не дожидаясь пока начнёт давиться и кашлять. Помог себе рукой, перехватывая член у основания. Стал двигаться более ритмично, второй рукой слегка сжал мошонку. Туман от оргазма в голове почти что рассеялся, но он слышал, как Игорь дышит всё чаще, как скребёт ногтями по обивке дивана; чувствовал щекой, как подёргивается длинная гладкая мышца на внутренней части его бедра. И от его открытости, от его удовольствия внутри всё зажималось в мучительно сладкий узел, и снова становилось хорошо. Игорь вдруг положил ладонь ему на голову и огладил широким движением, задержал кончики пальцев около шрама на затылке. Диму пробрало мурашками, он стиснул руку на члене сильней. Игорь неожиданно простонал, тонко и коротко, откидывая голову назад, ударяясь затылком о фанеру подлокотника. Дима отстранился, глядя в его лицо двинул рукой несколько раз сжимая сильнее и уверенней. Игорь тоже положил руку себе на член, их пальцы столкнулись и через секунду Игорь, облегчённо выдыхая, кончил. Дима уткнулся лицом ему в живот, крепко зажмурившись, надеясь сохранить в памяти выражение его лица навсегда. Так они пролежали какое-то время, ощущая, как воздух в комнате становится всё более холодным, а крошечный диван — всё более неудобным. Дима гладил Игоря по боку, задевая пальцами странный изогнутый шрам. Не хотелось бы заканчивать это, но согнутые колени, на которых он сидел, ныли всё настойчивей. — Офигеть, — сказал Игорь хрипло, и пришёл в движение весь разом. Дима поднялся на подрагивающих руках и тоже спустил ноги с дивана. — Поддерживаю, — удивительно было практически трезвым взглядом окидывать комнату и находить её абсолютно такой же, как оставил сегодня утром, словно бы и не прошло с тех пор столько времени и не случилось всего. Рядом с ним сидел совсем голый Игорь, опираясь локтями о колени. Дима рассеяно вытер руку испачканную в его сперме об обивку многострадального дивана. — У тебя как, первый раз? — непосредственно поинтересовался Игорь. — С мужчиной — да, — пожал плечами Дима. С его точки зрения это было абсолютно очевидно. — У меня тоже! — радостно ответил Игорь и поднял руку, чтобы дать пять, — классно же получилось? Дима хлопнул ладонью по Громовой ладони, чувствуя, как внутри пузырится смех, а губы сами собой разъезжаются в улыбке. — Мне понравилось. Ты был прям огонь, — честно сказал он. Игорь расцвёл, — Только я мог бы и правда потерпеть. Игорь посмотрел на него, как на дурака. — Дубина ты, Дубин, — и, закинув руку ему на шею, притянул к себе в свойском объятье, как обнимал теперь практически каждый день. Только сейчас они были голые и только что занимались сексом, запах которого всё ещё стоял в воздухе. Дима не удержался и поцеловал его в грудь, прямо над сердцем, и, засмущавшись своего сентиментального жеста, в эту же грудь и уткнулся потеплевшим лицом. — А у тебя горячая вода дома есть? — Есть, а что? — Слушай, можно я у тебя останусь сночевать, а? У меня воды горячей вторую неделю уж нет, да и идти назад неохота. Дима упёрся подбородком Игорю в грудь и пристально посмотрел ему в лицо. Игорь неловко поёрзал. — Чего? — Конечно, оставайся. Игорь улыбнулся, откинулся расслабленно на пискнувшую спинку дивана и тут же помрачнел. — Это что его, ещё и раскладывать? — Я первый в душ, — Дима вскочил на ноги, и развернулся в сторону двери ванной, махнув рукой в сторону шкафа, — бельё там. После короткого душа он стёр ладонью капли воды с зеркала, внимательно посмотрел на себя. Вроде обычный, только какой-то ошалелый. Из комнаты раздался треск. Стоящий посреди гостиной Гром сжимал в руке подлокотник дивана, неловко комкая невнятного синего цвета обивку. — И из чего только эти диваны делают? — пробубнил он, оглядываясь на Диму и аккуратно прислоняя обломок дивана к стене. Дима снял очки и отложил их в сторону, чтобы не видеть так чётко груду валяющегося на полу синтепона. Плюхнулся на застеленный простынью остаток дивана, всё-таки не пережившего ночи любви, и рассмеялся. За окном снова начало светать, до звонка будильника оставалось совсем ничего времени, и они с Игорем теперь, кажется, совсем вместе, и он был как-то по-дурацки абсолютно счастлив. — Давно надо было новый покупать, вот и куплю, а этот утром вытащим на помойку. Хотя нет, давай оставим. — Зачем? — На добрую память. Гром фыркнул и ушёл в ванную. Дима раскинул руки, чувствуя, что заснёт прямо так, прямо сейчас. Игорь гремел, плескался и возился в крошечном помещении, как барсук. Занимающийся за окном рассвет побеждал тусклый свет фонаря. Дима давно не видел таких красивых рассветов.