Your support

— Никогда не думал… что я его вновь увижу. — Ацуши уткнулся лицом в подушку. Слёзы шли беспрерывно, подушка была мокрая от слёз. Слишком больно было вспоминать приют и вообще, самого директора, его лицо, голос, одни и те же оскорбления, синяки по всему телу, сломанное ребро, кровь изо рта… всё по милости одного единственного человека. Но его больше нет… Так почему же Ацуши плакал? Он сам не знал. Просто было невыносимо больно. Неужели, так сильно ненавидя, он не заметил, как сильно привязался к нему?.. Накаджима толком не понимал себя, свои чувства. Но почему-то именно сейчас Тигр увидел знакомый образ мальчика у себя в голове. Тёмные длинные волосы и насыщенные фиолетово-розовые глаза. Он всегда беспокоился за Ацуши, поддерживал, говорил приятные слова и всячески хотел, чтобы он улыбнулся. Единственный человек, который о нём заботился. Но этому счастью вскоре настал конец. Его забрали из приюта, когда Накаджиме было лет 9-10. Тот был чуть старше на 5 лет, но Ацуши запомнил его как высокого худого лучшего друга, с которым ему было так хорошо. Но где он сейчас, Ацуши не знал и знать не мог. Лишь знал, что зовут его Фёдор Достоевский. Светловолосый перевернулся на бок. Весь в слезах и в соплях, он посмотрел вперёд куда-то, засыпая. Ему не хотелось ложиться спать, но усталость и голодание преодолели его мелкую прихоть. Ведь завтра должны были быть похороны директора приюта.

***

Разлепляя глаза, Ацуши сонно зевнул, заворачиваясь в одеяло. Медленно посмотрев на часы на стене, он молниеносно встал, направляясь в ванную. Через час он должен быть там, а Накаджима даже не позавтракал. Кое-как успев доехать до места, Тигр увидел своих товарищей, Танидзаки, Кенджи, Куникиду. Все, кто смогли прийти. Они тоже заметили Ацуши. Переглянувшись, ребята ничего не сказали и пошли к месту церемонии. Ацуши, несмотря на все свои годы мучения в приюте и после него, никогда так хреново ещё себя не чувствовал. Сейчас им не руководили эмоции и чувства. Он не испытывает горе или боль. Вчера ему было больно, Накаджима чувствовал, что внутри что-то сломалось. Но не сегодня. Сейчас он просто шёл сзади ребят, причём очень взолнованных. Наверное, из-за Ацуши они так обеспокоено выглядят. *** — Ацуши, бери спереди, в… — Я не буду тащить гроб. — Ацуши посмотрел на них так, что аж Куникида вздрогнул. — Ничего не говорите. Я буду идти за вами сзади. Какой-то пацан согласился просто так донести гроб, и Ацуши ему был благодарен. — Никчёмный мальчишка! — Всем будет всё равно, если ты сдохнешь где-нибудь в канаве! — Детям без родителей не дозволено плакать! И после всего этого ты хотел прийти ко мне с извинениями?.. Блуждая с своих мыслях, Накаджима чуть не сбил с ног человека. — Ой, простите, пожалуйста, я нечаянно… — начал извиняться он. — Ацуши?! — А… вы кто? — Накаджима понял, что этот парень идёт с ним на похороны, следует на всеми. — Вы родственник? Тот ухмыльнулся. — Нет. И не уж то-ли ты меня совсем не помнишь, Тигрёнушек? Ацуши встал в ступор. Его так называл только один человек в этом мире. — Пошли, а то мы уже отстаём от всех. — парень ускорился, но всё равно был в самом конце с Ацуши. — Зачем ты здесь, Фёдор? — Расскажу вкратце, я узнал, что хоронят директора приюта, в котором я рос с рождения до 14 лет. Ты и сам это знаешь. Эта информация меня очень потрясла и знал, что ты придёшь сюда, во чтобы то ни стало. Я был уверен в этом и не ошибся. Поэтому я здесь, Тигрёнушек. — Достоевский смотрел только вперёд, ещё ни разу не одарив Накаджиму ни одним взглядом в свою сторону. Ацуши молчал долго и упорно. Тёмноволосый тоже не разглагольствовался, иногда уводя взгляд на лес и могилы. Ему нравилось находиться на кладбище. — Мы дошли. — предупредил его Фёдор. Тот молча кивнул. Могила была вырыта, гроб начали погружать на дно ямы. После этого некоторые начали рукой сыпать землю. 2-3 работника начали закапывать могилу, ибо никто другой не хотел браться за это. Сидя на скамейке, недалеко от самого кладбища, Ацуши заматывал на палец свою прядку. Вскоре к нему подсел Достоевский. — Что тебе нужно от меня? — посмотрел Накаджима на него. Их взгляды пересеклись на секунду. Давно Ацуши их не видел. Ведь ему всего было 9 лет, когда Фёдора забрали из приюта. 9 лет он не видел их, отблеск в глазах, розово-фиолетовые, как закат в Японии, и глубокие, как Марианская впадина. Сейчас конец весны. Начинают цвести яблони. Лепестки небольшой яблони задели тёмные и светлые волосы, развивающиеся по ветру. В этой местности росла лишь одна единственная яблоня. Но она была очень ухожена, но виднелись глубокие царапины в стволе. Видимо, кто-то явно парился насчёт этого одинокого дерева и также издевался над ним. — Эта яблоня напоминает мне тебя, Ацуши. — А? — переспросил Накаджима. — Почему ты так считаешь? Фёдор посмотрел на яблоню. — Видишь, половина ствола покрашена, значит, за ней ухаживают, но раньше, похоже, никто не придавал значения этому дереву, лишь царапали и ломали. — Ацуши вздрогнул. — И она одиноко выглядит, но при этом от смерти её спас тот же человек, что ухаживает за ней и придаёт смысл её жизни. Она дарит миру себя. Тигр тревожно смотрит на свои колени, понимая, что Достоевский во всём прав. Ацуши считал и считает его своего рода гением. Думаю, это одна из причин, почему его забрали. Ум. Также предательская привлекательность. Ацуши не отрицает, что тот красив, как внешне, так и внутри. — Зачем ты меня искал? Зачем ты здесь? Что тебе нужно, Крыска? — Фёдор поморщился. Так называл его только Ацуши в юном возрасте. — Ладно, ладно. — Честно? Я хотел тебя увидеть. В живую, а не газете. Не отрицай, я уверен, что с тобой относились также отвратительно и по-зверски. Я прав? — посмотрел он на Накаджиму. Ацуши ничего не отвечал. — Ладно, я итак это знаю. Вообще, хотел спросить, ты как себя чувствуешь? — Всё в поряд… — Не ври, Тигрёнушек. Ни черта ты не в порядке. — тёмноволосый коснулся рукой его щеки и повернул к себе его голову. Ацуши опустил взгляд. — Посмотри на меня и скажи правду. Врать бесполезно. — Мне… кажется, что я ничего не чувствую, но что-то переполняет меня изнутри. — Накаджима встретился с обеспокоенным взглядом Достоевского. — Что это? — Нет такого человека, способного так глубоко понять чувства другого человека. Ты сам должен понимать, что чувствуешь. — Но… я не знаю… правда. — Я скажу только одно. — Достоевский встал. — Обычно, когда умирает отец, человек плачет. — Фёдор пошёл навстречу яркому солнцу, не оглядываясь. И тут он был прав. Ацуши плачет.