what's it matter anymore? if you believe the lies i tell, there's no meaning to the words but we still sing these songs well
'я тоже люблю тебя. ты мой самый лучший друг, ларри'. лучше бы, блять, вообще молчал, честное слово. ладно, на самом деле, ларри лишь однажды подумал так в шутку, когда был пьян – ведь он все равно доволен: он, выходит, все ещё один из самых важных людей в жизни сала, сал все ещё рядом с ним, от его голоса все ещё порой дрожат коленки, сал все ещё его лучший друг. ларри, правда, чувствовал, что он начинает терять и этого салли-кромсали. но он все ещё был рядом. ларри будет держаться, точно будет, пока салли рядом с ним. пока, по крайней мере, его салли, которого он знает, будет рядом с ним. а если нет – то, ну, время покажет. время текло незаметно и одновременно длилось беспрерывно долго, почти не двигаясь, как застрявшая песчинка в песочных часах. ларри никогда не чувствовал протез салли как какой-то барьер, и только в последнее время он начал задумываться о нем, как о настоящей маске. он слышал где-то, что такое бывает у людей с депрессией. что с больными людьми тяжело, и это нормально – но это все ещё они, просто немного другие. джонсон старался так и думать.***
*** — все в порядке, это была миссис гибсон, но я ее успокоил. ну, вроде как? давайте... — сал, ты просто невероятный! — действительно, следует признать, что твои коммуникативные способности достойны... — мало кто успел дослушать, чего же, по мнению тодда, достойны коммуникативные способности сала, потому что ларри вновь врубил музыку на весь подвал. — принеси ещё! — чего? — пива! ещё бутылку! мне! — и мне тоже! — ещё что-нибудь? — не-а! делать тише никто не собирался. — воу. типа, серьезно. — если бог не изобрел иронию, то кто? — даже на лице ларри виднелись эмоции с едва заметной улыбкой. — бог вообще все изобрел. — уверенно ответил трэвис, но после все же усмехнулся. — ну, то есть, типа, геев тоже. и христианские лагеря тоже. — то есть вы с этим парнем в лагере переспали по воле божьей, да? — прыснул салли и тут же продолжил. — погоди, но это значит, что вы с ним больше не увидитесь? но это грустно... — нет-нет! мы, ну... — трэвис сделал ещё один глоток сидра, чтобы проглотить с ним смущение. — он недалеко от нокфелла живёт, так что мы, ну, вроде как начали встречаться? — о-о-о! — дружно протянули салли и ларри и подняли бутылки в воздух. — выпьем за ещё одну счастливую гей-пару! — и к черту христианские лагеря, которые ты больше не увидишь! трэвис все же смутился и прикрыл улыбку одной рукой, но второй со звоном чокнулся с друзьями. — надо эшли рассказать, и тодду с нилом! — кстати, а где они? — а ты не слышишь? — наклонился к трэвису салли, словно тоже стараясь прислушаться хоть к чему-то в заполненной музыкой комнате. трэвис прислушался: карди би он узнал безошибочно. — они тикток снимают. — странно, что не вы. — так мы уже такой сняли. пошли! через несколько минут нил с эшли поздравляли трэвиса так, словно тот выиграл нобелевскую премию. — если два гея начали встречаться в христианском лагере, то это судьба. — заявил тодд. — а как это было? ты просто признался ему? на удивление, на смуглой коже фелпса румянец выглядел ещё более заметно. — мы, вроде как... ну, мы переспали, а потом... эшли взорвалась смехом. — разумеется, мы потом поговорили! после уже проще было, на самом деле, я... — трэвис, ты не перестаешь расти в моих глазах! — вы ещё и трезвые были? — не думаешь же ты, что там можно достать алкоголь? — вообще-то можно, но мы оба не пьем... — никакого оправдания в глазах божьих. — ну, я хотел признаться ему раньше! я не знал, как подступиться, я бы не стал снова писать ему какое-то любовное письмо, знаешь ли. — это не такой уж плохой вариант. — чел, двадцать первый век, хотя бы смс-ку. — ещё хуже. — нет, спасибо, у меня с любовными письмами так себе опыт. все снова засмеялись. когда влюбленность в сала у трэвиса прошла, то он сам вместе с фишером рассказал новым друзьям эту историю. сейчас сал радовался, что трэвису комфортно рассказывать подобное в их кругу, эшли радовалась за то, что трэвис, наконец, нашел себе парня, тодд с нилом вспоминали свое знакомство, а ларри, в каком-то смысле, понимал трэвиса. да, любовные письма, на самом деле, так себе тема. джонсон пытался. нет, конечно, отправлять письмо он не планировал, но написать все равно хотелось. обычно эмоции он выражал в рисовании, но тут ему почему-то показалось, что нужно поговорить с куском бумаги более конкретно. впрочем, ларри тогда не особо удивился, что не вышло нихрена – нужные слова не подбирались, эмоции кружились смутными клубками в голове, и выразить получалось лишь одну миллионную долю в словах 'ну, ты, сал, ты типа клёвый очень, очень прикольный, вот' – и все в таком духе. в конце-то концов, трэвиса салли в свое время отшил – но ларри и без этого ни на что не надеялся. просто думал, что, может, с письмом хоть немного полегчает. не полегчало. поэтому, сделав глоток, ларри подумал на секунду, что, в каком-то смысле, завидует фелпсу – по-белому так, по-дружески завидует, что у того все так круто. но зависть появилась лишь на мгновение, потому что на самом деле у трэвиса, конечно, всё не круто. да, сейчас он сидит с ними со всеми на полу и улыбается, думая о своем парне, и никого из них сейчас ничего не заботит, но на самом деле у трэвиса ужасный отец и долбанное членство в культе – и все понимали, что когда культ наконец-то укрепит свои позиции и перейдет к более решительным действиям, жизнь трэвиса окончательно замкнется на церкви и ее деятельности. дело уже будет даже не в информации о культе – дай бог, чтобы трэвис выдержал. хотя как раз бог тут, вероятно, бесполезен. ларри помнил, как однажды трэвис сказал, что иногда понимает культ. трэвис тоже хотел бы уничтожить бога – настолько бог жесток. но ничего, сейчас трэвис держится и сидит с ними со всеми на полу и улыбается, думая о своем парне. у ларри парня нет, поэтому он не улыбается. правда, затем сал от смеха падает спиной на пол, случайно задевая ларри, и ларри падает за ним, и тоже начинает смеяться. через несколько часов джонсон находит сала, забившегося под стол на кухне, с мокрым от слез лицом. протез аккуратно лежит рядом. ларри спрашивает, что с ним, сал, как и бывает, ничего не отвечает, и тогда ларри просто забирается под стол, приткнувшись рядом. сал говорил ему, что с ларри ему становится лучше, особенно в такие моменты – и ларри верит. по крайней мере, сал действительно как будто немного успокаивается, постепенно перестает плакать, пытается сказать, что все в порядке, и просит включить что-нибудь из 'смысловых фальсификаций'. ларри включает, и они продолжают сидеть, подпевая песням – даже той, с первого альбома, которую раньше они не могли слушать без спазмов в горле и сердце. сейчас и она поется нормально. ларри ведь на самом деле мало что понимает. ларри знает, что ему сложно понять сала, особенно в таком его состоянии, с его депрессией, и он уже перестает спрашивать – потому что они все равно постараются поверить в любые слова друг друга, и ларри в душе немного побаивается того, что слова, как и песни, со временем начнут терять свой смысл. так что он просто приобнимает салли за плечи и включает музыку громче. — чувак, ты, главное, не нюхай, а просто пей, и побыстрее. салли все равно морщится, но выпивает шот. ларри повторяет его движение. — слушай, ларри... ты ведь знаешь, что мне нельзя таблетки с алкоголем мешать, да?.. ларри еле проглатывает. — с-сал?.. но я думал... ну, ты же уже прилично выпил, и, и я... — да нет! — сал прерывает, взмахивая рукой. — я не про это. на это мне все равно. просто, ну, если мне вдруг не очень хорошо станет, то, ну, ты не обращай внимания, ладно? ларри несколько секунд тупо пялится на пустой шот в руке. 'да я тебе волосы над унитазом держать готов, чувак'. 'я от тебя алкашку прятать готов, ты только попроси.' 'хоть о чем-нибудь попроси, я все сделаю'. — ага. — отвечает ларри. что ещё они не говорили друг другу? вероятнее всего, то, что они и так уже друг о друге знают. ларри – алкоголик. у салли – депрессия. им обоим было хреново, и они просто пытались быть рядом, даже если это уже переставало помогать. 'ты меня даже больше не спрашиваешь. о подобном. и вообще. наверное, потому, что ты мне доверяешь. и я тебе. может, не стоит больше.' ларри устал от того, что иногда слышал в своей голове. его мысли порой просто появлялись и пытались ему что-то сказать, что-то, чему он не верил и не хотел верить – но они все равно звучали. он делал несколько глотков и выключал их. салли устал от того, что иногда приходилось читать ларри, как книгу на иностранном языке. раньше ему не нужно было даже вчитываться – а сейчас состояние салли было таким дерьмовым, что он с трудом воспринимал состояние людей, его окружающих. или это ларри изменился, но об этом салли старался не думать и все ещё его любил. так, как вообще мог. и ларри любил сала. так, как вообще умел. салли устал от снов, где он убивал себя. салли не хотел умирать – по крайне мере, он не хотел убивать себя. но уже который раз ему снились эти сны. вот в этом сне он писал записку перед смертью для всех своих близких. записка была длинной, бесконечной, она все продолжалась и продолжалась, она все наполнялась оправданиями до тех пор, пока он не просыпался. а вот в этом сне он пытался подобрать наилучший способ для самоубийства. таблетки? может выйти дорого, а если дёшево – то может вообще не выйти. захлебнешься в собственной рвоте, и тебя откачают. многоэтажка? бедному дворнику придется потратить полдня на то, чтобы отскрести тебя от асфальта, да и вообще ещё не факт, что ты не выживешь. повешение? если шея сломается как-то неправильно – или что там вообще происходит? – то будешь мучаться, болтаться в петле ещё минимум час в агонии. и так далее, и так далее, до тех пор, пока он не просыпался. ещё в одном сне – обвинения. бесконечные. постоянные. салли обвиняли родители, винил ларри, винила лиза, винил каждый сосед, винило всё вокруг него, только бесконечная вина, всепоглощающая и удушающая, до тех пор, пока он не просыпался. каждый раз приходилось просыпаться. психиатр помогал, но помогал пока не очень хорошо. таблетки помогали чуть лучше. салли не хотел себя убивать. салли просто хотел, чтобы все это закончилось. ларри устал от снов, где он оставался один. ларри надеялся, что он не останется один – но уже в который раз ему снились эти сны. вот в этом сне салли уходил от него. бывали разнообразные вариации, но чаще всего салли просто постепенно отдалялся. он гулял с друзьями, которых ларри не знал, он уходил к другому парню (если во сне джонсон видел, как он и салли встречались), он проводил время без ларри, когда ларри понятия не имел, где он, и постепенно, минута за минутой, час за часом, неделя за неделей – салли оставлял ларри одного, меркня понемногу, по букве, по фразе, меркло их общение, и в итоге всё пропадало совсем где-то на информационном горизонте. ларри никогда не чувствовал себя по-настоящему одиноко, и только в этих снах он мог представить себе это, и просыпался он от того, что подушка опять была мокрой от слез, и приходилось ее переворачивать. ларри не любил фотографироваться. иногда он думал, что люди после увидят на его фотографиях то, чего они не видели тогда в жизни. впрочем, у него ещё сохранились некоторые фотокарточки с друзьями, и они были действительно классными, потому что, как правило, почти случайными, спонтанными, и на них он и правда выглядел счастливым. с друзьями у него получалось быть счастливым. ему не нужно было пытаться или делать что-то для этого – как правило, получалось само собой. но дома приходилось постоянно отвлекать себя чем-то, чтобы не сосредотачиваться на мыслях в голове. раньше неплохо помогали разговоры с салли. тому не обязательно было спускаться к нему в подвал – сал всё-таки купил новые рации, так что они могли болтать часами напролет, и это помогало. порой сал звонил ему ночью, когда ему приснился очередной кошмар. иногда так делал и ларри. они успокаивали друг друга и отвлекали. они постоянно старались друг друга отвлекать, но в целом дела становились только хуже. в конце-то концов, ларри ничего не мог сделать с тем, что сал ему нравился. нравился, как когда-то трэвису, как эш когда-то нравилась салу – только как будто бы немного по-иному. немного больше. или очень много – потому что сал для ларри был одним из самых близких друзей, он был его лучшим другом, и это тоже никуда не делось – просто словно что-то к этому добавилось, что-то не очень понятное и приятное. сал звонил ему ночью по рации, а ларри не мог сосредоточиться на его словах, потому что вслушивался в его голос, хриплый ото сна, и чувствовал себя ужасно, ведь друг с ним, вообще-то, делится и все такое, а он хочет его обнять и уснуть с ним в одной кровати. 'ты сказал мне, что все в порядке – так почему я чувствую, что скоро все кардинально изменится и будет совсем не в порядке?' у обоих было предчувствие, что скоро поменяется все. они не понимали, что это значит – но ларри надеялся, что к тому времени странные неудобные чувства поутихнут. ларри знал один из пунктов, почему салли пил редко: это потому, что пили они всегда вместе, а в такие моменты ларри всегда лез к нему целоваться – и в таком состоянии салли ему не отказывал. салли знал, что предложи ему ларри целоваться трезвым, то он бы не отказался и, наконец, навсегда перестал бы пить. но об этом ларри уже никогда не узнает.can we talk about this later? your voice is driving me, driving me insane driving me insane driving me insane