Я просто заменю тебе твоего паренька

Выбеленные волосы, подстриженные под тройку, красные линзы, просто охренительный байк, и не менее охренительный хук справа всплыли в голове в первый же день их косвенного знакомства. А после прямого он мог уже детально представить себе густые чёрные брови и бледно-коралловые губы на контрасте со светлой кожей — «Красивая...». «Аико-тян такая красивая и миниатюрная!», выдал он как-то на совместной тренировке, когда Нобара спросила, куда это он постоянно пялится, а потом натолкнулся на ту самую густую, пристыжающе выгнутую бровь, и идентичную фразу: «Да ты прямее рельсы, дорогуша...». Но у Аико совсем не сложилось плохого впечатления. Аико сразу поняла: он не странный, он милый. Ей нравилось, когда Юдзи неловко опускал глаза, мгновенно краснея и кладя руку на затылок от одной только ее состроенной умилительной улыбки, адресованной именно ему. Нравилось, когда после учебного дня они сидели на прохладных ступеньках, перекидываясь парой и поглядывая друг на друга с приятной усталостью. Именно на этих ступеньках она могла дать волю своей умалчиваемой, излишней тактильности, и, с той самой улыбкой, нагло потрепать розовые пряди, опять-таки вгоняя друга в краску. Ведь «Он такой милый...», и ей это нравилось. Но блять... угораздило же его нормально не пообедать в один роковой для него, для неё, да и чего уж тут, для всего магического техникума, денёчек... Неудивительно, конечно, что ученица по обмену не знала о проклятии, отравляющему Итадори жизнь потому, что она не то, чтобы шибко интересовалась школьными новостями, наоборот, краткая характеристика «единоличница» в ее случае подходит больше всего. Но, когда спустя полгода Юдзи настойчиво для себя решил, что им просто необходимо стать ближе, и очередная попытка сказать: «Ты мне нравишься.» наконец увенчалась успехом, даже взаимностью, тут уж объявился Сукуна, мать его, Рёмен. — Наконец посмотрел на женщину, сопляк? Но ты ж ещё недавно говорил, что у тебя встаёт на... — Привычно хлопнув по щеке, дабы закрыть этого любителя подстрекать, парень наткнулся на перекошенное в озадаченности личико. По правде говоря, у неё глаза чуть из орбит не выпали вместе с линзами, и не выходили из такого положения даже после слишком подробного объяснения всех «прелестей» жизни с этим демоном. И, что ж, это и было их косвенное знакомство, после которого Аико поняла, что сидеть в танке — не всегда есть хорошо... Однако она поняла кое-что ещё. Ее взгляд становится слишком нежным, когда в его поле попадает ходячий подсолнух Юдзи. Поняла, что эта приобретённая особенность вообще не изменила ее такие же нежные чувства к Итадори, и в скором времени девчонка точно приобретёт второй шлем, чтобы прокатить его на своём охренительном байке. Вот что она поняла. Он почувствовал себя ее бойфрендом уже в тот вечер, но предложение встречаться с «два в одном» она получила только спустя три недели. **** И это стало для неё настоящим испытанием... — Блять! — В отвращении прошипела она, чтобы ни дай бог не разбудить свою булочку с корицей, когда нечто влажное провело слюнявую дорожку от ее плеча до мочки уха. Не только ради Юдзи, конечно, она старается быть тихой, не хотелось бы в час ночной получить от Святого Сатору пизды, а потом презервативы вдобавок с довольным: «Ну ладненько, развлекайтесь, я вас не видел...».... Да, зная его, он бы так и сделал, а помереть со стыда — не ее грязная фантазия... Рёмен часто выкидывал что-то подобное, и если она старалась даже не ёжится, а аккуратно выбраться из-под крепкой удавки в виде руки веснушчатого, то исчадье, которое могло проклюнуться в любой части его тела, безумно хохотало, не жалея голоса. Ее порядком удивляет, что розоволосый не просыпается от столь громкого и отвратного будильника, но с ранней бессонницей ему пришлось приспособится к повадкам психа, сидящего в нем, это да. Он, в свою очередь, удивляется тому, что она, вообще, согласилась встречаться с тем, кто, можно сказать, добровольно стал сосудом демона, делить с таким одну кровать, он ценил ее мужество, и гораздо больше собственного. Но то было не мужество, то был замечательный Юдзи... Когда преграда была пройдена, Аи дернулась к тумбочке с телефоном, показывающим, что она могла бы спать ещё целых три часа, и успеть в свою комнату за час до общего подъема в девять. И это ее первое утро на ночёвке у своего парня. Вот же урод. Бросив раздражённый взгляд через плечо на ухмыляющийся уже на бицепсе рот, который освещал один красный фонарь, она устало, но едко выплевывает: — ... Какое же ты говно. — Доводить тебя — одно сплошное удовольствие, грубиянка. — Наверное она жалеет, что сказала это, ведь в ответ он снова заходится, и кажется, ещё пуще, на сей раз заставляя парнишку дрогнуть и уже машинально хлопнуть по дискомфорту на коже. Появляясь теперь на плече, Сукуна испускает гневный рык. — Эй, говн..! — Только попробуй! — Молниеносно шикает беловолосая, на что тот только глухо усмехается, и дальше продолжая наблюдать за этой странной человеческой женщиной, мысленно сожалея, что не обладает рентгеновским зрением, чтобы разглядеть то, что прячется под одеялом и футболкой сопляка. А что тут скажешь, если одной из его первых реплик после попадания в тело Итадори было: «Где женщины?!»? Блекло цокая, Аико трёт саднящие глаза и с сонным вздохом обнаруживает, что снова забыла снять линзы, поэтому мысль «уйти отсюда раньше» становится все навязчивее, хотя контейнер у неё всегда с собой. И побеждает, как и всегда, Юдзи... Да и натура она слишком упрямая , чтобы уйти только из-за тупых выходок демона. Она, определенно точно, собирается уйти, но в ванную, чтобы облегчить своим глазам существование. — А в этих шортах твоя задница выглядит ещё аппетитнее, женщина, у пацана появилось новое воспоминание, чтобы вздрочнуть... — Мечтательно мурлычет существо, после добавляя с деланной грустью: — Секса же у него ещё долго не будет? Скажешь по секрету, сколько? — Отъебись. — Резко оттягивая край футболки по пути в ванную, Аико даже не оборачивается на пытающееся вывести ее на эмоции проклятие. У Сукуны же появляется сильное желание промыть ее маленький рот с мылом, слишком много грязи в его адрес, при том, что он, как сам считает, не сказал в ее сторону ничего дурного, и сейчас Рёмен тихо посмеивается. Не оборачивается? Ну и зря... Ее живот снова охватывает тупая резь, да, она и правда думала, что сегодня у обоих случится первый раз, но в этот раз критические дни совершенно не соответствовали ее календарю. И да, она и правда хотела отменить встречу только из-за этого, но клянётся: противоядие от умиротворённой улыбки и пышущих искренностью глаз Юдзи, который говорит: «Ну-у-у... а в чем проблема, собственно? Мы просто посмотрим фильм, и если захочешь остаться, вместе поспим... крепко обнимать-то тебя можно?» не придумали, да и зачем... Носокровь от него! Незаконно, мать его, быть, таким, милым. Просто немыслимо. Немыслимо и то, что несмотря на отсутствие у беловолосой обезболивающего, она отвлекается на прокручивание этих реплик, лыбясь зеркалу как настоящая дура. — У тебя все хорошо? — И конечно он не смирится с тем, чтобы о нем лишь грезили, нужно показаться, да во всей красе. Розовая голова аккуратно просовывается в двери, и улыбка Аико расползается только сильнее. Мерзавец, конечно, но такой милый. — Мг-г... вот, — Выставляет она палец с прилипшей, красной радужкой, и забавно косится на него своим голубым глазом. — опять забыла. Ты чего встал? Рёмен? — А... Ну, нет, на это я уже давно не обращаю внимание. — Снова смотрит в пол и чешет затылок, пока Аико чуть ли рыдает от такой реакции. Но что происходит, Итадори поднимает глаза, изображая что-то наподобие соблазнительной ухмылки. План «не зарыдать» вот-вот провалится! — Просто почувствовал, что стало холоднее, и меня это разбудило. — Мы вместе спим впервые, в курсе? — Внезапный смех в себя не даёт ей вытащить вторую линзу, вместо этого занятия она начинает сверлить Юдзи взглядом, который вытягивает его «краснь» наружу. — Ну а я уже привык. — Аико действительно удивляется, когда он уверенно обхватывает ее плечи и целует в лоб. — И как только ты раньше без меня обходился, дорогуша? Невероятно! — Театрально ахает и округляет глаза девчонка, на что Итадори закатывает свои. — С трудом. Давай, снимай и пошли. — Отступая, он облокачивается спиной на холодную плитку неподалёку, полусонно вздыхая. — У тебя хоть ничего не болит? Ну, там, все хорошо? — Там — нет. — Лукаво усмехается голубоглазая, закручивая вторую крышечку контейнера. Смело прилипая к парню, она надеется ещё немного понежиться. — Живот немного, но не критично. Итадори схитрил, когда сказал, что стало холоднее, ведь сам был источником обогрева у этой хладнокровной. Тёплые, жилистые руки скользят от плеч до талии, обхватывают ее, не грубо, но настойчиво разворачивают спиной, тесно приклеивая к себе. Задирая одной рукой футболку, кончиками пальцев второй он едва водит, что почти щекочет верх живота. — Вот здесь? Находясь в замешательстве всего пару секунд, Аико по-хулигански ухмыляется, и мягко перехватывая его ладонь, ведёт вниз, останавливая у самой резинки шорт. Эдакая грань. — Вот здесь. Обжигающее дыхание и чувственный чмок приходятся на тонкую шею. — Тогда я буду гладить тебя здесь до тех пор, пока ты не уснёшь. — И ещё один за ухо. — Идём. Так приятно, что она даже забывает о Рёмене, который в такие моменты не упускал возможности сказать что-то типа: «Пацан, ну и стыд...», «Ну ебанный стыд, почему я тебя слышу?», «... И куда ж мне теперь блевать?», «Твою ж мать... тебе двенадцать что-ли?», «Ничтожный девственник... Женщина, оно тебе нужно? Или ты терпеливо ждёшь меня?», ну, или же его фирменное закатывание глаза с коронным «Мне нужна ещё одна пара глаз, эту, после увиденного, хочется... выкинуть к херам!»... Да уж как-то так. Ну, молодые люди и не рассчитывали, что нечисть сможет понять всю прелесть начала отношений, как и это понятие само, однако не слышать новых едких комментариев было странно, но... тем же лучше? В комнате студента открытое окно над кроватью, откуда лунный свет пока ещё заливал приличный ее участок. Белого света достаточно для того, чтобы разглядеть лицо Аи, и сейчас ему этого вполне хватало. Расположив белую макушку на своей груди, рука Юдзи нежно поглаживала короткие волосы, иногда задевая горячую кожу головы, вторая, как и обещал парень, грела низ живота. Они не спали. Да и вряд ли уже собирались, хоть у них и оставалась ещё туча времени в запасе. Видно, первая совместная ночевка обоих захлестнула эмоциями. Они были приятными, оттого и не спалось. Но сообразительный Итадори, понимающий, что менструация отбирает у девушки много сил, этими убаюкивающими касаниями и ровным дыханием все же собирался заставить ее немного поспать. Она же, едва задевая кончиками пальцев локоть розоволосого, выгнула шею так, чтобы поцеловать его подбородок и, пока он не оттолкнул с громким криком «Беги!», сказать: — Люблю тебя. Итадори не успел... — Хм, вроде и не мне, но почему-то та-а-ак приятно, даже не грубишь. — Насмешливо прозвучало в полной тишине до того, как она почувствовала ненавязчивое шкрябание острыми ногтями по мягкому, впалому животу. Слепой страх, подобно корню, стремительно липко расползся по этому животу в одно мгновение, склоняя тело оцепенеть с такой же скоростью. Руки Аи, тело Аи, все так и застыло в том положении, в котором она была с Юдзи. Аи же... никогда не сталкивалась с Королем напрямую. Видать, частая грубость изрядно вывела красноглазого, больше его, конечно, выводил из себя недотрах, но да ладно, не за горами же. Только сейчас, через холодное в поту помутнение она поняла, насколько тело ее парня увеличилось в пропорциях, не говоря уже о когтях, которые с наслаждением оставляли мелкие царапины на податливой коже, стало некомфортно. Невзирая на страх, она понимала, что действовать нужно было быстро. Все хорошо, со скрежетом думает девушка, попробует вырваться, а там уж у Святого Сатору на ее крик сон чуткий, он просто охренеет, что это кричит она, а не Мегуми, которого Юдзи и Кугисаки решили напугать в три ночи, точно не ошибётся, если так и сделает. — Чш-чш-чш, чего не нравится? Хорошо же лежали. — С плотоядно растягивающейся улыбкой прерывает он дернувшуюся вперёд, сильнее впиваясь в ноющее место острыми ногтями, и разговаривая с ней как с капризной девочкой. Вообще-то у Сукуны нет опыта в общении с детьми, те, которых он ел, не умели толком разговаривать, орать разве что... С их мамашами он тоже особо не церемонился. — Нахер иди, я буду кричать, понял? Я буду кричать, придурок ты двумордый! — Ой, а Сукуна ведь даже не злится, Сукуна не может сдержать умилительно-издевательской ухмылки, настолько отчаянно это звучит. — Конечно будешь. — Подавляющая аура-то Рёмену на что? До Аико же это доходит слишком поздно: «Он поэтому ржал как конченный?.. Да бля-ять...». — Твоё молчание меня вряд ли устроит, поэтому не сдерживайся, грубиянка. — Не хочу... Ай! Больно, мать твою! — Осипшим от волнения голосом вскрикивает она, намертво впиваясь пальцами в покатые плечи вылизывающего кровавый подтёк на тонкой шее, пытаясь оттолкнуть. — Расслабляйся уже, девочка. — Нехотя тянет Рёмен, неожиданно разрывая ее чёрную футболку прямо на груди, с пьяной усмешкой обязывает голубоглазую ахнуть. Грубо сжав небольшую грудь, он нагибается ближе, дабы она как следует рассмотрела его, таки, наполненные желанием глаза своими оленьими. Оно и понятно, секса у него не было явно больше, чем девка живет на свете, да всех сплюсованных в общежитии не хватит, чтобы хоть маломальски выразить его боль. — Я просто заменю тебе твоего паренька, — Поэтому и лицо от предвкушающей улыбки грозится треснуть. — в его отсутствие...