***
Татч присвистнул, резко раскрыв глаза. — Так что с разницей в 26 лет, а? Какая неудача. — Марко проклял его, и Татч засмеялся. О, это весело. — Заткнись, идиот. Татч улыбнулся своей лучшей улыбкой и увернулся от удара в ребро. Марко продолжал ворчать, взъерошивая одной рукой светлые пряди, которые делали его похожим на ананас. Да, определенно весело. — Давай, чувак, расслабься. Ты не такой старый. Он не смог увернуться от второго удара. Татч хмыкнул, прижав руку к щеке. Марко посмотрел на него с сожалением. Татч безразлично улыбнулся, и Марко глубоко вздохнул, повернулся и продолжил идти к лазарету. Наблюдая за его напряжённой спиной, Татч позволил улыбке исчезнуть с его лица. Марко очень сильно ударил его. Татч знал, что позже он пожалеет об этом. Что означало легкие деньги. Деньги, которые я не могу принять. К несчастью. С грустным вздохом Татч последовал за своим братом. Его пальцы нежно массировали ноющую щеку, и он держался на безопасном расстоянии от истеричной курицы. Всë из-за маленького существа, которое появилось на свет где-то за последние два часа. Которое, кстати, было родственной душой Марко. Татч подавил смех, угрожавший вырваться наружу. Ребенок едва появился на свет, и уже стал причиной ранения Марко. «Должно быть, это ужасная мелочь», — подумал он с любовью. Татч должен был признать, что это была забавная сцена. Мгновение назад Марко уклоняется от удара за ударом, спокойный и сосредоточенный. А в следующее он позволяет легко проткнуть себя, с пугающе мягким выражением на лице. Это было совсем не смешно. Забавно, смехотворно: его противник думал, что единственная царапина решит победу в той битве. Бедняга. Когда он подошёл к двери лазарета, медсестры уже окружили Марко, задавая вопрос за вопросом. Едва Татч шагнул в комнату, как его вытолкнули обратно в коридор, и дверь захлопнулась перед его носом. Татч моргнул один раз, затем второй. Это серьезно? На мгновение ему пришла в голову мысль о том, чтобы открыть дверь и ворваться в лазарет. Но это был всего лишь миг, миллисекунда — Татч не был склонен к самоубийству и отказался умирать, прежде чем встретить родственную душу своей дорогой курицы-наседки. 17 лет спустя, лёжа в луже собственной крови, с ножом в спине и предательством одного из своих драгоценных братьев в глубине души, он может только горько улыбаться, осознавая, что он никогда не сможет встретиться с человеком, который сделал жизнь Марко намного счастливее с его безвольными плечами.***
«Это действительно редкое явление, понимаете? Родственные души. О них мало что известно. Исследования на людях показывают, что менее 0,001% людей рождаются с ними. Это по сравнению с людьми. Согласно нашим исследованиям, у других людей также есть родственные души. От гигантов до рыболюдей и русалок. Также нет никаких указаний на то, что ваша вторая половинка — человек». сказали ему медсестры. «Связь может быть физической или эмоциональной. Если физическая, вы и ваша вторая половинка разделяли физическую боль. Если эмоциональную, эмоциональную боль. Еще слишком рано решать, какой тип». — Кто-то похлопал его по спине. «Представьте, если это физическая? Какая ирония, феникс, который восстаёт из пепла, страдает от чужой боли». — Сказал один из его братьев. «С Дьявольским фруктом Марко любой дискомфорт будет мимолётный. Может, он даже ничего не почувствует». «Если это боль, у неë не должно быть способа зажить. В конце концов, настоящей раны нет, только еë призрак». «Но если они разделят боль, разве это не будет хуже для ребенка?» — Урон, который Марко может получить с помощью своих способностей феникса, бесчеловечен, и он использует их и злоупотребляет ими. «Верно. Тебе следует сдерживаться ради своего маленького солнышка, брат». «Марко?» «Хм?» «Ты нас слушаешь?» «Да, йой». Тишина. «Ты… ты в порядке?» «Я не знаю, йой».***
Марко не помнил, какой была его жизнь до того, как съесть свой Дьявольский плод. Фактически, если бы ему пришлось разделить свою жизнь на две части, он бы разделил ее до встречи с Ояджи и после того, как он был усыновлен им. Он также не любил холода. До Ояджи холод был постоянно в его жизни. Вместе с голубым огнем, который не мог растопить лёд в его костях. (Со временем Марко понял, что огонь никогда не согревает его, но именно он удерживает его от смерти. Ему потребовалось ещё больше времени, чтобы осознать, что это хорошо) Но опять же, Марко не помнил, какой была его жизнь до его Дьявольского плода. Таким образом, он не помнил, каково было нырнуть в море. Но учитывая, где он родился, он, возможно, никогда не нырял. В тот момент, когда он съел странный фрукт, в его сознании расплылось туманное пятно. Он вспоминает ощущение холода (Марко никогда не забывает холод), а затем — огонь без тепла. К сожалению, воспоминания о ужасном вкусе никогда не исчезали, даже со временем. После этого море для него не что иное, как пытка. Нет никакого знакомого комфорта, который, по словам Намюра, он чувствует, или путешествия в другое измерение, как Татч так любит восклицать после хорошего погружения. Это просто слабость и окаменевшие мускулы. (Он вспоминает, как впервые упал в воду. Ощущение беспомощности, страха, паралича, охватившего его. Он тонул, тонул, тонул. И затем потерял сознание. Когда он открыл глаза, Уайти Бэй заключил его в объятия, от которых у него заболела спина. Виста дал ему чашку горячего шоколада, и Джозу похлопал его по плечу. Его отец уставился на него глазами, полными заботы и любви. Марко почувствовал, как лед в его костях тает, хотя он слегка вздрогнул, и это не имело ничего общего с чашкой в его руках) Он никогда бы добровольно не нырнул в море. Однако в день рождения его родственной души он почувствовал себя так, словно его внезапно бросили в глубокую воду. Он тонул, тонул и тонул, хотя его тело было легким, и его охватила только эйфория, его руки и ноги добровольно перестали двигаться, и Марко обнаружил, что падает все глубже и глубже.***
Эдвард Ньюгейт запрокинул голову и от души рассмеялся. «Еще один глоток ничего не изменит, сынок». Марко скрестил руки, приподняв подбородок, чтобы встретиться глазами с отцом. «Да, это так, йой». Белоус просто засмеялся сильнее, делая глоток сакэ в руке, чтобы доказать свою точку зрения. Он смотрел, как его сын вздохнул, его руки безвольно упали по обе стороны тела. Покачав головой, Марко повернулся и исчез в толпе своих братьев, выкрикивая приказы бездельникам. Он был похож на самого себя в обычный день, а не на пустую оболочку несколько недель назад. «Это эмоциональная связь, Ояджи. Судя по его реакции, она очень сильная. Командир Марко не знает, как отстраниться от эмоций своей родственной души. Он не может отличить то, что чувствует ребенок, от того, что он чувствует. Ему стоит быть под наблюдением какое-то время.» Белоус поднес бутылку к губам, но упало всего несколько капель. Он покрутил бутылку в руке, мысли были далеко. Родственные души, да? За более чем тридцать лет пиратской жизни Белоус видел немало таких. Друг, любовник, отец, мать — отношения между родственными душами различаются в зависимости от вовлеченных людей. «В первые несколько месяцев жизни ребенка эмоции очень простые, они медленно развиваются по мере роста. В каком-то смысле они являются скорее инстинктами выживания, чем что-либо еще. Для старшего партнера нормально чувствовать себя затронутым какое-то время, отчуждение вскоре прошло, и он познакомился с новыми ощущениями. Но, в частности, этот ребенок, кажется, обладает сильными «инстинктами» с того момента, как он появился на свет. Командир Марко — взрослый человек, решительный, у него много обязанностей, и он знает, как управлять ими очень хорошо. Таким образом, его эмоции также в некоторой степени контролируются. Однако теперь его вторая половинка чувствует целый водопад эмоций, которые не новы для него, но очень сильны, чтобы справится с ними. Возможно, неосознанно он ищет утешения в командире, безоговорочно навязывая ему свои эмоции». Значит, не пустая оболочка, а переполненная? Да, определение получше. Малышка или мальчишка, который подобен цунами, сеет хаос, куда бы он ни пошел, само его существование опасно. Потому что Белоус знает своего сына, своего первого помощника, а его нелегко поколебать. Ребенок должен быть особенным, он является особенным, и Ньюгейт не может дождаться, чтобы встретиться с ним. И он узнает его в худшем, лучшем и самом пагубном виде: в образе нахального паршивца, который упал с неба посреди войны и кричал на любого, кто хотел бы его послушать, что он спасет своего брата, и это Белоус не должен мешать ему. Ах, он также станет Королем Пиратов. Да, ребенок был всем (он был намного больше), что Эдвард Ньюгейт мог попросить для своего ребенка. Он мог только сожалеть (но не слишком сильно), что его не будет рядом, чтобы увидеть их двоих вместе.***
Вдох. Медленно. Выдох. Медленно. Ещё раз. Марко перевел дух. Еще раз. Вдыхал и выдыхал снова и снова. С каких это пор стало так трудно дышать? Он огляделся, убедившись, что все его братья возвращаются, помогая раненым. Позади него встали рыжеволосые пираты со своими щитами и копьями, охраняя их отступление, их поражение. (Вдох-выдох). Впереди несли тела Ояджи и Эйса, их раны были открыты на всеобщее обозрение. Нет никаких признаков Луффи, который находится без сознания и, как он надеялся, в безопасности на дне моря. (С каких это пор стало так трудно дышать?) Не было никаких признаков Тича. Марко шагнул вперед, его взгляд оторвался от неподвижной фигуры отца. Вдох, выдох. Он издали помахал Харуте, показывая командиру идти. Его брат смотрел на него, слезы текли, губы дрожали. (С каких это пор стало так трудно дышать?) Он мог видеть Уайти Бэй на своем корабле, отдававшую приказы своей команде, несущего раненых, уходящую согнувшись. Марко двинулся вперед. Изу появился рядом с ним, и он что-то сказал, Марко двинулся вперед. Вдох, выдох. Постепенно поле битвы опустело, пиратов и дозорных разлучила кровь и смерть. Он приготовился прыгнуть на корабль и чуть не упал. Изу схватил его за руку, положил себе на плечо, а его вторая рука обняла его за талию. Последний взгляд назад, братьев, которым нужна помощь, нет. В мгновение ока он был в воздухе, Изо все еще был прикован к нему. Когда его ноги приземлились на древесине корабля (не на «Моби Дик»), он приказал им уйти. С каких это пор стало так трудно дышать? Может быть, это было тяжело с тех пор, как Татч нашел этот проклятый плод или после его смерти. Когда Эйс ушел, в его желудке появилось неприятное чувство (кто знал, что это маленькое семечко вырастет и забьет его дыхательные пути?). Это был Тич. Тич, который был с ними много лет. Тич, который ел, пил и плакал вместе с ними, с Ояджи. Тич, который их предал, убил одного из братьев, убил другого, убил Ояджи. Тич, Тич, Тич. Вдох-выдох. Или, может быть, это потому, что его вторая половинка прошла через это, чтобы это ни было. Марко знал, что его эмоции (гнев, боль, горе, беспокойство) передавались, так же как его вторая половинка отправлял их обратно. Замешательство, боль, страх, гнев, радость, решимость. У него всегда такие сильные эмоции. Марко задается вопросом, как человек может всегда жить на грани, если у такого человека есть пределы, как он их принимает. Марко задается вопросом, в порядке ли он, в безопасности, страдает ли он так же сильно, как и сам Марко, кому из них принадлежит отчаяние, которое медленно поглощает его, затуманивая его зрение. Вдох, выдох, еще раз, медленно.***
Медсестры всегда говорили, что их связь была другой, такую связь родственных душ они никогда не видели. Марко никогда не сомневался в этом. Не тогда, когда он сам провел годы, исследуя связь родственных душ, любопытствуя узнать больше об этом с тех пор, как обнаружил, что Инуараши и Нэкомамуши связаны друг с другом. Физическая связь. Было забавно наблюдать, как эти двое взаимодействуют, тяготеют друг к другу, играют, сражаются, дерутся. Чувствуя боль друг друга. Инуараши и Нэкомамуши знали, что они родственные души, но никогда не понимали почему. Марко однажды предложил попытаться понять. Он так и не смог это сделать. Но он многому научился из своего исследования: как физическая связь передает самую большую боль, а мелкая теряется по пути. Как любой эмоциональный дискомфорт, возникающий в результате эмоциональной связи, заметен, его легко игнорировать. Как иногда кажется, что эту связь можно временно «заглушить». Как родственные души всегда будут рядом друг с другом, и что такая связь — это гораздо больше, чем то, что романтизируют книги. Марко много читал, еще больше слушал, временами видел, что такое родственные души. Он знал о родственных душах гораздо больше, чем подавляющее большинство людей, но даже это знание не подготовило его к появлению его собственной. Первые несколько дней были самыми трудными и запутанными. Марко потерял счет времени и пространства. Его воспоминания также были затронуты, и те дни были проведены в тумане бессловесных голосов и мелькающих братьев и сестер. Также был Ояджи, постоянно присутствовал в его моменты ясности. А потом все это исчезло, и Марко смог понять, что люди говорят, видеть, действительно видеть, кто входит и выходит из палаты, разговаривает или молчит с его отцом. Это произошло внезапно, Марко перешел от пика особенно сильных эмоций к нормальному состоянию за такое короткое время, что у него даже закружилась голова. Словно вырвавшись из воды, он наполнил легкие воздухом, его тело безвольно упало на кровать. К сожалению, момент был недолгим, и Марко снова оказался под водой. «Так не должно быть». «Вы не должны этого чувствовать». «Это не ваши эмоции, командир Марко. Это ваша родственная душа, успокойтесь». Он так и не понял, что произошло, однако с течением времени его моменты ясности становились все больше и больше, пока Марко не был освобожден из лазарета по четкому приказу вернуться в тот момент, когда он почувствует, что потерял контроль. Если бы они послушали Марко, они бы знали, что этого больше не повторится, потому что Марко знал, что этого не произойдет. Или, может быть, они послушали и освободили его раньше, чем планировали это сделать. Их сложно понять. В конце концов, ему не пришлось возвращаться в лазарет. Эмоции остались. Интенсивные и необузданные, дикие, всегда нарушающие невидимые границы и никогда не останавливающиеся. Но Марко научился с ними справляться. Он научился направлять эти эмоции, чтобы использовать их в качестве топлива в нужное время. В ответ он предложил яростное спокойствие огня, который не горит, но никогда не гаснет. Мягкость тела, закаленного морскими волнами. Свобода между небом и водой. «Это честный обмен», — говорил себе Марко. И он действительно ценил эту динамику. Но в некоторые дни, когда работа с документами никогда не заканчивалась, когда наступало уныние и Марко чувствовал себя слишком уставшим, чтобы с этим справиться, Марко закрывал глаза в своей комнате и ощущал последние лучи солнечного света на своей коже, ветер в волосах, треск ломающихся веток или ударов волн в ушах. Его тело расслаблялось, и он чувствовал, как дрожь пробегает по нему, когда счастье, свобода и вечное желание все большего и большего, большего счастья, большей свободы, чего-то большего, вырвалось из его костей. В те моменты холод, вечный спутник его жизни, уходил, и Марко задавался вопросом, действительно ли это было справедливо, одинаково ли они использовали друг друга, но Марко никогда не был хорошим человеком, в конце концов он — пират, если он этого хочет, он берет это. И он хотел этого, этого наивного, дикого мира, чтобы его глаза были по-прежнему закрыты, и он медленно дышал через нос, чувствуя постоянное жжение листьев на своей коже, траву под ногами, пока сильнейший шок не пробежал по его телу, и он качал головой из стороны в сторону, пытаясь избавиться от ощущения погружения в их связь и вернуться к «здесь и сейчас», потому что этот идиот снова упал в воду.***
Когда слух о рождении родственной души Марко распространился по Моби Дику, Изо был вторым командиром, который встретился с ним. Первым, конечно же, был Татч. Но даже несмотря на предупреждения повара, Изо не был готов к тому, что он увидит. Марко был совершенно вне себя. На первый взгляд это было незаметно. Однако, когда вы сидели рядом с ним и разговаривали с ним, дразня его за ребенка, который родился, отсутствие реакции становилось тревожным. Изо снова и снова пытался позвать Марко, заставить его взглянуть на себя, по-настоящему взглянуть, признавая свое существование, а не пустой взгляд кого-то, кого на самом деле нет. Чуть позже одна из их сестер-медсестер, которая не так осторожно наблюдала за ними, подошла, слегка прикоснувшись к руке Изо и легким кивком, подавая знак следовать за ней. «Вам нужно набраться терпения, командир Изо». — сказала она, когда они остановились, показывая на Марко. — «Командир Марко с трудом справляется со своими эмоциями и эмоциями своей второй половинки». Изо нахмурился. «Разве он не должен испытывать только сильную эмоциональную боль?» Медсестра вздохнула. «Да, должен. Мы исследуем, пытаемся понять, что отличает эту связь от других. Очевидно, они разделяют не только боль, но и все эмоции. Теоретически, поскольку это ребенок, все было бы проще: легкое раздражение, возбуждение, сонливость… все очень просто. Не говоря уже о том, что такие ощущения, особенно для кого-то вроде командира, можно легко проигнорировать…» Изо вздохнул, подняв руку и потирая лоб круговыми ритмичными движениями. «Но это не то, что происходит, не так ли?» — спросил он, в глубине души уже зная ответ. Тишина в лазарете только добавила ей веса. В течение следующих нескольких дней к Марко неоднократно приходили братья и сестры. Уайти Бэй появился примерно на пятый день и часами дразнил его обо всем и ни о чем. Татч присоединился к ней, и они весь день говорили о волосах Марко, о его голубом огненном курином Дьявольском плоде, о рожденном ребенке и о том, сколько лет Марко. Они говорили и говорили, даже затаив дыхание, а затем сели по обе стороны от Марко, держа его за руки. Долгое время в зоне, отведенной специально для Марко, было тихо, достаточно долго, чтобы Изо задохнулся. В конце концов, однако, Марко вернулся к реакциям. Быстрые моменты признательных взглядов, просьб о еде и воде, (контролируемых) походов в ванную. Постепенно он, казалось, вернулся в реальный мир, и Изо начал чувствовать, что его мир вернулся в нормальное состояние. Когда Марко выпустили из лазарета, Моби снова оказался Моби, и Изо насильно похоронил любые остатки неудовлетворенности. Марко вернулся, сварливый и властный. Все было бы как раньше. Снова и снова Изо мысленно повторял эту мантру. Возможно, поэтому, годы спустя, ему потребовалось так много времени, чтобы осознать это.***
Джозу не потребовалось много времени, чтобы понять, что что-то не так, но он не смог найти закономерность. Это были мирные дни, настолько мирные, насколько только могут быть воды Нового Света. Их число продолжало расти, и Моби Пять был почти заполнен. Ояджи выглядел особенно довольным этим. Марко, не так уж и сильно. Однако, возможно, его плохое настроение было связано с последними сообщениями от Татча и Харуты. Джоз не стал спрашивать (не тогда, когда у него самого была проблема или две, которые нужно было решить с фениксом). Он держал один глаз открытым, а другой закрытым, глядя на своего брата, достаточно близко на случай, если ему что-то понадобится, достаточно далеко, чтобы в случае необходимости уйти, поэтому было легко увидеть, что количество взлетов Марко увеличилось. В полете Марко не было ничего нового, и, возможно, поэтому никто из его братьев и сестер не заметил разницы. Они не замечали случайных пауз, потерянных взглядов, болезненного сжатия плеч перед тем, как синий огонь вспыхнул и феникс поднялся в небо. Но больше всего они не замечали тихого отчаяния, которое, казалось, крало у Марко каждый вздох, вырывая его перья одно за другим, а затем использовали их как веревки и привязывали к ледяному столбу. Огонь Марко был интенсивным и постоянным, но он был бесполезен против преследовавшего его холода. Джоз вспомнил их первую встречу, мальчика с ледяными костями и снежной плотью. Треск негреющего огня, окружавшего его, маяка посреди Белого моря. Джоз был алмазным, плотным и компактным, поэтому он запаниковал при первой возможности. Однако опять-таки он был бриллиантом. Внутри он был в противоречивом хаосе, не зная, как поступить. Снаружи плотный и компактный. Он должен поговорить с Изо. Изо наверняка знает, что делать. Или может Виста. О Харуте и Татче не могло быть и речи. Намюра не было на Моби. Куриэль или Фосса? Сомнение забилось у него в голове, и он почувствовал, как его алмаз начал трескаться. К счастью, у Джоза был отец, который помог ему справиться с подобной ситуацией. Разговор произошел в беззвездную ночь. Ояджи сказал простое «Марко», и все знали, что, что бы он ни хотел сказать, только Марко должен слушать. Все молча ушли. Те, кто не мог покинуть палубу, максимально сконцентрировались на своих задачах, а остальное разбрелись по Моби. Джоз прошел на камбуз, прислонившись к стене напротив двери. Мгновение спустя появилась Татч с бутылкой рома в руке. Джоз взял бутылку, и они оба погрузились в уютную тишину. Примерно через полчаса Татч вошел на кухню, а Джоз вернулся на палубу. Он нашел Марко на корме, прислонившегося к поручню и смотрящего в небо. Сидя рядом с ним, он открыл бутылку и сделал глоток прямо с горла. «Последние несколько дней ты наблюдал за мной». Это не было вопросом. Джоз взглянул на небо, созерцая черную необъятность. Марко взял у него бутылку. «Ты всегда умел «ломать» эмоции других людей, но так и не научился делать следующий шаг». Тон был насмешливым, и Джоз удивленно приподнял брови. Прошли минуты, и тишина затянулась. Джоз терпеливо ждал как слов, которые он знал обязательно будут, так и напитка. Сначала были слова. «Ему 5 лет, понимаешь?» — прозвучал шепот, почти потерявшийся среди колышущихся волн. Джоз посмотрел на Марко, который уставился на бутылку в руке. Он? «В детстве он едва научился ходить собственными ногами. Он постоянно спотыкается. Раны на его коленях едва заживают, как появляются новые». Марко сделал большой глоток, и Джоз моргнул. Снова и снова, пока части не встали на свои места. Родственная душа Марко. Пятилетний ребенок, который бросил одну из самых (если не самую большую) пиратскую команду в мире в хаос. Маленькое существо, которое в течение нескольких дней перемещало экономику ставок на борт «Моби Дика», было косвенно ответственным за почти 33 утопления, бесчисленные избиения и дополнительную работу. Самая большая головная боль, с которой медсестры столкнулись со времен Ояджи и его алкогольной зависимости. По всей видимости, он молчал пять лет. Или так думал Джоз. Марко сделал еще один глоток и снова заговорил, закрыв глаза. «Ему 5 лет, Джоз. Пять» — его тон был прерывистым, слова выплевывались сквозь стиснутые зубы. Джоз замедлил дыхание, пытаясь ясно слышать. «Ему пять лет, и иногда он выглядит так, будто собирается задохнуться». Марко судорожно вздохнул. «Он зовет меня. Он умоляет меня помочь, вытащить его оттуда, не оставлять его одного. Пожалуйста, сделай что-нибудь, я больше не могу этого терпеть. Это больно. Это чертовски больно. Одиночество разрывает его изнутри». Внезапно раздался звук треснувшего стекла, и бутылка распалась на мелкие кусочки, залитые ромом и кровью. Синий огонь вспыхнул, осветив лицо Марко, и Джоз вздрогнул от его жестокого выражения. «Они оставили его одного, и я убью их, кто бы это ни был. Он этого не заслуживает. Он всего лишь ребенок. Будь прокляты мотивы людей, которые оставили его — они все умрут. Я буду выслеживать их одного за другим и заставлять умолять о прощении. Он должен был быть окружен любящей сплоченной семьей, а не брошен в какой-то чертов угол. Хотел бы я пойти за ним…» Последняя часть была шепотом. Но он всего лишь ребенок. Воды Нового Света не отличают детей от взрослых. Морпехи тоже. Этого не было сказано, но Джоз понял. Марко глубоко вздохнул, его глаза утратили свой убийственный взгляд. «Когда я летаю, я, кажется, немного снимаю его одиночество. Ему нравится, когда я поднимаюсь высоко и падаю в свободном падении или когда я летаю прямо у моря. Он любит закат. Я узнал, что это лучшее время подбодрить его. Ему не хватает физического контакта. Объятья Ояджи теплые — его слова, а не мои. Он слишком много ест. У него пугающий аппетит». Марко говорил, говорил и говорил. Джоз не перебивал его, и он продолжал свой монолог, пока просто не остановился, сохраняя молчание. Даже по прошествии нескольких минут Джоз не открывал рта. Он был слишком потрясен. Тем не менее, когда его голосовые связки ожили, он не спросил. Он не спрашивал, как, черт возьми, Марко все это знал, откуда он знал, что он мальчик, как они, казалось, разговаривают, меняются телами. Джоз не был экспертом в этом вопросе, но из того немногого, что он понимал, он полагал, что связь между родственными душами работает не так. «Это особенный звонок, возможно, первый в своем роде». Джоз не спросил, он просто прислонился к перилам, обвив одной рукой шею Марко и заключив его в объятия. «Когда ты найдешь его…» — начал он и остановился, подбирая нужные слова. — «Мы познакомимся с ним, хорошо?» Марко вытянул шею к нему, приподняв брови. «Конечно, я познакомлю вас. Не будь идиотом — вы моя семья. Не говоря уже о том, что я думаю, он бы очень хорошо поладил с Харутой и Тэтчем». Марко с отвращением нахмурился, нежная улыбка плясала на его губах. «К несчастью.» Джоз не мог сдержать смеха. «Почему меня это не удивляет?»***
«Изо!» Харута взвыл, сцепив руки перед собой. «Пожалуйста, Изо…» — всхлипнул он. Он наблюдал, как Изо медленно провел кистью по своим длинным черным волосам, проворными руками стягивая их в хвост, прежде чем скрутить их дюжину раз. Теперь изящный пучок украшал его макушку с простым золотым гребешком. Взволнованный, Харута бродил в маленькой комнате, с нетерпением ожидая окончания ритуала красоты своего брата. Когда Изо наконец удовлетворился, он встал, Харута последовал за ним. Изо закатил глаза. «Давай поговорим за едой». Харута запротестовал, но Изо проигнорировал его. Они спустились по лестнице гостиницы, где провели ночь, сидя за столиком вдали от других гостей. Кофе и кексы. Ах, еще бутерброд. Харута смотрел, как девушка, принимавшая их заказ, уходит, еще дважды останавливаясь у других столиков, прежде чем исчезнуть за прилавком. Его Хаки не обнаружил никакой потенциальной опасности, поэтому он расслабился, улыбаясь, схватив за рукав кимоно Изо. «Теперь…» Изо хлопнул его по руке. С отвращением он поправил кимоно. «Через полтора дня после поражения Кайдо Луффи проснулся. Разумеется, крича о еде». Изо с отвращением скривился. «Он ужасно много ел во сне. Да, он ест во сне. Много. Эйс был прав, когда сказал, что его младший брат был хуже, чем он. Он ел так много во сне, а после сна вдвое больше. Куда делось столько еды?!» В ужасе Изо покачал головой. «Не прошло и десяти минут, как он начал скакать по лагерю, разговаривать со всеми, попутно воруя еще еды. Пока он не остановился перед Марко». Харута ждал, затаив дыхание. Изо впился в него взглядом, раздражение было написано на его красивом накрашенном лице. «Затем он сказал: « Я знаю тебя. Не на войне. До этого». Марко, этот проклятый, только рассмеялся и кивнул. Никаких чертовых объяснений, просто: «я тоже», и ничего больше. Я был рядом с ним, Харута. И они двое просто стояли там, глядя друг на друга, даже не заботясь о моем существовании! Затем Луффи улыбнулся, заявив, что той ночью у них будет самая большая вечеринка в истории. И ушел». Чего-то не хватало, и Харута вопросительно склонил голову. Изо отвернулся от него. Не сейчас. Я не тот, кто тебе расскажет. «Мугивара Луффи, хм». С полузакрытыми глазами Харута мысленно систематизировал все, что знал о мальчике. Ист Блю, 19 лет, Сверхновая, капитан Пиратов Соломенной Шляпы, неизвестные связи с Рыжим Шанксом, сын Революционера Драгона и внук Кулака Гарпа, победили трех Шичибукаев, уничтожили Энисс Лобби, победил Кайдо… Список был очень длинным, но Харута никогда не забудет самого главного: младший брат Эйса. И вот, сюрприз, родственная душа Марко. Харута засмеялся. «Эйс убьет Марко». «Не смейся, если не чувствуешь радости, идиот». Изо погладил себя по голове, нежные пальцы почесали затылок. Харута пожал плечами, натянутая улыбка исчезла с его лица. «Но да, он убьет его. Особенно, если он узнает, что Луффи и Марко провели ночь вместе». Харута подскочил, широко раскрыв глаза от удивления, только чтобы встретиться с хитрым взглядом Изо, насмешливо скривившего губы. «Буквально. В какой-то момент во время вечеринки они встретились и уснули вместе. Они просто спали, ничего не произошло, так что сотри это наводящее на размышления выражение со своего лица. Это было мило, хорошо? Луффи прижался к Марко, как осьминог. Следующий утром, когда Марко встал, ему пришлось нести Луффи, потому что он отказывался отпускать. Вот, навигатор Соломенной Шляпы сделала снимки. Она ужасная женщина: она брала 12 белли за фотографию». Харута посмотрел на четыре фотографии, которые дал ему Изо. Марко и Луффи спят вместе. Марко несет Луффи. Марко пытается взять сэндвич из рук Луффи (Харута был на сто процентов уверен, что сэндвич изначально принадлежал Марко). Луффи сидел на плечах Марко, запутавшись пальцами в его светлых волосах. Солнечная улыбка сползла с его лица. «Марко никогда не позволял мне сидеть у него на плечах». Он надулся, прикоснувшись к лицу брата на последней фотографии. Марко улыбается. «Он прекрасно выглядит», — прошептал он хриплым голосом. «Кажется это так». Голос Изо был уклончивым, глаза сосредоточились на пятне в от чашки на старом столе. Прокашлявшись, он продолжил: «Он говорит, что собирается плыть несколько недель с Мугиварами, а затем вернуться на Сфинкс. Да, я знаю, какой идиотизм, но он этого хочет. Он обещал навещать Луффи раз в несколько месяцев, так что я не думаю, что нам нужно беспокоиться о том, что он гниет в каком-то маленьком домике. Я также поговорил с Луффи, я просил его позаботиться о Марко». Изо сцепил их руки, крепко переплетая пальцы. «Марко будет в порядке. У нас все будет в порядке. Мы семья, независимо от того, какое море нас разделяет». Харута согласно кивнул. Он закусил дрожащую губу, пытаясь сдержать рыдания. Девушка из прошлого вернулась. Заметно, что она быстро поставила тарелки и чашки на стол и ушла так же тихо, как и пришла. Изо все еще держал их руки вместе, и Харута мысленно поблагодарил его за поддержку. В конце концов, он глубоко вздохнул, свободной рукой взял чашку горячего кофе и сделал глоток. Кофе пролился, обжигая ему язык и горло, и Харута выругался. «Пей медленнее, дурак. Горячо», — отругал его Изо, откусывая от бутерброда. Харута последовал его примеру, взял кекс и затолкал его в рот. На вкус он напоминал тофу, и он почти выплюнул его. Он ненавидел тофу. Ели молча. Изо смакует свой бутерброд, а Харуто страдает от кексов (на вкус как яйцо! Это креветки? Ух, еще тофу). Когда они закончили, кофе остыл, но Харута все равно его выпил. Его язык все еще беспокоил его, и он подумывал заказать апельсиновый сок, чтобы успокоить жжение. Я не уверен, как это работает… даже в этом случае, он позвал ту девушку, что была раньше, прося, чтобы сок был очень холодным. Когда она снова исчезла за прилавком, на его губах появилась озорная улыбка. «Итак…» он многозначительно произнес это слово, повернувшись к Изо приподняв брови. Изо, конечно, проигнорировал его, сосредоточившись на его кофе, и теперь, когда Харута подумал об этом, с каких это пор Изо пил кофе? «Что ж, — подумал он, пожимая плечами, — за эти два года мы все изменились». «Ты слышал о свадьбе Фосса?» Он с удовольствием наблюдал, как Изо ахнул от шока, широко раскрыв глаза, когда он закашлялся. «Успокойся. Не расстраивайся, что он нас не пригласил: он был пьян во время церемонии. И невеста тоже. Какая-то пиратка, с которой он столкнулся в Раю. Они подрались, напились, а затем ворвались в церковь и заставили священника сделать их «союз» официальным. Невероятно, правда?» Изо откинул голову от смеха, и Харута засмеялся вместе с ним. Он все еще помнил озадаченное лицо Фосса, когда он рассказывал эту историю, красные щеки и более высокий, чем обычно, голос. Когда дело касалось женщин, Фосса оставался прежним. Прошло два года. Их братья и сестры повсюду, свободно живут своей жизнью. Некоторые сильно изменились, другие — нет. Белоус был и всегда будет их отцом. Родственная душа Марко проблематичным. Следует напомнить о ставках 19-летней давности. В конце концов, Харута был прав, когда утверждал, это парень. Два года назад время не остановилось. Так же, как не прекращалось 19 лет назад. Его семья все еще была там, далеко, но все еще там. Мы семья, какие бы моря нас не разделяли. Харута глубоко вздохнул, его грудь поднималась и опускалась в поисках воздуха, ускользавшего от смеха. На лице Изо появилась широкая улыбка. Точно такой же, как на его лице, Харута был уверен. Однако он не мог не думать и рассмеялся еще сильнее. Эйс убьет Марко в загробной жизни.