***
Мотоцикл разгоняется все сильнее, унося Йоэля прочь от родного дома, хранящего в себе бесконечное множество ностальгического тепла. Кажется, поездка в Оулу была не лучшей идеей для его так и не излечившегося от ран прошлого сердца. Этот город каждой своей улицей, каждым переулком, каждым чертовым фонарем напоминает ему о том, что он так отчаянно стремится забыть. Ослабшие руки вокалиста все меньше контролируют руль, однако он не сбавляет скорость. Не разбирая дороги, он продолжает мчаться вперед, гонимый страхом вновь не сдержать своего слова и вмешаться в едва успевшую устояться жизнь Моиланена. Только не теперь. Меньше всего в своей никчемной жизни Хокка желает ненароком причинить ему боль и отнять такое близкое сейчас счастье. То счастье, которое сам он Нико подарить совершенно неспособен. Затуманенный слезами взгляд совсем не фокусируется на дороге — Йоэль даже не обращает внимания на то, как постепенно отклоняется на встречную. Вымотанный собственным шквалом эмоций, он всего на мгновенье жмурит саднящие глаза. На мгновенье… Будто сквозь вакуум до слуха Хокка доносится визг колес безнадежно пытающегося затормозить перед ним минивэна. Он вмиг распахивает глаза и предпринимает попытку затормозить или хотя бы вырулить со встречной полосы, но уже не успевает. Ему не хватает лишь пары секунд, чтобы вернуть управление, как он врезается точно в несущийся навстречу автомобиль. Тело швыряет вперед и он инстинктивно жмурит глаза, перед которыми в считанные секунды проносится вся жизнь… Всегда ласковая улыбка Алекси, его наивные ярко-бирюзовые, словно у котенка, глаза и смущенный румянец. Его нежные прикосновения и крепкие объятия, самые теплые слова… Заноза в заднице и не прекращающий дурачиться ни на секунду Порко, тем не менее всегда готовый подставить свое плечо. Читающий лирику с бокалом красного Олли, способный зачастую чудить сильнее пьяного Йоонаса. Мрачно шутящий Томми, замахивающийся на ребят натерпевшейся наградой UMK. Громкий, заразительный смех друзей. Звонкие голоса поклонников, звучащие хором до одури круто, сплоченные любовью флешмобы на концертах, многочисленные вспышки их телефонов, пляшущие по залу в такт пробирающей до дрожи feel nothing, всегда имеющей для Йоэля особое значение. Звучащий над ухом мягкими переливами голос Нико… Его с каждым днем все более редкие, но до сладостного жжения в груди значимые прикосновения. Сохраненные с трепетом в памяти объятия. Поцелуи, от воспоминаний о которых становится так тепло и тоскливо одновременно. Близость его тела. Страстная, жаркая — незабываемая. И… зелень самых родных глаз. В мыслях Хокка так и стоит образ мягко улыбающегося Нико в его любимой черной шляпке и белоснежной рубашке. Кажется, он пытается что-то сказать, но Йоэль уже не может расслышать. Он может лишь догадываться. Почувствовав резкую вспышку боли, вокалист ощущает, как тьма стремительно затягивает его, как бы он ей не сопротивлялся. Пять, четыре… Голос Моиланена совсем растворяется в сигналах машин. Три, два, один… Его ласковая улыбка исчезает, уступая место полной пустоте.Глава 1. Behind green eyes
8 июля 2021 г. в 11:08
По предплечью струится теплая кровь, унося за собой сковывающую изнутри уже несколько месяцев кряду боль. Один порез появляется следом за другим — они все сильнее отдаляют Йоэля от реальности, успокаивая его воспаленное сознание. Порезы редкие, но глубокие, пролегающие поперек вен, а не вдоль — ему не хочется сводить счеты с жизнью. Единственное его желание — заглушить эту едкую, нестерпимую боль, разносящуюся от облитого кровью сердца по всему телу по саднящим сосудам и капиллярам.
Когда на руке почти не остается нетронутого места, взгляд Хокка окончательно рассеивается и он запрокидывает голову назад, жмуря изможденные слезами глаза. В который раз он будто наблюдает за самим собой со стороны. Он ничтожный. Глупый. Слабовольный. Как самый настоящий мазохист, он прокручивает в голове сюжеты прошлого, должно быть, в тысячный за последнее время раз. Он знает, что это причинит лишь большую боль, но все равно вспоминает. Вспоминает его образ. Его прикосновения. Его слова. Взгляды. Йоэль прикусывает губы почти до крови — поцелуи Нико из его памяти не сотрутся никогда.
Все это будто бы было лишь вчера. Разбитые вдребезги бокалы и тарелки, крики до хрипоты, слабые, но преисполненные отчаянием пощечины. Резко распахнув глаза, парень опускает взгляд на свои перепачканные алой кровью руки. Он смел касаться этими руками его лица. Смел повышать на него голос. Смел ранить его самым больным образом — своими пропитанными желчью словами, своими пронизанными ядом криками.
Дрожащие от ужаса пальцы обхватывают почти опустевший бокал с виски. Дурманящая жидкость едва не расплескивается на свежие раны, пока Йоэль подносит его к своим истерзанным до глубоких ран губам.
Ни алкоголь, ни никотин не способны избавить Хокка от сжирающих его изнутри и снаружи демонов. Их озлобленные, кривящиеся от отвращения кровавые лица мельтешат перед глазами, когтистые пальцы сжимают легкие в тиски, не позволяя дышать, а писклявые, режущие слух голоса оглушающе вопят прямо в уши о том, что он виноват, виноват, виноват! Виноват в том, что их с Нико мир, выстраиваемый с трепетом и осторожностью годами, рассыпался вмиг, словно треклятый карточный домик.
Залпом осушив бокал, Йоэль со злостью швыряет его прямо в стену, позволяя хрупкому стеклу пойти нещадными трещинами и разлететься на сотни мелких осколков под стать тем, в которые превратилась его душа после ухода Моиланена.
Дисплей телефона раздражающе ярко загорается, уведомляя вокалиста о, должно быть, тридцатом по счету звонке. Горько усмехнувшись, он хватается за надоедливо вибрирующий телефон, желая отклонить вызов и неизбежно пачкая его собственной кровью. Однако замирает, осознав, что на этот раз ему звонит вовсе не Йоонас или Алекси, а тот, на чье имя сердце отзывается учащенными ударами в изможденной груди.
Большой палец Йоэля с неприсущей ему нежностью обводит фото на дисплее — на этом снимке он целует Нико в щеку, прижимая его с трепетом к своему острому плечу. Здесь им лет 18-19, не больше, и это те времена, воспоминания о которых греют Хокка по сей день.
— Нико… — шепчет Хокка его имя точно молитву, уже машинально нажимая на кнопку принятия вызова.
По ту сторону провода воцаряется тишина. Будто бы Нико не ожидал, что Йоэль все-таки ответит. Его тихое сопение, однако, доносится до слуха вокалиста и тот не сдерживает теплой, но до одури тоскливой улыбки.
— Я… — протягивает неуверенно Моиланен и запинается, будто не решаясь продолжить сразу, — я тут подумал навестить тебя, пришел. Можешь открыть дверь, пожалуйста?
— Тебе лучше не видеть меня сейчас, Нико, — отвечает ломанным голосом Хокка и сглатывает подступивший к горлу ком — он знает, что это не переубедит друга.
— Именно эти слова и не позволят мне развернуться и уйти, — настаивает Нико, позволяя вокалисту различить в своем обычно ровном голосе явные нотки беспокойства и даже страха.
— Ключ, как и прежде, под ковриком, — сдается Хокка и, рвано выдохнув, резким движением пальца сбрасывает вызов.
Раз. Два. Три… Вокалист отсчитывает секунды до того, как Моиланен появится на пороге его комнаты и отшатнется назад от увиденного воочию ужаса. Непослушными руками он отбрасывает от себя опустевшую пачку сигарет, тщетно пытаясь выглядеть менее ничтожно в глазах Нико. Четыре. Пять… Следом за пустой пачкой отправляется такая же опустошенная бутылка виски.
— Йоэль… — шепчет Нико не своим от шока голосом. — Ты что наделал…
Парень роняет на пол принесенные с собой пакеты с продуктами и хватается пальцами за дверной косяк, пытаясь удержаться на вмиг подкосившихся ногах. Изумрудный, полный ужаса взгляд скользит по истерзанному, точно зверем, предплечью Йоэля, по его окровавленной футболке с неизменным логотипом группы на груди, по его искаженному болью лицу. Нико точно знает, болью отнюдь не физической, а лишь моральной.
Моиланен не понимает. Не понимает, почему Йоэль вновь делает это с собой. Почему вновь причиняет себе боль, если он давно оставил эту пагубную привычку? Оставил и не возвращался к ней все то время, что они были вместе. До этого дня. «Так не должно быть… не должно быть!» —смятенно думает Нико, в несколько дерганных шагов сокращая расстояние до Хокка и опускаясь рядом с ним на колени. Он протягивает подрагивающую ладонь к его худому запястью и крепко ее обхватывает.
— Так, черт возьми, не может продолжаться, Йоэль! — в сердцах восклицает Нико, поднимая сквозящий отчаянием взгляд на вокалиста. — Ты ведешь себя, как чертов эгоист! Ты не думаешь ни обо мне, ни о парнях, ни о, сука, тысячах людей, готовых порвать за тебя!
Отдернув ладонь от парня, Моиланен обхватывает руками свою голову и устало потирает виски, тщетно пытаясь привести мысли в порядок.
— Да что с тобой, Хокка, боже? — в который раз вопрошает Нико.
Малахитовые глаза с застывшей в них мольбой вглядываются в хрустально-голубые — кажется одними взглядами они способны сказать друг другу гораздо больше, чем бессмысленными, лживыми словами.
— Нико… — вздыхает Йоэль, не готовый к ответам на его вопросы.
— Ребята переживают за тебя даже не зная того ужаса, что ты делаешь с собой, — с горечью шепчет Нико, нервно кусая губы, — я переживаю тоже. До безумия, черт, Йоэль! — Нико резко приподнимается и отворачивается, пряча стекающие по лицу слезы. — Неужели я не имею права знать, в чем дело? Мы были уверены, что все это кончилось!
Младший вокалист загоняет Хокка в угол своими словами. Он совсем мрачнеет и прячет глаза за непослушными волосами. Прочистив горло, страший ломано шепчет:
— В тебе… Дело в тебе, Нико.
Моиланен отшатывается точно от удара. Он одновременно и желал, и боялся услышать эти слова. Желал, в глубине души все еще тяготея по Хокка. Боялся, зная, какой сложный выбор это за собой повлечет.
— О чем ты? — осторожно уточняет Нико, ощущая как по телу бежит неприятный холод. — Возможно, я и стал проводить много времени с Минной, но я по прежнему здесь, Йоэль, я всегда рядом, если только ты попросишь.
Губы Йоэля кривятся в болезненной усмешке.
— Не могу видеть, как ты касаешься ее, — шепчет будто в лихорадке Хокка, — не могу видеть как обнимаешь ее, как целуешь. Каждый раз мне кажется, что еще чуть-чуть и одни только взгляды на вас будут резать больнее этих проклятых лезвий. Я слишком слабый, Нико, я не сдержал свое слово, не смог забыть все, что было между нами. И не смогу ни ради группы, ни ради себя, ни даже ради тебя… Я старался, веришь? Но все впустую.
Медленно подняв голову, Йоэль сталкивается с ошарашенными глазами Нико, с его до ужаса растерянным лицом, выражающим лишь так и не озвученный вопрос.
— Я все еще люблю тебя, Нико, — сокрушенно отвечает ему Хокка и, тяжело опершись на изрезанную руку, поднимается с пола, — и я все еще не могу смириться с тем, что нас уже не вернуть. Вряд ли я вообще смирюсь с этим однажды.
Каждое слово Йоэля вонзается в разум Моиланена точно клинок. Он не может поверить. Только не спустя столько времени. Только не подавив в себе весь тот ураган чувств, что царил в его сердце еще несколько месяцев тому назад. Мысли путаются, а все слова будто вылетают из головы. Проводив взглядом поджарую фигуру друга, Нико лепечет:
— Йоэль, я…
— Тише, — прерывает Хокка Моиланена, замирая у входа в коридор, — я не стану лезть в твою жизнь и ворошить былое. Дай мне немного времени и я приду в себя, обещаю.
Растерянный Нико, не найдясь для слов, так и остается сидеть на перепачканном кровью Йоэля полу. Лишь когда до него доносится тихий щелчок дверного замка, он подрывается с места и в несколько быстрых шагов пересекает спальню и коридор. Однако, когда он выходит на лестничную площадку, Хокка там уже не оказывается, а за подъездными окнами раздается рев его мотоцикла.