I don`t wanna feel like this anymore

      На столе валялось несколько упаковок антидепрессантов, но все они не имели никакого должного воздействия, словно пьёшь пустышку день ото дня, потому что состояние только ухудшается и с каждым новым утром понимаешь, что жить не хочется вовсе. Но Нико не чувствовал уже ничего, кроме тёмной пустоты внутри себя, которая сожрала всё, что у него было. Теперь она просто жила у него где-то в душе и не собиралась покидать этот дом. Даже амитриптилин, который у большинства вызывал чувство эйфории, блокировался этой пустотой и не давал даже эйфории-плацебо проникнуть в голову к Моиланену.       Он не ощущал ничего. На приёмах у врачей ему даже нечего было рассказать, ибо все эмоции смешались в какую-то одну, непонятную и неизведанную, которую было невозможно описать словами или нарисовать на листе бумаги. Какое-то время Нико обеспокоенно делал попытки разобраться в проблеме, но теперь же ему было совершенно всё равно, поскольку он привык к этому состоянию и стал считать абсолютно нормальным тот факт, что единственное его желание по утрам — выпрыгнуть из окна, а не посмотреть в него, увидев красоту утра. В какой-то момент он даже перестал открывать плотные шторы, заблокировав самому себе доступ к солнечному свету, потому что тот раздражал и глаза начинали ужасно слезиться.       Нико поднял одну из упаковок лежащих на кухонном столе таблеток. Флуоксетин. Бесполезный, впрочем, как и всё остальное вокруг. Моиланен не стал зацикливаться на том, что каждый препарат он обязывался выпивать либо вкупе с другими, либо в определённое время, поэтому просто закинул таблетку в рот и запил стоящей неподалёку водкой. Глотку неприятно обожгло, Нико поморщился, но всё равно сделал ещё один жадный глоток, словно он вернулся с пробежки и изнывал от жажды, но в этом случае пил вовсе не прохладную минералку.       Звонок в дверь. Кого могло принести в такую рань, ещё и без предупреждения? Нико поднял глаза на криво висящие на стене часы и немного задумался, глядя на разной длины стрелки и цифры, расположенные по кругу. Два часа дня. Давно пора сменить эти часы на электронные, чтобы не тратить время.       — Нико! — На пороге стоял Йоэль Хокка с пакетом из супермаркета в руке. — Неважно выглядишь.       — Ага… — Нико вяло отошёл от прохода, пропуская друга в квартиру. Он уже даже не стал заикаться о беспорядке, который царил по всему дому, потому что Йоэль всё знал. Ему не нужно было извиняться за то, чего он не в силах исправить.       — Принёс тебе фрукты, нечего тебе полуфабрикаты одни жрать, — Хокка всегда приходил сюда как к себе домой, так что просто юркнул на кухню, освобождая место для своих покупок.       Его взгляд упал на хаотично раскиданные пачки таблеток и бутылку водки, которую Нико использовал вместо воды. Йоэль понял всё достаточно быстро и шумно выдохнул, подумав о том, что Нико никогда не станет слушать его наставления о том, что он не должен смешивать антидепрессанты и спиртное. Объяснять причины имело смысл в первый раз, максимум во второй, но не в тридцать второй. Он не считал Моиланена глупым, нет, он попросту осознавал бессмысленность этих попыток вдолбить парню в голову что-то, что отличается от его мнения. Нико его даже не слушал, не хотел слышать, хотя Йоэль искренне пытался и из добрых намерений хотел для него самого лучшего, но на всё у него был один ответ: «Зачем? Какой в этом смысл?», что каждый раз оставляло в сердце Йоэля небольшие шрамы.       — Я знаю, что ты сейчас скажешь, — начал Нико, увидев, как изменился в лице Йоэль, завидев водку. — Мне всё равно. Вот правда, какая разница? Ни одна чёртова таблетка ещё не исправила то, что происходит, ни одна!       — Нико…       — Мне не нравится их пить, я делаю это уже на каком-то автомате, даже не всегда обращаю внимание на название препарата, потому что в этом нет смысла! Ни-ка-ко-го!       Йоэль с трудом не сорвался на крик, но сумел подавить злость, до боли сжав кулаки. Он устал выслушивать это каждый раз, но Нико не стремился идти навстречу и постоянно гнул свою линию про бесполезность антидепрессантов.       — Когда ты последний раз был у врача? — спокойно спросил Хокка, однако внутри него всё кипело. Моиланен молчал. — Когда, Нико?       — Я… Я не помню, — Он позабыл обо всём и даже не мог сходу вспомнить, какое сегодня число, что уже говорить о регулярных приёмах в больницу. — Не помню!       Хокка не удивился, потому что было ожидаемо. Он переживал за Нико. Глядя на него, он не испытывал ничего, кроме жалости и тоски. Длинные волосы, когда-то будучи опрятными и шелковистыми, теперь небрежно падали на его поникшие плечи, а окутанное бледностью лицо больше не выражало никаких эмоций. Йоэль с теплотой вспоминал его смех и улыбку, когда они всей компанией проводили время в баре, а в данный момент он даже и не может припомнить, когда в последний раз видел поднимающиеся уголки губ Моиланена и блеск в его зелёных глазах. И он даже не понимал, как подступиться, чтобы помочь ему, если он даже на поход ко врачу забил.       — Я просто хочу, чтобы мне стало лучше, — Нико резко сел на стул и упёрся лицом в мокрые ладони. Выглядел он совершенно потерянным и усталым, отчего Йоэлю ужасно захотелось его обнять. — Но я не понимаю, что делаю не так. Ты уже даже не орёшь на меня из-за всего этого, потому что тебе самому надоело. Так, Йоэль? Ты заебался возиться со мной, скажи?       Признавать не хотелось, но Йоэль действительно устал от всего этого. Он хотел вернуться в то время, когда всё было хорошо, когда Нико был жизнерадостнее нынешнего в пятьсот раз, когда они вместе пили на брудершафт, а потом шли пугать спящего на маленьком белом диванчике Йоонаса, чтобы вновь увидеть его детский испуг и услышать забавный визг, а потом расхохотаться и упасть на пол, глядя друг другу в глаза. Хокка скучал по тому времени, когда они с Нико вдвоём шли вдоль набережной, садились на первую попавшуюся лавочку и начинали на ходу сочинять песню, порой не успевая записывать никуда, из-за чего Йоэль часто злился, потому что его вдохновение было слишком мимолётным, чтобы раскидываться им налево-направо.       Сейчас же всё было иначе, сейчас Нико представлял из себя унылого парня, которому не хотелось ничего, кроме вечного сна. Это подкосило не только любящего его Йоэля, но и всю остальную группу, потому что вытянуть Моиланена на студию — что-то из разряда невероятного и делать это приходилось слишком долго, иногда доходило до того, что Хокка психовал и выбрасывал его часть из песни, оставляя только свою. Алекси говорил, что звучит уже совсем не так хорошо и вообще скучно, на что Йоэль резко отбрасывал микрофон и срывался на крик, твердя о том, как сложно стало работать с Нико, у которого желание работать появлялось раз в месяц.       — Он не виноват в своём состоянии, мать твою! — сказал однажды Томми, поднимаясь со своего места за барабанной стойкой. — Ты бы мог войти в его положение, а не психовать здесь, закатывая нам истерики.       — Он в этом состоянии уже чуть ли не год, нам теперь что, группу забросить?! — кричал на него Йоэль, сжимая в руке шариковую ручку. — Сколько можно, парни, вам самим не надоело?!       — Мы тоже переживаем, блять, но мы не предлагаем выкинуть его части из песен, чтобы был хоть какой-то материал, — Теперь со своего места сорвался Олли, — это очень и очень подло, Хокка. Я разочарован в твоих словах и действиях.       — Да я боюсь, что он, сука, перережет себе вены, пока я тут ору на вас! Кто-нибудь из вас звонил ему сегодня, писал?! — Молчание. — Вот так! Пиздец, парни, вы сейчас ничем не лучше моих «подлых» решений. Я хотя бы общаюсь с ним, узнаю про его состояние, а вы даже не удосужились написать ему чёртово сообщение в Фейсбук. Такие вы друзья, да?       Рассвирепевший взгляд Йоэля кидался на каждого из них по очереди, заставляя почувствовать вину то ли перед Нико, то ли перед ним.       — Хуй с вами! Со всеми! — Хокка швырнул ручку куда-то в сторону, чуть не задев ею Йоонаса, к которому сразу же подорвался Каунисвеси, проверяя, всё ли в порядке. — Я не собираюсь это больше обсуждать.       Он покинул студию и не возвращался туда ещё две недели.       Нико всё так же сидел на кухне, уперевшись в руку и глядя на ходящего туда-сюда Йоэля.       — Мы должны сводить тебе к психотерапевту, прямо сегодня, — твердил Хокка, — а потом мы сходим гулять, потому что свежий воздух будет тебе полезен.       Моиланен лишь вздыхал, наблюдая за его жестикуляцией.       — Нет, сразу к психиатру, — продолжил он. — Погоди, чем они отличаются? Плевать, запишем и к тому, и к тому, лишним не будет. Кто-то ведь точно, поможет, да? Сейчас, я найду в интернете.       — Да успокойся ты уже! — Нико схватил его за запястье, — Делай своё дело, но не маячь перед носом, ты начинаешь бесить меня, Хокка.       Йоэль плюхнулся на соседний стул и печально посмотрел на Нико. Он всё ещё выглядел таким же поникшим и плевавшим на всё происходящее, ему даже было всё равно на то, куда собирался тащить его Йоэль, потому что он уже отчаялся настолько, что не стал даже возражать суетившемуся парню.       — Я всё равно скоро сдохну, — буднично сказал Нико, поднимая на него глаза. Йоэль увидел в них всю ту серость, которая витала вокруг, вновь вспомнив горящий азарт и искорки, какие видел всего пару месяцев назад.       — Что ты несёшь… — Хокка покачал головой, не спуская глаз с Моиланена, надеясь, что тот просто глупо шутит.       Нико встал с места и молча ушёл в свою комнату, явно не приглашая Йоэля за собой, однако он, потупив в пол минуты три, всё равно пошёл за ним, когда осознал, что Моиланен может сделать с собой, оставшись в одиночестве.       Как в каком-то глупом фильме, Йоэль появился на пороге скромно обставленной комнаты Нико и увидел его, поднимающегося на подоконник с настежь открытым окном. Хокка не сразу сообразил, что это всё по-настоящему, потому что выглядело слишком комично и даже как-то неправдоподобно.       — Съебись, Хокка! — крикнул ему Нико, заметив его в дверном проходе. — Не подходи, не то я прыгну!       — Ты ебанутый, слезь оттуда! — ещё громче крикнул ему Йоэль, медленно приближаясь. — Ты не должен делать этого, Нико. Прошу тебя, послушай, что я тебе говорю.       Йоэль в ужасе глядел в его испуганные глаза и до сих пор не мог поверить в реальность происходящего. «Это сон, глупый сон!» — твердил он у себя в мыслях, зажмурившись и потерев ладонью лицо. Нико был напуган не меньше него. Он хоть и хотел умереть, но боялся смерти, боялся боли, которая охватит его тело, агонии, которая будет у него, когда его тело мешком ударится об асфальт. Он не признавался в этом даже самому себе, так что старался стойко стоять на месте, крепко ухватившись потными руками за оконную раму.       Счёт шёл на секунды, и у Йоэля оставалось всё меньше времени на подумать. Он опасался, что помчавшись к Нико, дабы схватить его и снять на пол, тот сиганёт вниз, и всё, что он успеет, — дотронуться до кончиков его горячих пальцев. Но и разговаривать с ним он сейчас не мог, переговоры были не к месту. Какой же это был сюр, и Йоэль всё ещё не до конца осознавал, что ему это не снится, что он не откроет глаза и не выдохнет, осознав, что ему приснился весь происходящий с Нико ужас. Он не поднимется с кровати и не увидит его лежащим рядом, обнявшись с бутылкой виски, не поймёт, что не было депрессии, не было таблеток, не было попытки выпрыгнуть из окна. Такого не случится, потому что сейчас счастливый конец был сном, а не ситуация, в которой они оба находятся.       — Умоляю тебя, слезь оттуда, — Йоэль не мог кричать, его голос охрип, а к глазам подкатили слёзы. Он сразу прокрутил в голове бытие без Моиланена и понял, что всё станет в разы хуже, чем есть сейчас, потому что он потеряет самого драгоценного человека за всю свою сознательную жизнь, потеряет того, кого бы действительно мог назвать самым дорогим, а со временем позабудет и моменты, проведённые рядом с ним.       — Я не могу, Йоэль, — Нико начал плакать, совершенно не сдерживая эмоций, — никто не заметит, если меня не станет.       — Что ты несёшь, — шепчет Хокка, — ты нужен мне. Я люблю тебя.       — Что?       — Я люблю тебя, идиот! — Йоэль поднял на него голову и сжал губы, боясь дальнейших действий Нико. Он знал, что Моиланен не слезет с окна после этих слов, но надеялся, что это хотя бы посодействует этому.       — Зачем ты мне пиздишь? — Этот вопрос, как нож, порезал и без того израненную душу Хокка. Нико не верит ему, сомневается в его чувств ах, и это очень больно. Однако Йоэль должен был оставаться сильным и не терять голову, чтобы спасти друга. — Никто в этом мире не любит меня. Это даже звучит странно и как-то мерзко.       Нико не верил, он действительно не верил. Кто бы ни спросил, он бы с уверенностью выкинул что-то вроде «Эти парни со мной из жалости, мы просто давно вместе работаем, вот и не кидают меня» и даже бы не усомнился в собственных словах. Моиланен смотрел на Йоэля и не видел в нём того, что видел в нём Хокка. Он видел в нём исключительно напарника, но никак не кого-то, кто мог бы любить его. Нико боялся собственных чувств, боялся быть отвергнутым кем-то, кто как Йоэль Хокка, убийца чужих чувств и любитель разбивать сердца, поэтому он бы никогда не признался ему в любви, чтобы испытывать чуть меньше боли, просто вздыхая рядом с ним, пока улавливал тонкие нотки его одеколона. Нико любил, но думал, что не любят его.       А Йоэль любил Нико, даже обожал, именно поэтому постоянно был рядом в такой сложный период жизни, старался уделять как можно больше времени, приносил продукты, потому что Моиланен редко выходил из дома, старался вытащить его на студию, хотя и получалось плохо, из-за чего Хокка раздражался и грубил друзьям, грозясь выбросить куплет Нико из песни. Конечно, он был никогда этого не сделал, но он просто не знал, как правильно поступить.       Йоэль больше не мог стоять без дела. Он, почувствовав себя всемогущим, бросился на Нико, хватая его за талию и оттягивая за собой на пол. Именно сейчас он поблагодарил всё на свете за силу, которой ему хватило, чтобы утянуть Моиланена, который даже не успел опомниться и начал сопротивляться слишком поздно, размахивая руками, иногда ударяя Йоэля по лицу. Он кричал и пытался вырваться, залезть обратно, чтобы уже хоть как-то покончить с собой, но Хокка терпел и крепко удерживал его рядом, прижимая к своему горячему от волнения телу. Сердца обоих бились с бешеной скоростью, у Йоэля стучало даже в голове и он отдалённо слышал выкрики Нико о том, какой же Йоэль урод.       — Отпусти меня! Пусти! Пусти!!! — кричал Нико, ударяя ладонью по спине Йоэля. — Я должен умереть! Я ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ!!!       — Успокойся, прекрати это, Нико! — орал в ответ Йоэль, хотя сил на это почти не оставалось. — Я не отпущу тебя сейчас, не отпущу тебя никогда, если мы сейчас же не поговорим! Я буду держать тебя до тех пор, пока ты не замолчишь, ты меня слышишь?!       — Я хочу сдохнуть, Хокка, ебаный в рот!       — Но я не позволю. Я не проживу без тебя.       — Да что ты несёшь, отпусти! — Он продолжал тщетные попытки оттолкнуть от себя Йоэля.       Йоэль, сохраняя власть над Нико, ухватил его лицо руками и повернул к себе, впившись в его губы. Он не знал, зачем делает это, но это единственное, что пришло ему на ум сейчас. Моиланен, секунду назад дёргавшийся в его руках и кричавший о том, чтобы его отпустили, обмяк и успокоился как по волшебному щелчку, положив левую руку на широкое плечо Йоэля. Ситуация, выглядевшая максимально нелепой, словно её прописывал студент-первокурсник режиссёрского, достигла своего пика, но Йоэль определённо был рад, что смог угомонить Нико, в которого словно бес вселился.       Хокка целовал страстно, так, как никогда этого не делал, но адреналин бурлил в его крови, превращая его в смелого и бесстрашного, он хотел сохранить жизнь человеку, которого любил, и пошёл на самый отчаянный поступок, на который бы не решился даже после двух литров водки. Горячая и мокрая ладонь Нико согревала его щёку, которую за пару минут до этого обжигали солёные слёзы, Йоэль хотел быть ближе, но не стал налегать, чтобы не отпугнуть Моиланена вновь.       — Я бы никогда тебя не отпустил, — на выдохе сказал Йоэль, отпрянув от Нико.       Ошарашенный, Моиланен лежал на полу и не понимал, что происходит. Из его головы вылетели все воспоминания о событиях предыдущих десяти минут, и он не мог разобраться, как ему сейчас быть. Он постепенно переваривал тот факт что его друг только что поцеловал его взасос, словно так и было нужно, словно в этом нет ничего особенного.       — Нико? — Хокка провёл тыльной стороной ладони по розовой щеке Нико, когда заметил его испуганный взгляд. — Ты меня слышишь?       — Я не умер? — Нико продолжал шокировано пялиться на него.       — Нет, Нико, — Йоэль покачал головой. — Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь? Может, скорую вызвать?       — Нет… Нет, не надо скорую, — Моиланен попытался приподняться, но голова всё ещё кружилась. — Со мной всё нормально. Только вот… что случилось?       Йоэль тихо ахнул.

***

      Нико разлепил глаза и сразу же зажмурился, когда его начал слепить солнечный свет. Он осмотрелся и узнал свою комнату, только какую-то слишком чистую. Вещи больше не валялись по разным углам, а были аккуратно сложены на стуле близь кровати, на столе больше не валялись горы бумажек — они все, расфасованные по ровным стопкам, лежали на краю поверхности, открывая обзор на старую рамку, в которой была не очень давняя фотография Blind Channel, и на ноутбук, о котором Моиланен уже успел позабыть.       — Доброе утро, — в дверном проёме показался Йоэль, держа в руках большую кружку с медведем. От неё исходил пар, и Нико понял, что там, скорее всего, налито кофе или чай. — Если быть точнее, то день. Ты долго спал.       — Я всегда долго сплю, если принимаю феварин.       — Ты здорово справился, — покачал головой Хокка. — Будешь какао?       — Спасибо, — ответил Нико, принимая из рук Йоэля тёплый напиток. — А тебе тяжело пришлось.       — О чём ты?       — Я про… тот случай с окном. Прости меня. Совсем не понимаю, что на меня нашло.       — Ты был слишком перевозбуждён, но я так за тебя испугался. Ты бы действительно… спрыгнул?       — Нет, я не думаю. Я слишком боюсь умирать, — Нико виновато посмотрел на Йоэля. — Я просто не хочу жить вот так, но ничего не могу поделать. Каждый мой день похож на предыдущий и лучше не становится. Надо было тебя сразу слушать.       — Не вини себя, — Йоэль накрыл своей ладонью свободную руку Нико. — Ты не отдавал себе отчёта о том, что делаешь, так что я спокойно принимаю всё это. И не злюсь, если тебя это беспокоит. Злился порой, но теперь нет.       Нико легко улыбнулся и сделал глоток какао. Он уже и не помнит, когда в последний раз пил что-то тёплое и сладкое.       Йоэль не знал, помнит ли Нико о том поцелуе, но он решил, что не будет задавать эти вопросы до тех пор, пока Нико сам не спросит, потому что боялся его реакции и переживал, что тот отдалится от него, осознав, что они целовались в момент панической атаки Моиланена.       Но Йоэль и не подозревал о том, что Нико всё помнил. Нико был рад, что так произошло.