Панацея.

Доктора Лэньона уже не первый час обдумывал нынешнюю ситуацию, размышляя и пытаясь найти решения. Он перебирал практически все известные ему варианты извинения, но ни один из них ему самому не нравился и казалось обычным оправданием. Только сейчас, отмерив пешком половину Лондона вдоль и поперек, но так ничего и не придумав, Лэньон начал понимать, что пожалуй был как минимум очень резок в своем несогласии с некоторыми решениями Джекилла. Он действительно не должен был это говорить, а уж тем более оскорблять друга, которому сейчас пожалуй было куда сложнее, чем ему самому. Уже стемнело, когда Лэньон понял, что сам того не заметив, пришел к флигелю особняка Джекилла. В итоге, поколебавшись пару минут, он достал запасной ключ от флигеля из хорошо спрятанного тайника в стене, где тот хранился в случае потери, и вошел внутрь. Было уже поздно и большая часть обитателей особняка уже спала, по сему, так и не найдя нужных слов и опасаясь, что друг тоже уже лег спать, Лэньон направился к комнате Джекилла, стараясь создавать как можно меньше шума. Но и за дверью нужной комнаты было совсем тихо. — Я лишь проверю спит ли он или нет, — сказал сам себе мужчина и, ругая себя за уподобившееся юнцу поведение, не говоря уже о недостойном джентльмена поведение, вторжение в чужой дом и нарушение социальных норм, открыл дверь и вошел в комнату… Лучше бы не входил.  — Утром извинишься, Джекилл спит, — тихо произнес знакомый до отвращения голос. Ночь была достаточно светлой, посему не прошенный визитер смог разглядеть, что на кровати друга сидел хорошо знакомый ему молодой человек с весьма привлекательной внешностью и длинными, кроваво-красными волосами… абсолютно голый и донельзя довольный, а на его коленях спал сам Джекилл, накрытый одеялом. Красноволосый осторожно перебирал одной рукой пряди волос спящего мужчины, вторую держал правую рукой Генри. Неизвестно для Лэньона, в комнате была еще одна персона — тоже молодой человек, что сейчас свободно перемещался по комнате, просто незримый для всех кроме нескольких личностей.  — Ты… — Слушай, — лениво поморщился красноволосый. — Пойди, что ли, проветрись, прими происходящее к сведенью, вернись со свежей головой и не ругайся больше с ним.  — Какого черта ты… сделал с Генри…   — Разбудишь его, а заодно и всех остальных в особняке, и правда будет не на твоей стороне, — все также тихо, но с не менее насмешливым блеском кармитово-красных глаз из-за растрепанных ярко-рыжих прядей, продолжил молодой человек. Его приятель-фантом едва сдерживал рвущийся наружу смех — до того выражение лица Лэньона было забавным. — Иди, отдыхай. Или мне позвать Пула, чтобы показал где выход.   Лэньон развернулся и вышел. Он снова чувствовал себя… взбешенным? Да, наверное, он не мог поверить, что его старый друг сейчас в комнате… с НИМ? С этим рыжим не пойми откуда взявшимся рыжим выскочкой с сомнительными. Неужели время летит настолько быстро, что старший офицер даже не успел уберечь Генри от рук этого ублюдка, склонившего Джекилла к Содомскому греху. Завтра он попробует поговорить с другом и остальными и выгнать этого рыжего мерзавца. ****  Сет автоматически перебирал волосы Генри, находясь мыслями где-то далеко от мужчины, спавшим у него на коленях, от комнаты, где он сидел в компании фантом-Хайда, от Лондона и Великобритании вообще. Он пытался отследить и понять свои чувства. Они раздваивались: Одна часть его трепетно относилась ко всему происходящему. Вторая тихо смеялась над всем этим. С одной стороны ему был приятен Джекилл, как человек, не оттолкнувший его. Со второй стороны это смотрелось так, будто Бог Пустыни его просто достал и не оставил выбора. Сейчас ему нравилось слушать ровное дыхание Генри, смотреть на его спокойное лицо, вспоминать, как он соблазнял его… но было и то, что омрачало воспоминания… А именно той их часть, когда он, будучи втянутым в глубины Дуата, столкнувшись лицом к лицу с сыном и братом. К ужасу красноволосого, Анубис — его любимый маленький сын, полностью перевоплотившись в божество, больше не узнавал его и не признавал своим отцом. От осознания данного факта, сердце Сэта было разорвано на части, а сам красноволосый практически потерял волю к борьбе. Зная, что так и произойдёт, Осирис не упустил возможность и, воспользовавшись слабостью Сета, чтобы навязать ему семя Священного Белого Лотоса, что не увял за это время, как отчаянно надеялся Покровитель Пустыни. Проклятущий цветок спокойно себе пророс в его чреве и также спокойно себе ждал своего часа… Сет содрогнулся при воспоминании. Как уже было сказано, семя прижилось внутрь и зацвело через несколько дней. Если бы не Генри Джекилл случайно не активирован артефакт, привезенный одним из его знакомых из Египта в качестве сувенира, Осирис бы полностью завладел бы им без всякой надежды на свободу. Тогда при потрясенным до глубины души учёного было были лишь ум, смекалка и его элексир, а так же немного удачи и Хайд за компанию. Но этого вполне хватило им не только пересечь Дуат, пусть и с горем пополам — и добраться не куда нибудь, а до самого Чертога правителя, но также выбраться оттуда практически не пострадавшим… И прихватил собой плененное опальное божество, что Владыка Осирис так жаждал заполучить сам. Для самого Сета на тот момент это была единственный шанс спастись от ублюдка, сломавшего жизнь не только красноволосому, но и все остальным членам их семьи… Вероятно Гери тогда просто пожалел узника: Сэт к тому времени уже был очень поломанной личность — он пережил предательство абсолютно ВСЕЙ семьи. В особенности брата, которого он любил и уважал: Из-за манипуляций Осириса, он оказался бесплоден, его против воли взял мужчина (угадайте, кто), его жена вышла за него не по любви а из-за долга (как внушает ему Осирис), даже пустыню «дал» ему Осирис, а Анубис оказался не его сыном… Из-за этого он чуть не уничтожил весь Египет… чтобы показать то, что он чувствовал. Всю ту боль, злость и чувство унижения, что скопились в нем… Даже если Джекилл со своим альтер-эго постоянно напоминали, что рыжий сделал это для защиты сына. Генри с Эдвардом… Освободивший его ученый был в чем то похож на него самого, особенно той частью сознания, что принадлежит Хайду. Джекилл так легко поверил ему. Как будто сразу же забыл о том зле, что Сет совершил в прошлом и о котором рыжий предупредил учёного сразу. Генри всеми силами помогал Сету адаптироваться к новому окружению и обществу. В свою очередь, красноволосый старался приглядывать за Хайдом, на случай если коротышка во время одного из своих выходов в ночной Лондон, окажется в безвыходной ситуации. Эдвард, конечно, все время огрызался, что ему не нужна нянька, но на деле был даже рад такой компании… А с недавних пор… Возможно, это началось с его глаз, но Сет не мог вспомнить кого какая из сущностей учёного посмотрел так на рыжего первым. Глаза смотрели на него, без страха, без сочувствия, без ненависти, в них он читал лишь понимание. Это не было любовью. В привычном опошленном понимании. Это было нормальное состояние души, такое, каким оно должно было быть. Нет двоих, лишь одно целое и законченное. Учёный просто не относился к нему как к монстру. Как к существу, которое хотел из себя представлять красноволосый. Просто не видел его таковым. И было приятно чувствовать, как кто-то сжимает рукой его руку и не ощущать от чужого прикосновения страх и отвращение. — Похоже, не ожиданно для нас обоих ты стал моей панацеей, Генри, — тихо прошептал спящему мужчине Сет. Где-то со стороны послышался завистливый вздох Хайда. Красноволосый посмотрел на фантом с притворным укором и взглядом велел присоединиться к ним. На этот раз Эдварду не надо было повторять дважды — хоть Сет в обычных обстоятельствах не потерпел ещё кого-то в любовных отношениях, но для Хайда он сделает исключение. Ведь тот часть Генри… а теперь и его самого.