Ваши грязные мечты

      — Кажется, ты опять позабыл об уважение, — нехорошо прищурился Федерико, медленно стягивая с шеи стОлу.       Виолле опасливо покосился на широкую белую ленту в руках юстициара. Стола, как и все облачение юстициара, изобиловала золотым шитьем, тяжелым и колким, концы же и вовсе украшали тонкие золотые вставки. Получить такой лентой по чему-нибудь будет… не слишком приятно.       — А ну стой, — Федерико недовольно дернул уголком губ, заметив, как дэрон незаметно отступает к окну.       — Может, я извинюсь, и все забудем? — сдаваться на милость сильнейшего Виолле вовсе не собирался, слишком свежа была память о методах воспитания первого юстициара.       — О, ты извинишься, но позже, — Федерико перехватил Виолле за руку, закинул столу обратно на плечо и рывком сдернул с себя пояс, накрепко связывая дэрону запястья алой тканью.       Виолле не сопротивлялся и на всякий случай молчал. Нет, правда, лучше молчать, чем ступать по песку с минами, ожидая, какое из его слов вызовет новый взрыв.       — Так что я говорил об уважении? — Федерико перехватил дэрона за подбородок, жестко разворачивая лицом к себе.       — Ммм, много чего, — Виолле отвел взгляд.       Нет, он что помнить должен? Мало ли, кто там что говорит. Единственные правила, которые Виолле за свою жизнь удосужился запомнить — это кодекс Авесты, да и тот… из жизненной необходимости.       — Похоже, стоит дать тебе стимул подумать получше.       Виолле услышал, как с громким шорохом соскользнула с плеча стола. Последовавший за шорохом короткий шлепок не стал для дэрона неожиданностью.       — Ай! — Виолле, задергался, чувствуя, как неприятно горит след от ленты. — По заднице то за что?!       — Не по спине же тебя бить, она тебе еще нужна.       — Мне все нужно!       — Что я говорил про уважение, Виолле? — Федерико безэмоционально развернул дэрона к себе спиной, заставив упереться связанными руками в стену.       — Да разве ж я помню?! Ай!       Новый удар вышел куда более хлестким и точным. Виолле дернулся, пытаясь уйти от жалящего прикосновения белой ленты.       — Что я говорил про уважение, Виолле? — голос Федерико звучал все с тем же абсолютным спокойствием.       — Что у меня его нет? Что уважение для дураков? Ай! Да что ж ты так?!       Виолле со стоном прогнулся, припадая грудью к прохладной стене. Это так глупо. Никто ведь не заставляет его страдать, опираясь на стенку. И Виолле прекрасно знает, что стоит ему по-настоящему взбунтоваться, Федерико прекратит экзекуцию. Но отчего-то подобные воспитательные методы… заводили.       Виолле чувствовал, как с каждым ударом и повторяющимся вопросом скапливается внизу живота сладкий жар, что заставляет прогибаться, сильнее отклянчивая задницу, а вместо связных ответов тихо постанывать.       — Польза от воспитательного момента теряется, если воспитываемый получает от наказания удовольствие, — Федерико ловко накинул столу на шею Виолле, точно удавку, притягивая его обратно к себе. — Отпусти, стену, несносный мальчишка, она тебе не поможет.       — Ммм, — Виолле прикрыл глаза, потираясь о юстициара всем телом, ругаться теперь совсем не хотелось, хотелось ластиться, точно дворовый кот, хотелось почувствовать теплые руки. Ах, эти прекрасные святые руки!       Виолле слишком хорошо помнил, на что они способны. Виолле даже почти не было стыдно за свое возбуждение. В самом деле, чего еще ожидала эта глупая устрица? Уж не раскаяния ли?       Федерико вздохнул. То ли этот вздох означал смирение, то ли раздражение или вовсе обреченность, от осознания, с кем его свела проказница-судьба. Виолле так и не успел понять этого, потому как его наконец поцеловали. Мягко, неторопливо, уверенно овладевая губами Виолле, и не давая ему ни шанса на проказы.       Виолле прикрыл глаза, плавясь от ощущений. В такие моменты он чувствовал себя церковной свечой, одной из тех, что юстициар зажигал у алтаря своего бога. Такой же горячий, плавящийся под прикосновениями пальцев, точно мягкий воск.       Стола на шее натянулась, перекрывая доступ к кислороду. Виолле тихо всхлипнул, запрокидывая голову к плечу Федерико.       Поцелуй не оборвался. Свечка вспыхнула, вытапливая воск сильнее прежнего. Виолле почувствовал, как закружилась голова, а в глазах замелькали цветные круги. Ощущения обострились. Каждое касание губ теперь казалось обжигающе горячим, томительно медленным, до боли желанным, точно эти губы — и правда последнее, что Виолле почувствует в этой жизни.       В безумном порыве он подался вперед, сильнее придушивая себя лентой, до гудящей крови в ушах и бухающего сердца, только бы прижаться ближе, провести розовым язычком по идеальным зубам, чувствуя, как жарко выдыхает в ответ Федерико, вцепиться пальцами в ворот далматики, оттягивая скользкую ткань, чтобы добраться до кожи, влажной от пота и возбуждения.       Если бы Виолле мог, он слизал бы с этой прекрасной кожи все соленые капельки, поцеловал бьющуюся на шее жилку, чувствуя, как млеет всегда равнодушный юстициар под его настойчивыми касаниями.       Если бы Виолле мог, он запустил бы пальцы в короткие волосы Федерико, взлохмачивая идеальную прическу. По правде говоря, Виолле не представлял, как Федерико может быть не идеальным.       Он был идеален всегда. Когда отдавал приказы, когда кормил Виолле супом, когда просыпался с утра, когда разгоряченный после секса валялся на разворошенной постели, тяжело дыша и бездумно поглаживая Виолле по спине и плечам. Федерико был идеален… Стола с громким стуком упала на пол. Поцелуй оборвался. Виолле судорожно вздохнул, широко распахнул глаза, с испугом и желанием встречая взгляд потемневших серых глаз, полных ответной жажды. Федерико смотрел на него, тяжело дыша, не мигая, точно гигантский змей, гипнотизирующий свою добычу. Но в отличие от какого-нибудь кролика Виолле чувствовал не страх.       Они смотрели в глаза друг другу всего секунду, за которую прошла вечность. Федерико снова наклонился к губам Виолле, мягким и влажным после первого поцелуя, чтобы коснуться их снова неторопливо и осторожно, так нежно, что от сладости щемило сердце.       Виолле снова чувствовал себя церковной свечой, чье ясное пламя лишь незаметно колышется от сквозняков, гуляющих по полутемным церковным залам, свечой, тело которой лишь слегка касались, чтобы поставить в елейник, свечой, что все еще помнила прикосновение желанных пальцев и жаждала вернуться к ним снова, вырвавшись из холодного золотого плена.       Руки Федерико проскользили по спине Виолле, оглаживая позвоночник и лопатки. Виолле прогнулся, подставляясь под нехитрую ласку. Руки вернулись наверх и занялись нехитрой одеждой Виолле, неторопливо избавляясь от ее ненужного присутствия. Пояс на запястьях пришлось развязать. Федерико недовольно поморщился, распутывая прочный узел. Чтобы разобраться с ним, ему пришлось отвлечься от куда более приятного занятия.       Виолле тихо захихикал, наблюдая за мучениями юстициара. Наверное, не стоило… Федерико поднял на юношу темные глаза, блеск которых не сулил дэрону ничего хорошего. Разобравшись с узлом, Федерико избавил Виолле от куртки и нижней рубашки и снова завязал на запястьях пояс, с какой-то нехорошей усмешкой затягивая новые узлы.       Виолле не понравилось. Федерико усмехался так каждый раз, перед тем как ситуация превращалась в то самое место, которое сейчас болело у самого Виолле, истерзанное хорошей поркой. Виолле, честно говоря, опасался таких смешков, искренне считая, что пусть Федерико и служит Руфеону, но в роду у него точно отметились морские ведьмы. Иначе как объяснить?..       Ох, черт!       Короткий укус за шею заставил Виолле пискнуть, а Федерико довольно фыркнуть, пощекотав покрасневшую кожу теплым дыханием.       — Не кусай так больше.       — Сколько раз я просил тебя не делать чего-то, разве ты слушался меня, Виолле?       — Иногда да!       — Большой прогресс для тебя.       И укус повторился, на этот раз Федерико задел зубами ключицу, и Виолле болезненно ойкнул, и попытался освободить руки.       — Ну уж нет, mio sole, сегодня ты наказан и будешь отбывать свое наказание, пока не осознаешь всю глубину своей вины.       — Глубину вины? Ммм, звучит так интересно…       — Неисправимый мальчишка.       — Так заставь меня исправиться, — Виолле маняще улыбнулся, прикусывая нижнюю губу.       — Заставить тебя? Мой милый Виолле, это куда проще, чем тебе думается, — ответная насмешка проскользила по губам Федерико, а затем теплота резко исчезла из его голоса. — На колени.       Виолле выполнил приказ раньше, чем осознал его. Просто рухнул на пол, больно ударившись о деревянный пол. Федерико тут же запустил пальцы в волосы дэрона, ласково перебирая пепельные пряди, почесывая кожу, так, что Виолле снова расслабился, едва не начав мурлыкать от удовольствия.       — Так и продолжишь бездельничать?       Рука, что мгновение назад нежно гладила, теперь с силой потянула Виолле за волосы, привлекая к паху юстициара. Уткнувшись носом во внушительный фронт работ, Виолле едва сдержал печальный стон. Нет, его пугал отнюдь не внушительный бугор на юстициарских штанах, его пугали чертовы застежки, которые было проще выдрать с корнем, чем расстегнуть, а уж со связанными руками, раздевание и вовсе станет настоящей пыткой. Виолле уже не раз посещала мысль найти того гения, что изобрел дизайн юстициарских одежд и засунуть ему эти клятые застежки… В общем куда-нибудь точно засунуть. И поглубже. Чтоб, черт возьми, до старости их там расстегивал!       — Я помогу.       Федерико все-таки вошел в положение. Он сам с творением адского портного разбирался играючи, явно сказывались многолетние тренировки.       Едва получив доступ к коже, Виолле жадно подался вперед, цепляясь руками в жесткую ткань юстициарских штанов и с довольным стоном облизывая юстициарское достоинство от покрасневшей головки до приподнявшихся яичек. Если Федерико и правда решил наказать его, то с наказанием явно промахнулся.       Виолле мог простоять так часами. Дэронская выносливость играла ему на руку, превращая в поистине ненасытного любовника.       Он чуть склонил голову на бок, вбирая член полностью в рот, проталкивая до самой глотки.       Виолле не хотел вспоминать, кто научил его этому фокусу, но Виолле был в полном восторге от того, как это маленькое умение превращало стального юстициара в тонко постанывающего мальчишку, что готов был кончить, от одного только вида Виолле у своих ног.       Не сегодня.       Жаль. Интересное получилось бы наказание.       Виолле неторопливо задвигал головой, с пошлым причмокиванием насаживаясь ртом на член Федерико. Юстициар прикрыл глаза, поглощенный ощущениями. Рука на волосах Виолле снова сжалась, повелительно толкая юношу сосать все глубже и быстрее. Виолле с трудом расслабил горло, увеличивая темп. Щедро смоченный слюной член свободно скользил во рту, порой слегка задевая зубы.       — Так горячо, mio sole…       Виолле не знал, что значит это обращение. Кажется, оно звучало на шеакрийском или вовсе одном из древних языков святого писания. Федерико называл его так лишь в порыве чувств и никогда не объяснял, что значат эти слова. Но Виолле нравилось, нравилось слышать это ласковые слова чужого языка. Чтобы они не значали, каждый раз в них звучало чувство — любовь, страсть, теплота. Как можно не любить эти слова, когда их произносят так?..       Рука переместилась Виолле на затылок, Федерико резко качнул бедрами, начиная буквально вдалбливаться в податливый рот. Виолле едва не поперхнулся, из глаз брызнули слезы. В таком темпе его хватило совсем ненадолго. Виолле дернулся назад, судорожно кашляя и смаргивая соленую влагу.       Его тут же подхватили под мышки, рывком вздергивая на ноги. Губ коснулся поцелуй. Обеспокоенный, нежный, тягучий, точно хорошее вино. Виолле потянулся за ним, позволяя отвести себя к кровати и уложить на белые простыни, вкусно пахнущие чистотой и сладостью.       Федерико перехватил запястья Виолле над его головой, колко целуя. Губы, щеки, скулы, шея, ключицы — на всем оседали быстрые прохладные поцелуи, оставляя за собой прохладные следы.       Виолле рассмеялся, почувствовав поцелуй в живот.       Федерико выпустил запястья юноши, сосредоточив свое внимание на снятии с него штанов. Виолле смеялся и дергался, заявляя, что ему щекотно. Успокоился он, лишь когда Федерико возмущенно шлепнул его по болящим полупопиям, вызвыв в ответ наигранно-обиженное шипение.       Юстициар лишь закатил глаза и потянулся к прикроватному столику в поисках масла, ставшего там постоянным обитателем.       — С прошлого раза еще что-то осталось? — гибко вывернувшись Виолле выхватил из рук жреца склянку. — Ууу, совсем немного.       — А ты купаться в нем собрался?       Федерико вернул трофей себе, зубами выдернув тугую пробку из флакона. По комнате поплыл тяжелый запах сандала и ладана. Быть может, это не самый лучший выбор, но другого масла в закромах Федерико не водилось, и вряд ли заведется — странно первому юстициару вдруг вместо традиционных благовоний заказывать силлинские цветочные масла или ардетайнскую смазку.       Но Виолле нравился этот запах, сладковатый, густой, тяжелый. Им пропитывались волосы и одежда, надолго сохраняя воспоминания о прекрасно проведенном времени. О нет, Виолле и сам не согласился бы ни на что променять этот запах, давно и прочно ассоциирующийся у него с Федерико.       — Не дергайся, если не хочешь, чтобы я пролил остатки.       — Буду дергаться, пока не снимешь с себя эти дурацкие тряпки!       Федерико вздохнул, терпеливо отставил флакон обратно на столик и потянулся к моцетте и далматике. Слава всем богам, что снималась они куда проще. Хотя Виолле так и не научился самостоятельно разбираться во всех этих хитрых креплениях и застежках. Порой невозможность самостоятельно снять с Федерико одежду неимоверно его бесила. Юстициар же лишь снисходительно улыбался в ответ, споро раздеваясь сам.       Одежды легли на пол, оставляя Федерико абсолютно обнаженным. Виолле замер, впиваясь взглядом в идеальное смуглое тело.       Глупцы те, кто считают, что жрецы — это лишь мирные священники при храмах, скромные монахи и бродячие целители. Виолле сейчас лицезрел во всей красе лучшего из боевой составляющей ордена Первозданного Света.       Продолжить начатое Виолле не дал. До зудящих пальцев ему хотелось прикоснуться к этой идеальной красоте. Федерико не возражал, охотно позволяя трогать себя везде, где Виолле заблагорассудится, лишь предупреждающе поблескивал глазами, когда тот слишком увлекался.       — Я могу наконец продолжить или ты еще не наигрался?       Виолле послушно убрал руки, даже не покусившись привычно попытаться оставить засос на шее юстициара. Метки на видных местах последним жестко пресекались. Виолле же не терял надежду однажды заставить Федерико краснеть перед подчиненными со здоровенным засосом на шее.       Прохладные, смоченные в масле пальцы, осторожно коснулись нежного входа, тут же скользнув внутрь. Их последний раз был не так давно. Мышцы все еще оставались расслабленными и нежными, обхватывая скользкие пальцы с какой-то неохотой. Федерико слегка согнул их, провел по стенкам, с привычной легкостью находя нужную точку.       Виолле тихо вздохнул, взволнованно зажмуриваясь. Пальцы снова двинулись, все больше и больше натирая нужное место, рождая из груди Виолле звонкие стоны. Федерико нравились такие игры, нравилось смотреть на разгоряченное гибкое тело Виолле, извивающееся от удовольствия, нравилось видеть сведенные к переносице тонкие брови, порозовевшие щеки, чуть приоткрытый рот и влажные, припухшие губы, с которых срывались эти восхитительные стоны. Виолле был картиной, которую Федерико был готов назвать шедевром — первым и единственным в своей жизни.       Федерико вытащил пальцы. Нет смысла тратить время на дальнейшую разработку, от которой Виолле может кончить раньше времени. Нет уж, сегодня этот бесенок наказан. Единым движением Федерико вошел в податливое тело, ощущая сладостный жар вокруг члена. Виолле тонко вскрикнул, рефлекторно приподнимая бедра.       Федерико тут же двинулся, сразу же наращивая бешенный темп. Виолле задохнулся в голодных стонах, прогибаясь совсем уж развратно и страстно. В какой-то момент Федерико забросил ноги юноши себе на плечи, покрывая тонкие лодыжки смазанными мокрыми поцелуями.       Волна удовольствия прокатилась по телу Виолле. Так не честно! Пользоваться его слабым местом.       Дэрон возмущенно вздохнул и резко сел, опрокидывая юстициара на постель и довольно усаживаясь сверху.       — Не торопись, — Виолле пакостливо усмехнулся, лениво покачиваясь на бедрах Федерико.       Обжигающий взгляд почерневших глаз ответил красноречивее любых слов. Виолле приподнялся и снова насадился на немалый член до упора, чувствуя как тот приятно распирает все внутри. Виолле двигался совсем медленно, точно издеваясь. И Федерико принял правила этой новой игры. Широкие ладони легли на бедра юноши, с силой опуская его на член так, что с каждым движением проникновение казалось жестче и глубже обычного.       Виолле прикусил губу, не желая так просто отказываться от своей затеи. Федерико ждал. Федерико слишком хорошо знал его тело, чтобы не предугадать результат своих действий.       После нового глубокого толчка Виолле с громким стоном рухнул на грудь юстициара, жалостливо вздыхая. Федерико ласково потрепал его по голове, зарываясь пальцами в растрепанные пряди.       — Прекрати паясничать.       Виолле ответил невнятным ворчанием, за что заработал душевный шлепок по голой заднице.       — Двигайся, — жестко приказал Федерико.       И Виолле подчинился, тут же набирая приличный темп. Федерико подхватил его под бедра, добавляя скорости. Виолле вскрикнул, прогнулся, чувствуя, как член внутри задевает простату.       — Еще… Пожалуйста, Рико…       Федерико лишь улыбнулся. Пальцы на бедрах дэрона оставили красные полосы. Виолле закрыл глаза, погрузившись в ощущения с головой. Хрипло выдохнул Федерико.       Уже чувствуя, как они оба подходят к пику наслаждения, Виолле вдруг качнулся вперед, резко пережимая горло возлюбленного связанными руками. Всего на пару секунд, чтобы увидеть смесь удивления и восторга в любимых глазах, а после сразу ощутить, как горячее семя орошает нутро.       Виолле потребовалось еще пара глубоких рваных толчков, чтобы с сжатым хрипом кончить следом, запачкав простыни и живот юстициара, и тут же скатиться на постель рядом, прижаться к горячему телу, тяжело дыша.       — Ты говорил, что если у меня нет уважения к твоему сану, ты вобьешь его в меня другими методами. Еще говорил, что проявляя неуважение к тебе на людях, я подрываю твой авторитет в глазах жрецов. И еще что-то по-мелочи…       — Смотри-ка, ты не такой пустоголовый, каким кажешься на первый взгляд.       — Ну что вы, ваше юстициаршество, — Виолле хитро ухмыльнулся, — это все ваши воспитательные методы вернули мне память!