Овечка

- Ты снова опоздал! – Рыжеволосый сорвался с места, подбегая к бинтованному юноше, тыкая в его грудь пальцем. Он скалит зубы и рычит. Похож на котенка, маленький, рыжий, синеглазый котенок. Он только-только учится рычать. Именно из-за таких мыслей, на лице шатена появляется улыбка и тот тянется, чтобы потрепать мальчишку по волосам. Но его запястье перехватывают и сжимают так сильно, что еще чуть-чуть и то хрустнет. - Из-за тебя могли погибнуть люди! И все из-за твоей безалаберности! – Все не унимается рыжеволосый юноша, хватая высокого за грудки и вжимает в стену. Осаму все еще смотрит в ледяные глаза, чуть безэмоционально и меланхолично. Ему абсолютно все равно на всех. Для него было важно одно: спасти шкуру этого котенка и не дать тому ублюдку подстрелить его овечку. Несмотря на то, что Осаму часто зовет своего напарника слизнем, у себя в голове он всегда называл его овечкой. Почему? Просто потому, что тот маленький, невинный взгляд, почти кучерявые волосы и тот вечно рвется первым всех спасти, как жертвенный ягненок. - Я не опоздал, я был занят в нескольких футах от тебя, - говорит шатен уворачиваясь от удара в челюсть. Дазай ощущал силу рыжеволосого, и прекрасно понимал, что, если Чуя серьезно бы хотел того прибить, он бы сделал это уже давно. Осаму далеко не силен физически. Он почти никогда не был на миссиях, где он должен был с кем-то как такого драться. А если такие и были, то еще ни разу не возвращался цел. - Снова просил какую-ту бабу совместный суицид?! Осаму лишь издал смешок, и закатил глаза, беспочвенное обвинение, которое казалось безобидным, несло за собой очень много сарказма и злости в сторону высокого юноши. Да, Осаму далеко не святой. Он давно уже погряз в грехе, он пытался себя убить, и его глупая мечта, умереть с кем-то в один момент, порой выводила из себя больше, чем обычно. - Чиби-кун, если ты завидуешь, то мог бы признаться, если приодеть тебя, ты тоже сойдешь за милую леди, с которой я охотно закончу жизнь, - Осаму смеется, он вообще не воспринимает злость рыжика всерьез. Ему плевать на то, что тот реально мог переживать за людей. Дазай следовал четко по правилам. Он убил того ублюдка, что целился в его напарника, а после так же быстро нашел местоположение бомбы. А далее, все как по старинке, ничего нового. Но вот Осаму не признается Чуе в том, что уже не раз спасает его шкуру, и далеко не от Порчи. - ЧТО? Да плевать я хотел на тебя, тупая Скумбрия, сдохни ты уже скорее и поделом, - Чуя отпускает напарника и отходит от него. Больше всего на свете, Чуя ненавидел этого лживого, больного суицидника. Но, по правде говоря, он никогда взаправду не желал ему смерти. Чуя понятия не имеет, как бы он перенес смерть своего напарника. В самые важные моменты жизни именно Дазай находился рядом. Даже когда Чуя попал в серьезную передрягу, и был сам, плюс к этому в том месте он не мог использовать свою силу, именно Осаму приехал к нему на помощь. Тот тогда вытащил его из того Ада и повез к себе домой, где обработал раны и поделился частью своей кровати. Тогда еще Чуя фыркал, что в квартире Осаму воняет как в больнице, но за каждым разом, оказывался в этой «больнице», с благодарностью смотря в карие глаза, когда тот сбивал у рыжеволосого температуру или обрабатывал раны, потому что рыжик не хотел в больницу. Но за каждым разом, в слух он желает шатену лишь одного – скорейшей смерти. Он даже не задумывается над тем, что подобные слова могли бы ранить шатена. Чуе в какой-то мере тоже было плевать на него, но почему он был свято уверен, что Осаму плевать на него? Он не знал. Просто так думал. Так легче. - Не переживай, я обязательно добьюсь этого, - Осаму улыбается и уходит, бросая на стол папку с отчетом. - Да-да, давай, хватит уже маячить предо мной, бесишь, - бурчит рыжик, но он украдкой смотрит на кареглазого. Когда тот думал, что Накахара не видит его лицо, Осаму показывал себя настоящего. Он был сломан. И уже давно. Казалось, что подобные слова Чуи его сейчас задевали пуще прежнего. Осаму покинул здание мафии, закуривает сигарету и томно выдыхает дым, который неприятно обжигал горло и легкие, заставляя кашлять. Но вот последний порыв Осаму глушит и просто продолжает вдыхать дым снова и снова. Если кто-то вам скажет, что сигареты расслабляют, то не верьте. Ни капли. Это очень неприятное табачное изделие. Его дым едкий, выедает глаза, горло, во рту остается не приятный привкус и все время хочется сплюнуть, и даже после энного стакана воды, все равно ощущение, что ты жрал этот табак, а не курил. Осаму твердо может сказать, что начинать не стоит. Хотя сам уже бросить не может. Эта боль от табачного или скорее никотинового ожога, немного заглушала его собственную боль. Он гуляет по ночному городу, а затем взбирается на свой излюбленный мост и садится на перила. Тут было высоко, а река в этом месте глубокая, утопиться раз плюнуть, особенно если ты без сознания. Он горько улыбается, отпивает виски из бутылки, что-то говорит сам себе и улыбается, надломлено так. Достает телефон и черт его дернул, он набирает номер Чуи. - Чего тебе, Скумбрия? - Ты правда будешь рад, если я умру? - И что, если так? – Внутри что-то ёкает. Дазай никогда не звонил ему. Никогда не спрашивал подобного всерьез. Никогда. Чуя уже поднимается с кровати и накидывает на себя ветровку, загребает в охапку ключи и покидает квартиру. – А ты чего удумал там? Снова придумал идеальный способ помереть? Кстати, напиши потом, если в очередной раз закончится лажей. - Ахах, если все закончится, как всегда, то мы увидимся на работе, разве не так? А Чуя просто пытается тянуть время. - Ну да, и где ты сейчас? – Он спрашивает нейтрально, но для него это безумно важный вопрос. Неужели он потеряет того, кто так дорог ему? Что тогда? - Зачем это тебе, Чиби-кун? Какая разница, где я умру? - Хочу обнаружить твой труп первым, - фыркнул Накахара и садится на байк. - Не нужно никуда ехать, Чуя. Я позвонил, просто так. Пока. - СТОЙ! Рыжик кричит в трубку, но гудки буквально заставляют его сердце броситься в пляс, а за вторым разом, телефон уже говорит, что абонент имеет выключенный телефон. Чуя лихорадочно пытается понять, где может быть его напарник. Он слышал шум воды и леса, или что-то подобное. А единственное место, что подходило по описанию – мост. Чуя еще никогда не мчался туда так быстро. А когда он доехал, то увидел одинокую фигуру на перилах. Дазай пил, видимо тот планировал спрыгнуть, когда будет окончательно пьян, тогда тот явно не станет сопротивляться толщи воды. Чуя облегченно выдыхает и бросается уже к шатену. - Не надо! Мне будет плохо, если тебя не станет, - уже честно признается в этом Чуя. Он дрожит, испугался. Прижимает шатена к себе и всхлипывает. – Прошу… Дазай! - Ты снова шутишь? Отпусти, ты же сам желал… - Да какая разница, что я там желал?! Я лю… Люблю тебя, слышишь? Тупая скумбрия. Живи, живи ради меня! А я взамен буду любить тебя. Осаму слабо соображает, но эти слова заставили его сердце сжаться. Его чувства взаимны, или он уже бредит? Шатен поворачивается и соскакивает с перил на землю. Он притягивает рыжика к себе, цепляет того под подбородок и мягко целует. Он не встречает сопротивления, лишь ощущает нечто соленое на губах. Чуя плакал, он впервые видел, что рыжик плакал. - Не плачь, овечка, - Дазай слабо улыбнулся, прижимая того к себе и поднимает на руки, медленно идя в сторону байка Чуи. Несмотря на то, что шатен выпил бутылку виски, он ни капли не пьян. Видимо временная трезвость охватила его, но в скорее снова все рухнет, и шатен уснет на спине рыжика, под рев мотора. Они проснуться в доме Накахры. В его теплой кровати, совершенно раздетые, в засосах. Дазай будет смотреть в любимые глаза утром, поглаживать шею рыжика и снова целовать ее, прикрывая от удовольствия глаза.