—
8 июля 2021 г. в 01:27
— Я умоляю вас пересмотреть своё решение! Принесение в жертву богу кого-то вроде меня убьет нас всех! Он будет оскорблён! Серьёзно оскорблён!
Именно сейчас Зеницу на полном серьёзе осознавал, кто он: надоедливый, невзрачный, никчёмный сирота и плаксивый ребенок. Что ещё хуже, он знал, что, если его отвергнет бог, тот будет виноват во всех бедах и несчастьях, которые постигнут деревню в течении следующих десяти лет.
— Я тоже был бы оскорблен... — бормотал один из мужчин, несущих его паланкин.
Другой мужчина зашипел ему, — Не оскорбляй избранную невесту бога!
Зеницу изо всех сил старался не рыдать от разочарования, чтобы не испортить свой «макияж» на лице. Всё это произошло с ним только по одной причине: ему не повезло. Его ударила молния в тот день, когда жертва богу должна была быть выбрана. Так много красивых девочек и мальчиков, гордость всех их семей, были отвергнуты на эту роль, когда верховный жрец увидел изменившиеся волосы Зеницу, навязчиво красивые цвета молнии, распустившиеся на его груди. Затем он объявил, что Узуй, бог мира, сам праздник и удача выбрал Зеницу как свою избранную «невесту».
Сумасшедшие, они все сумасшедшие, и они собирались проклясть себя за то, что дали богу своё нежелательное изгнание.
Жертвенная процессия прошла через празднества, сквозь клубы дыма, музыку, толпы сельских жителей, которые только и пытались заглянуть в паланкин Зеницу, чтобы увидеть его красиво одетым в шелка и раскрашенным как невеста.
Наконец процессия остановилась, и Зеницу опустили на пол. Мгновение спустя верховный жрец открыл паланкин.
— Пора, — сказал первосвященник и предложил ему руку. Зеницу хотел бы отказаться. Но, он также отчаянно жаждал утешения, и эта рука помощи могла бы быть последней, которую он когда-либо получит, поэтому он взял ее, воображая, что, по крайней мере, первосвященник искренне желает ему всего наилучшего.
Прикосновение длилось ровно столько, сколько нужно для того, чтобы он встал, и в торжественной тишине его провели в алтарную комнату храма.
Зеницу пытался сдерживать жар, поднимающийся к его лицу, когда он оглядел комнату, где должен встретиться со своим женихом. Алтарь явно не похож на кровать, но окруженный свечами и медленно горящими благовониями, его значение осозналось... быстро.
— Алтарная комната будет закрыта, — стоически сказал первосвященник. — Для вашего уединения.
Кажется, он будет убит наедине за самонадеянность здесь.
Священник ушёл, закрывая комнату, прежде, чем Зеницу успел высказать свои последние возражения. Не зная, что ещё делать, Зеницу сел на алтарь и старался снова не заплакать.
— Остались только ты и я, Господин муж... — забормотал Зеницу в пустую комнату. — Твои прихожане: полные идиоты, которые отдали меня. Так что выходи и убей меня, и с этим будет покончено.
— М-м? Убить тебя?
Зеницу так вздрогнул, что чуть не свалился с алтаря. Только сильная, мускулистая рука, обнимающая его за талию, удержала его и прижала к широкой, твёрдой груди.
Зеницу обернулся в объятиях незнакомца, увидел его лицо и сразу у него закружилась голова.
Бог торжеств горяч. Безумно горяч. Зеницу сразу захотел накричать на него за то, что он до такой степени горячий. Но он бог, так что, возможно, у него есть божественное право быть таким. А Зеницу уж точно не следует кричать на бога.
— М-м? Ты на удивление тихий, я ожидал крика.
Зеницу дёрнулся в объятиях Узуя. — Что ты имеешь в виду, а?!
— А, вот оно, — сказал Узуй с дразнящей ухмылкой. Его хватка на Зеницу усилилась, ещё сильнее прижимая его к груди.
— Ты ведешь себя слишком по собственически для того, кого я вижу впервые! — сказал Зеницу, изо всех сил стараясь не думать о том, как грудь Узуя упирается в него на каждом вдохе и выдохе.
Узуй не позволил ему игнорировать их близость: обнимал его лицо одной рукой и пристально смотрел ему в глаза, говоря, — Я знаю тебя, и знаю много лет. Я не выбираю вслепую.
Сердце Зеницу очень запутанно танцевало в груди.
— Это...
Температура в комнате упала, свечи потускнели, воздух стал тяжелым, и Зеницу впервые по-настоящему почувствовал присутствие чего-то потустороннего.
— Не надо, — сказал Узуй, глаза которого неестественно сияли в темноте комнаты, — Не продолжай.
Узуй сдвинулся, оставляя между ними ровно столько места, чтобы они оба могли наблюдать, как его рука опустилась с лица Зеницу к его частично обнаженной груди. Узуй обнажил фрактальный шрам, оставшийся на его теле от удара молнии.
— Я подметил тебя и заявил, что ты мой, — сказал Узуй, — И я не принимаю легкомысленное отношения к тому, что принадлежит мне.
Зеницу ничего не говорил о том, что рядом с ним целая деревня, которая годами ничего не делала, кроме как унижала его, и, вероятно, все еще делала это прямо сейчас, но Узуй, похоже, все равно это знал.
— Они получат своё. — рассеянно зашептал Узуй, когда его рука провела по шрамам от молнии на коже Зеницу.
Сердце Зеницу забилось быстрее. — Пожалуйста, не трогай их.
— Почему нет? — спросил Узуй. Его взгляд все еще следовал за его рукой. — Они годами поступали с тобой омерзительно. Только один из них когда-либо проявил к тебе искреннюю доброту, а когда он ушёл: ни один другой.
— Но они отдали меня тебе, — сказал Зеницу, его тело дрожало от нежного прикосновения Узуя. — Это то, что ты хотел... Они сделали это...
— Дорогой, ты действительно думаешь, что они дали тебя мне только для того, чтобы совокупляться?
Ужасно. Теперь все погибнут из-за Зеницу. Он всегда знал, что ему никогда никого не спасти, но...
Узуй обиженно вздохнул. — Хорошо, если это так много значит для тебя, я обещаю, что не причиню вреда твоей деревне.
Зеницу вздохнул с облегчением, падая вперед в объятия бога. — Спасибо.
— Я также не причиню вреда ни им, ни тебе, если ты решишь уйти сейчас.
Зеницу изумленно посмотрел на Узуя. — Что ты имеешь в виду, под словами: «решишь уйти сейчас»?
Узуй гладил нагие бёдра Зеницу своими большими, теплыми руками.
— Агацума Зеницу, — заверил Узуй, его слова и касаются обоих так нежно. — Я выбрал тебя. Теперь ты должен выбрать меня.
Зеницу закрыл глаза от слез. — Т-ты правда серьёзно? — он спросил, — Что бы я ни делал, ты никого не обидишь?
Руки на его бедрах остановились. Узуй торжественно ответил. — Я серьезно.
Правда. Зеницу услышал в этих словах правду.
— Тогда я твой.
Мир вращался вокруг Зеницу, когда Узуй поднял его и положил на алтарь. Его первый поцелуй наступил не сразу. У Узуя такое чувство, будто все мечты Зеницу о поцелуях сбылись. Его губы пухлые и мягкие. Зеницу попытался ответить. Прижался губами к губам Узуя, но надулся, когда Узуй засмеялся ему в губы.
— Н-не смейся надо мной! Я никогда не делал этого, ты знаешь! — Зеницу обиженно заскулил, отворачиваясь от Узуя, временно отказывая ему.
Но Узуй просто перешёл к острым поцелуям в его щеку, подбородок, нежную кожу его шеи.
— Я знаю, — сказал он между поцелуями, — Это мило. Позволь мне поцеловать тебя снова.
Зеницу удалось продержаться секунду, прежде чем он отдался привязанности другого.
Время, кажется, ничего не значило в темной алтарной комнате. Узуй всё целовал его, лениво и снисходительно, даже когда он уговаривал Зеницу открыть рот, погружая язык в его мягкое тепло. Зеницу стонал от прикосновения его языка, от медленного нарастания желания между ними.
Узуй «парил» над ним, его руки и ноги нежно обхватили Зеницу. Он чувствовал себя крошечным под этим богом, и никогда ещё не было так приятно чувствовать себя маленьким, он никогда не представлял, насколько это вызывает чувство безопасности.
— Хм, — хмыкнул Узуй. — Похоже, кто-то хочет большего.
Зеницу пытался отвлечься от себя, говоря, — Как будто бы ты нет!
Вместо того, чтобы шутить в ответ, он опустил своё тело, пока Зеницу не почувствовал горячее, твердое доказательство его желания на своем теле. Зеницу дрожал.
— Я очень хочу тебя, — горячо шептал Узуй на ухо Зеницу, — Так хочется показать тебе все способы, с помощью которых ты можешь испытывать удовольствие. — Узуй перекатил бедра Зеницу вниз, как будто пытаясь попасть в цель, создавая между ними трение. Зеницу мяукнул, его ноги сжались на бедрах Узуя, молча прося большего. Узуй дает ему больше, обрушиваясь на него в медленном темпе и сжимая в руке члены обоих.
Жар накопился внизу живота Зеницу, его бедра потеряли ритм по мере приближения его конца, и всего лишь несколькими сильными, твердыми движениями бедер он выманил у Зеницу оргазм, проглотил свой вопль удовольствия, баловал Зеницу когда он прижимался к нему ближе, пытаясь получить как можно больше удовольствия от этого.
Между ними прошел момент сладкой тишины, когда Узуй наслаждался гибким ртом Зеницу, прежде чем он отстранился, усаживаясь между ног Зеницу.
Первое, что он подумал, это то, что, безусловно, этот человек создан в божественных пропорциях. Он огромен, Зеницу не думал, что когда-либо встречал кого-либо такого роста, да еще и такого широкого, каждый его мускул и сухожилие — шедевр. Зеницу был бы напуган им, завидовал бы ему, за исключением того, что вся эта сила и красота предназначены для него, выбрал его, и он не знал, как и почему. Но это его, и он хотел всего этого, каждого дюйма бога перед ним.
Узуй ухмыльнулся ему снисходительно, самодовольно. Зеницу закатил глаза.
— Дорогой, — сказал Узуй, проводя пальцем по животу Зеницу, — Готов продолжить?
Зеницу посмотрел на лицо Узуя, затем на его член, затем снова на него. Он кивнул, еще больше раздвинул ноги. Узуй нежный, осторожный, наслаждался каждой частью этого процесса. Он провел долгую минуту, массируя анус Зеницу, приучая его к прикосновениям в таком уединенном месте. И когда его палец, наконец, проскользнул внутрь, он не торопился, исследуя его горячее, плотное тело, гладил его внутренности, находил места, в которых Зеницу чувствовал себя лучше всего, и уделял им внимание.
К тому времени, как Узуй уже разрабатывал его четырьмя пальцами, Зеницу вот-вот мог кончить снова, его тело покалывало с головы до ног, а разум полон блаженного белого шума.
— Пожалуйста... — умолял он, не чувствуя стыда, — Пожалуйста, я хочу тебя, я хочу тебя...
Узуй не терял времени даром, он вынул пальцы и прижался членом к разработанной дырочке Зеницу, а затем, не сводя глаз с покрасневшего, желающего выражения лица Зеницу, толкнул член внутрь.
Ничто из того, что он испытал, не подготовило Зеницу к тому, чтобы чувствовать себя так подавляюще, совершенно заполненным.
— Ты, — выдохнул Узуй, глаза полны желания, когда он осторожно держал себя неподвижно, — Ты так совершенен, как я себе представлял.
Слезы всё текли из глаз Зеницу; он слишком подавлен, чтобы ответить на вопиющее, обнаженное желание Узую иначе. Он никогда не подумал бы, что кто-то так сильно его захочет.
— Я хочу тебя сейчас и всегда, — сказал Узуй, его голос звучал сладко, словно мед, — Ты выбрал меня, я твой.
Зеницу не мог не протянуть руку, притянув Узуя ближе к себе, побуждая его двигаться, целуя каждую частичку кожи, до которой он мог дотянуться.
— Мой, — повторил он, — Ты мой, ты мой.
У него было так мало вещей, которые принадлежали ему, и теперь у него все, здесь, на этом алтаре, в его руках, отпечатано на его теле.
Их желание друг друга подпитывалось в круговороте восхитительного восторга, движения Узуя усилились, каждый его толчок как можно глубже врезался в Зеницу. Зеницу крепче зацепился, его руки и ноги обвились вокруг мужчины, занимающегося с ним любовью, его желание ясно в каждом звуке, который срывалось с его губ, записывалось в каждую слезу, катящуюся по его щеке.
Они снова поцеловались, небрежно и по необходимости, замкнутый круг желания. Их рты не могут быть разлучены.
Вот так они достигли пика вместе, как можно ближе друг к другу, а Зеницу рыдал в объятиях Узуя.
Это возвышенный, самый прекрасный момент в жизни Зеницу. Он никогда не чувствовал себя так: нужным кому-то, как сейчас. Он никогда, никогда бы не захотел перестать так себя чувствовать.
— Тебе никогда не придется... — шептал ему Узуй, проводя рукой по влажным от пота волосам Зеницу. — У тебя есть вечность, чтобы чувствовать себя так же, как сейчас...
Зеницу затянул мокрый слезливый вздох. — Правда?
Узуй поцеловал его в висок. — Я серьёзно.
Зеницу слышал в этих словах правду и верил.