Часть 4
24 января 2024 г. в 00:36
Ричард не бросается в подвал, где заперт Лино. Ричард не пытается придумать о чем же он будет спрашивать. Ричард вообще старается не думать, что второй предатель это Лино. Он не понимает, как за десятилетия не понял этого, но понимать и не хочет.
Первым делом он идёт в библиотеку, зажигает четыре свечи и садится за стол. Он не хочет заходить в свою комнату. Он не хочет чувствовать это неизбежное дежавю. Однако, необходимо составить список подготовленных ловушек, которые случайно могут захлопнуться. Смертей было слишком много, а потому систематизировать все сложно.
Он внимательно смотрит на стеллаж, который однажды свалился на него самого, обрывая очередной день. Это было страшно и одновременно привычно. Он столько раз задыхался в приступах надорской болезни, что казалось почти естественным, что он не мог дышать. Только, вот конца этого приступа не было. А ещё непривычен был вес книг. Дорогие, многие написанные от руки книги собирали в этой библиотеке целые поколения Алва. Они придавили его всей своей массой вместе с деревянным шкафом, а углы впивались ему в ребра, в живот, в шею. Он лежал под этим шкафом. Один. О нем даже не вспомнили. Это была одна из наиболее поганых и одиноких смертей самого Ричарда. Сколько раз от этого шкафа умирал Рокэ? На его глазах ни разу, но это не значит, что этого не было в один из дней «попробовать все».
Сколько ещё таких же шкафов способных убить вековыми знаниями? И стоят ли они только в библиотеке? Руки у Ричарда все ещё дрожат. Только он не понимает, от тренировки, от осознания роли Лино во всей этой паршивой комедии или от этого мерзкого воспоминания? В любом случае, самому разбираться со шкафами нет никакого смысла. Он просто записывает первый пункт «проверить шкафы на устойчивость». Подумав ещё немного дописал «везде».
Что вообще отныне безопасно в этом доме? Он помнит, как за одним из завтраков люстра в столовой стремительно полетела вниз. Окропив Ричарда и его кашу кровью эра. Он тогда нелепо застыл с поднятой ложкой у рта. Вокруг кричали служанки, Хуан кричал на кэнали, чтобы звали врача. Хотя Ричард мог бы и так мог сказать, что никакой врач тут уже не поможет. Люстра даже не висела над эром. Оборвалась одна из трёх цепей держащих ее. И она полетела как маятник. Сначала в одну сторону, практически снеся голову, от чего-то не успевшему пригнуться Алве, а на обратной дороге, чудом не задев замершего Ричарда окропила его кровью и чем-то серым. А тот все смотрел на то, как изувеченная голова эра откинулась на спинку стула. Кажется, он тогда даже на автомате засунул ложку в рот.
От этой мысли его передёргивает. Овсянку с клубничным вареньем он есть теперь точно не может. И с вишневым. И с малиновым. С любым вкраплением красного. Он нервно передёргивает плечами и дописывает «и все люстры». Благо их не очень много в особняке.
Он встаёт и начинает ходить вдоль окна. Осталось ли в этом доме хоть что-то что не вызывает ужасов в памяти? Он не хочет это вспоминать. Он так рад, что этот ад кончился, но вдруг это снова повториться. А для того, чтоб этого не случилось, Алва должен жить. Желательно целым и невредимым. Ричард передёргивает плечами. Пусть монсеньор сколько угодно говорит, что хранит его Леворукий, но кажется тот свою обязанность переложил на Ричарда.
Окделл смотрит в сторону конюшен, вспоминая печальную фразу, брошенную монсеньором после победы в Верасте. Тот был не прав, их коням суждено пройти ещё много хорн вместе. По воле Леворукого? Четверых? Обстоятельств? Положа руку на сердце он мог бы признаться, что теперь ни за что не смог бы покинуть этого мужчину. Даже, если бы ему приказали это сделать, а сам мужчина освободил его от присяги. Даже, если бы ему дали абсолютные доказательства, что Алва не Ракан, а тварь из гальтарского лабиринта. Даже если бы ему сказали, что если он не уедет, то это «завтра-вчера» будет случаться с ним постоянно.
Ричард не знает, почему именно он и Алва. Хотя и догадывается. Всё-таки завершается круг Скал, а Рокэ не имеет наследника. Однако, одно он знает точно — он не хочет в свой личный закат обратно. Он снова садится за стол. Пишет «Проверить замки стойл, проверить сено». Ему кажется, что этого недостаточно, но непонятно, как ещё дополнить этот пункт. Он не может понять почему лошади взбесились, а писать «проверить все» слишком расплывчато и глупо. Но что-то надо сделать! Это был кошмар. Его тогда чуть не затоптали. «Чуть» ключевое слово.
Алва столько раз спасал его шкуру в том закате. Спас и в тот раз. На каких-то неведомых рефлексах его оттолкнул, а сам успел только голову прикрыть. Кони были злы и напуганы, не узнавали своего хозяина, били передними и задними копытами, а изо рта пена валила. И на фоне этого безумия отчаянно ржал Моро, пытаясь вырваться. Единственный денник, который был закрыт — был его. А когда преданный конь выбил дверь, было уже все кончено. Он тогда так и лег рядом с искалеченным телом, носом уткнулся. Никого не подпускал к хозяину, только Ричарда почему-то. Конь смотрел ему в глаза, и они, впервые, тогда казались Дикону, глазами не закатной твари, но почти человеческими.
Он сидел прижавшись к боку Моро. Смотрел на тело и думал. Зачем же Алва это сделал? Зачем спасал? Зачем учил? Зачем доверял? Зачем вот оттолкнул? Это Ричард должен был, кидаться под пули предназначенные монсеньору. А монсеньор зачем-то кидается под коней за Ричарда.
Кажется именно в тот день он решил, что должен будет во чтобы то ни стало спасти Алву. Сидя вот так, в обнимку с Моро. Игнорирую беснующихся лошадей, которые не позволяли кэналлийцам подобраться к телу своего соберано. Лошадей, которых начали уже попросту отстреливать, чтобы пробраться к мужчине. Моро тоже тогда застрелили, а самого Ричарда оттолкнули, как вшивого щенка.
Ричард дописал «перебить ковры на центральных лестницах», даже не вспоминая конкретного случая. Просто потому, что головы из-за них разбивали не только Рокэ и Ричард, но и десятки других людей. Он даёт просохнуть чернилам сидя в тишине. Сейчас он отнесет это Хуану. Пусть тот распорядится это все быстро сделать. Затем поговорить с Лино. А затем пойдет и пустит пулю в того, кто спланировал все это. Ему уже не важно, кто это будет. Август Штанцлер, Альдо Ракан, Квентин Дорак или, даже, Его Величество Фердинанд Оллар.
Ричард вспоминает каркающий смех, сальные волосы и бледную до синевы кожу. Ричард вспоминает жизнь до Заката, где была дуэль, война, где были песни под гитару и был Моро поднятый на дыбы. Ричард вспоминает Закат, где Алва снова и снова его спасал, закрывал собой, дрался с ним плечом к плечу. Ричард вспоминал четыре дня после Заката, когда каждый вечер Хуан сомневался, что он останется помогать, сидеть рядом, просто сторожить сон.
Столько людей хотели быть в радости с герцогом Алва, но не было никого, кто был бы с ним в горе. А тот и верит в старое проклятие, потому и не подпускает. Только Ричард не верит в это. Он смерти не боится. Он уже умирал четыре раза. Не сказать, что Окделлу это понравилось, но вот живой Алва этого стоил.
Ричард прикрывает глаза и впервые на обратной стороне век он видел не личный кошмар, но прекрасное мгновение. Он снова видит Рокэ выглядывающего из окна. И кажется нет ничего прекраснее этой картины. Она настолько волнующая, что он даже пошевелится не может. В нем каменеет все от мысли, что ради таких моментов он готов умирать и убивать.
Окделл чувствует себя скалой. Он монументален в своем решении и своих чувствах. Он одинок в своем пути. И горе путникам, что попадут под движение скалы. А они начнут, потому что скалы помнят.
Ричард смотрит на догорающие свечи и произносит старый как мир заговор. И заговаривает он вовсе не себя. А человека, который отчего-то стал дороже всех. Человека, который хранит Талиг, который хранит правящую династию, который хранит самого Ричарда. Так пусть хоть кто-то будет хранить Рокэ Алву.
— Пусть Четыре Волны унесут проклятия от него, сколько б их не было. Пусть Четыре Ветра разгонят его тучи, сколько б их ни было. Пусть Четыре Молнии падут четырьмя мечами на головы его врагов, сколько б их ни было. Пусть Четыре Скалы защитят его от чужих стрел, сколько б их ни было.
Ричард встаёт и уходит из библиотеки, оставляя догорать свечи, скомкав список. Он отдаст распоряжение устно, все равно ничего внятного не получилось.