Под землей

      Ночь. В чаще леса, казалось, даже порождения ночи спрятались куда подальше, ни одного звука слышно не было.       Вдруг хрустнула ветка. Нет, все же, одно дитя тьмы находилось здесь сейчас, вот только зачем?       О'ни поднял голову, пытаясь высмотреть небо среди густых ветвей. Он запустил пальцы в светлые волосы, чуть улыбаясь.       Это место было просто идеальным. Даже днем вряд ли можно было сгореть на солнце, а в радиусе сотни километров не было ни души.       Конечно, в таком случае появлялась одна небольшая проблемка — нормально выйти на охоту было затруднительно. Но если бежать без остановки около двух часов, то еду добыть было возможно.       Здесь же, в этой чаще, стоял крохотный домишко, в котором, казалось, даже один-единственный человек будет жить в крайне некомфортных условиях. Впрочем, Доуму все устраивало. Ему не был важен размер наземной части данной постройки. Самое интересное скрывалось под землей. Демон открыл дверь, и, чуть нагнувшись, зашел внутрь домика. Здесь он проводил последние несколько дней. На данный момент его интересовал вовсе не футон, так и манивший своей мягкостью. Нет, его интересовал люк в полу соседней комнатки (о да, несмотря на тесноту, здесь даже было три комнаты). О'ни достал ключ, открыл тяжелый замок и потянул на себя дверь люка. Спуск был довольно неудобным, но через пару минут Доума был внизу. А здесь о тишине и речи быть не могло. В полутьме могло показаться, что на цепи сидит бешеное животное, так и рвущееся с цепи, рычащее и оставляющее глубокие борозды на полу. Когда демон зашел в подвал, грохот с рычанием лишь усилились. Места, в отличие от наземной части, было много. Поэтому Доума сейчас мог себе позволить остановиться в десяти метрах от рвущегося на свободу существа. — Еще не устал? — спросил вдруг светловолосый. — Не надейся! — О нет, ты неправильно все истолковал, мой дорогой друг, — весело сказал Второй, сокращая дистанцию. — Мне нужно, чтобы ты был полон сил и энергии, а ты их тратишь так отчаянно уже вторые сутки. И я бы даже сказал тебе, зачем ты мне так нужен, Аказа-доно. Но я это сделаю, если ты сядешь напротив, и мы поговорим, как разумные существа. Доума сел на пол в метре от своего заключенного, в ожидании уставившись на него. На удивление, Аказа сел напротив. Лишь янтарные глаза, полные неприкрытой ярости, мерцали в полутьме. — Тебе нравится цепь? Ее было так сложно добыть, — тоскливо протянул Второй. — Она сдерживает техники, ты ведь понял уже? Редкая вещь. — Кажется, ты собирался поговорить о другом. — Кажется, ты не в том положении, чтобы ставить мне условия, — усмехнулся Доума. — Впрочем, да, я скажу. Мне просто нужно твое тело. Аказа нахмурился, чуть склонив голову набок и непонимающе смотря в усмехающиеся разноцветные глаза напротив. Второй ударил его наотмашь, продолжая улыбаться. — Думай лучше. Розововолосый недобро сощурился. В ответ он не ударит — не дотянется попросту. Но Доуме, казалось, было плевать, даже если ударит. И он придвинулся ближе, хватая короткие волосы и крепко удерживая, после чего припечатал Третьего головой об пол. Тот зарычал приглушенно, пытаясь освободиться от чужой хватки. Голова опять встретилась с полом. Неприятный хруст костей разнесся по подвалу. Пока Аказа регенерировал, светловолосый повалил его на пол, усаживаясь на спину. — А ты знаешь, почему ты не сможешь освободиться от цепи, оторвав себе голову? Только я могу ее снять. Он громко рассмеялся, пока тело под ним отчаянно извивалось. Доума вывихнул чужую руку, переламывая ее в разных местах. Кости пробивали мясо и кожу, кровь окрашивала когтистую руку алым. — Тебе не достаточно людей? Они хотя бы кричат. — Нет-нет, мне не нужно твое тело для того, чтобы издеваться таким образом. Ты же знаешь, я так тебя люблю, и для этой любви твое тело и нужно. Светловолосый еще шире улыбнулся, после чего слез с Аказы и сел на пол, прислоняясь к стене. — Скажи, ты правда мне верил? И веришь до сих пор? Брови Второго изогнулись, глаза смотрели как-то непривычно жестко. Третий поднялся, усаживаясь напротив него. — Я… Слова комом застряли в горле. Розововолосый просто лег на пол, повернувшись лицом к стене и не желая отвечать. Да, он верил. Он верил и любил без памяти. И ненавидел одновременно. А еще больше ненавидел себя за все эти чувства. Но демонам, видно, и правда не нужны были чувства. Они сломали, как и в человеческой жизни. Они подвели. И сейчас он лежал на полу, злобный цепной пес, который раз в жизни доверился кому-то и тут же об этом пожалел. — Ты обиделся? — Доума прикоснулся к чужому плечу. Третий нервно дернулся. Ему не хотелось сейчас говорить. Ему не хотелось показывать слабость. По сравнению со Второй Луной он и без того был ничтожеством. — Я могу искупить свою вину. — Ты не… Глаза широко распахнулись от удивления, когда Доума навалился сверху, врываясь в рот развязным поцелуем. Его, Аказы, слабость. И светловолосый знал каждую. Язык мягко, на настойчиво давил на чужой язык, водил по ровному ряду зубов, цепляясь за клыки и заполняя рты кровью. Розововолосый чуть постанывал в поцелуй, абстрагируясь от реальности, от того, что сейчас шею сковывал железный ошейник, а сам он лежал на холодном полу подвала. Руки Доумы лезли под одежду, гладили мягко, а после когтями разрывали чужую кожу. Потом с пола поднялись, и вот уже Аказа садится на колени светловолосого, расстегивает пряжку его ремня, вытаскивает возбужденный член и надрачивает. Насаживается медленно с громким стоном, но опомниться Доума не дает, вцепляясь в бедра Третьего и начиная резко двигаться, выбивая новые стоны. Валит опять на пол, вбиваясь в тело Аказы. Янтарные глаза закатываются от наслаждения, из глаз ручьем текут слезы. Больно, но именно так он любит. Любит без нежности и без лишних прелюдий. И Доума знает. Пользуется. Розововолосый сильнее разводит ноги в стороны и выгибается. Стонет громко, высовывает язык, с которого течет густая слюна. Он голоден, но показывает это лишь так. Он не хочет делать больно Второму, но в ответ на это получает равнодушие и холод. — Еда будет часов через пять. Подождёшь? — А у меня есть выбор? Аказа вновь лежит на полу. Весь измазанный грязью, собственной кровью и спермой. От сильного пинка в лицо темнеет перед глазами, но лишь на секунду. — Не зазнавайся. Мне нужно лишь тело, — говорит Доума уходя. Скалится в жестокой улыбке. Третий лишь провожает непонимающим взглядом. Это все и правда было ложью? Чувства и эмоции, действия.. Они были наглым обманом, в который Аказа верил долго, отказываясь принимать действительность. А где она, эта действительность? На холодном полу подвала. В грязи. Может, он этого заслуживал? Послышались знакомые шаги. Демон поднялся с пола и пошёл на звук. Цепь лязгнула по полу и натянулась, не давая идти дальше. Его облили ведром холодной воды. — Не ложись на пол, иначе опять будешь грязным. Третий фыркнул, все же слушаясь. Тем более, лежать в пыли лучше, чем в грязи. А на полу сейчас грязь. Доума подошел к противоположной от входа стене, кладя возле нее старый-старый, тонкий футон. — Вот теперь можешь полежать. Второй улыбнулся. Ему не страшно было стоять спиной к «дорогому другу». Он не ударит. Он слабый от своих глупых чувств. А вот ему, Доуме, плевать. Аказа для него лишь тело, которое всегда можно использовать; прекрасное, гибкое, сильное тело. Розововолосый долго смотрел в сторону выхода из подвала, долго ещё чувствуя родной, дурманящий запах Доумы. — Вот я и вернулся. Раньше даже, чем обещал. Из рук Второй Высшей отчаянно рвалась молоденькая девчушка, истекающая кровью. — Всего одна, но ты только посмотри, какая прелестная! Наверняка очень вкусная… — Я не буду есть. Аказа нечитаемым взглядом смотрел на о'ни и умирающую девушку в его руках. — Ах, да, ты же даже никогда не убивал женщин! Какой кошмар. — Я не буду ее есть, — громко и уверенно проговорил Третий. Разноцветные глаза полыхнули в темноте безумным огнём. — Да что ты говоришь. Второй бросил девушку на пол в паре метров от Аказы. — Тогда смотри, как она умирает. Цепь громыхнула об стену и резко натянулась — Третий пытался дотянуться до несчастной, которую Доума решил притащить ему в качестве еды. Девчушка, словно обезумев, попыталась ползти к Третьему, словно чувствуя — он не тронет. Да, он демон. Да, перед ним человек, истекающий кровью, запах которой сейчас перебивал все мысли, соответствующие личным принципам. Но девушку он не съест. Светловолосый наступил ей на спину, продолжая улыбаться безжалостно. Изо рта несчастной потекла кровь, она попыталась кричать, но из горла вырывались лишь неясные хрипы. Доума потянул ее руки назад, выворачивая. Девушка закричала все же, закричала так, что уши закладывало. Все это, вкупе с рычанием Аказы и звоном цепей, создавало ощущение, словно они оказались в одном из кипящих котлов ада. — Да отпусти ты ее! — Она уже не жилец, — жестко ответил Второй, оттаскивая свою жертву за волосы подальше от розововолосого. Он распорол ее руку когтем, подцепляя край раны и сдирая кожу. Девушка билась и кричала, не переставая, а плененный демон так и рвался с цепи. — Я скормлю ее тебе кусочек за кусочком, пока ещё бьется ее сердце. — Я не буду ее есть! Девчушка вдруг затихла. Доума перестал улыбаться. — Если ты думаешь, что ее смерть не даст мне насладиться по полной — ошибаешься. Демон оскалился и притянул к себе труп, лежащий на полу. Поглотив ее, он направился в сторону Третьего, который инстинктивно дернулся к стене. Прошло всего два дня, а он уже был похож на загнанного зверя, который боялся даже шаг сделать в сторону своего хозяина, если так это можно было назвать. — Ну что ты, Аказа-доно. С каких это пор ты стал меня бояться? Терпеть то, как его унижают, розововолосый все же долго не мог. Он поднялся с пола, вставая напротив Доумы и сверля его яростным взглядом. — Ну, чего ты ждешь? Светловолосый раскинул руки в стороны, улыбаясь. — Ты ведь ничего мне не сделаешь, — уверенно заявил он. Аказа сорвался с места, пытаясь задеть хоть одним ударом Вторую Высшую. Тот уворачивался сначала, лишь смеясь, а после раскрыл вееры и раскроил чужую кожу на лоскуты. А после прижал к стене, шепча вновь на ухо лживые слова о любви, и от этих слов, от ледяных рук Аказа терялся, не зная после этого, что же делать. Прошло полгода. Третий не ел, Третий наблюдал, как одна девушка за другой мучительно умирают в этом подвале. Третий слабел, ежедневно подавлял приступы бешенства при Доуме и чуть не лез на стену, когда светловолосого не было. Нет, о любви уже нельзя было говорить. Эти чувства были больной привязанностью, остатком тех эмоций, что были когда-то. Светловолосый был зависимостью, от которой никак нельзя было избавиться. Собственно, и выхода никакого не было. И снова его притягивали к паху за отросшие пряди, яркий цвет которых за это время стал уже грязным. Таким же грязным, как и сам Аказа. Он отсасывал старательно, убирал зубы, вылизывал чужой член. Чуть не валился на пол от усталости. А потом Доума вырубал одним ударом. Позже светловолосый чуть не впихивал ему в глотку куски человеческой плоти, чтобы тот не умер от голода. Ещё через пару лет от Аказы ничего уже не осталось, ничего от того сильного о'ни, коим являлся, ничего от Третьей Высшей. Спутанные грязные волосы спускались до талии, цвет уже невозможно было разобрать, особенно в полутьме подвала. Он насквозь пропах гнилью, кровью и потом. Одежда — лохмотья, которые кое-как держались на худых плечах. Третий стал животным, послушным и пугливым. Ел то, что давали, подставлял задницу или рот, когда хотели взять. Взять нагло и грубо, вжимая в пол и окончательно смешивая с грязью. Регенерация все понижалась и понижалась, следы особенно сильных ударов не проходили часами. Ещё через пару лет он перестал даже ходить, все больше напоминая пресмыкающееся. Уже не стонал, когда его жестко втрахивали в порванный старый футон. Лишь смотрел потускневшими глазами в стену, все пытаясь понять, что же он такое. А в какой-то день Доума не вернулся. Не шел и не шел. Аказа беспокойно метался по полу, пытаясь учуять знакомый запах, который с каждым часом все больше смешивался с вонью подвала. Через неделю он услышал звон цепи, услышал, как открывается дверь подвала. Запах был знакомым крайне смутно, но это точно был не светловолосый. Охотники. Третий слабо зарычал, забиваясь в угол. — Ну и где он? — послышался недовольный голос. — Вот он, Гию-сан. Последний голос послышался совсем рядом, а после цепь около стены зазвенела и кто-то потащил демона к выходу. Непривычный свет резко ударил в глаза. О'ни зашипел, вновь скрываясь в подвале. — Нужно задернуть шторы! Аказа-сан, выходите. Слышать своё имя из чужих уст было непривычно. А так его не называли уже сотни лет. — Я Танжиро. Танжиро Камадо. Вы меня не помните? Демон понял взгляд на парня, который стоял сейчас перед ним. Почему? Почему тот, чьего наставника он убил несколько лет назад, стоял здесь сейчас, никак не понимая, что за существо перед ним предстало? — Не стоит с ним возиться, — сказал темноволосый охотник, стоявший рядом. — Он ничего нам не сделает, Гию-сан. Только сейчас Аказа подметил, что мальчишка был слеп на один глаз. Катаны на поясе не было, как и у Гию. И формы охотников не было. — Наступит ночь, и можно будет увезти его отсюда. Томиока фыркнул, опускаясь на пол и прикрывая глаза. Бывший столп так и не мог понять, зачем Танжиро притащил его сюда. Но отпускать одного было опасно. Пока Гию спал, Камадо возился с цепью на шее демона. Сначала Аказа не давал подойти близко, но после, когда оказался загнанным в угол, лишь отвёл взгляд и наклонил голову, обнажая шею и железный ошейник. Танжиро вытащил его из угла и после часа стараний снял наконец-то цепь. Третий потирал шею, на которой после нескольких лет заточения отсутствие металла казалось непривычным. Ближе к утру следующего дня он сидел в незнакомом поместье. Гию не было, как и других охотников. Был лишь старший Камадо, который сюда его и привёл. Парень подошёл к о'ни и без тени страха в глазах протянул к нему руки, открывая клыкастый рот и рассматривая глотку. — У Вас не повреждены связки или язык. Почему Вы молчите? После долгого молчания демон наконец проговорил сиплым голосом. — Зачем? — Мы с Гию-саном бились с Вашей точной копией, как позже выяснилось. И я решил узнать, что же случилось именно с Вами. — Зачем? Я убил Ренгоку, я доставил тебе боль, — шипел демон. — Я убил уйму столпов и до него. — Охотников больше нет. Демонов больше нет. Большинство столпов убито. Жить прошлым — не смысл жизни, — прошептал парень, улыбнувшись. Танжиро наклонился, хватая демона под мышки и пытаясь поставить на ноги. Аказа чуть пошатывался, но все же потащился вместе с бывшим охотником в противоположную сторону особняка. Камадо сел на ступеньку лестницы и велел Аказе сесть к нему спиной, после чего взял ножницы и начал обстригать чужие грязные волосы. А после этого потащил отмываться. Через пару часов демон наконец более-менее напоминал себя прежнего. Но до сих пор жался по углам, стремясь найти у стен защиты, что казалось Танжиро крайне странным. — Как успехи? В дверь зашел высокий светловолосый мужчина, позади которого тащился с недовольной миной Томиока. — Узуй-сан! Томиока-сан! Проходите. Камадо улыбнулся гостям. Отставные охотники тяжелыми взглядами смотрели на о'ни, забившегося сейчас в угол комнаты. — Так значит, вот он каков, последний выживший демон, — усмехнулся Тенген после минутного молчания. — Последний? — вид у Аказы был такой, словно его стукнули тяжелым мешком по голове. — А кто, по-твоему, должен был остаться? — вдруг подал голос Томиока. — Что вы сделали с Доумой? — зашипел Третий, подскакивая вдруг к мужчинам. — Тише, тише, тише, — Узуй скрутил его руки за спиной, ухмыляясь. — Был пойман и убит. Мы никак не ожидали, что через несколько лет после той битвы останется хоть один демон. А нет, вас было двое. Демон каким-то пустым взглядом посмотрел на Танжиро, словно говоря: «Почему ты не убил меня сразу?» Хотя стоило задавать другой вопрос. Вопрос самому же себе. Почему он так любил светловолосого? Почему так любил ту тварь, что довела его до такого состояния? Почему было сейчас так больно, хотя ему даровали долгожданную свободу? Зачем.. Мучительная боль, пульсируя, разрасталась где-то в груди. Нет, нет, нет!.. Вторая Высшая не могла быть убита так просто… Вдруг Аказа заметил клинок на поясе Томиоки. Но… Почему? Ведь, по их словам, организация охотников была расформирована. О'ни вырвался резко, выхватывая клинок из ножен и отсекая себе голову. Немая сцена. Танжиро застывает, пораженно наблюдая за головой демона, медленно катящейся по полу. Гию смотрит равнодушно на падающее дело. Тенген уже не улыбается почему-то, наклоняется и поднимает упавший клинок, протягивая его Томиоке.