Три раза, когда Эйса ошибался

1. Эйса делает глубокий вдох полной грудью и вытирает вспотевшие ладони о реквизитные брюки, забывая о свойстве ткани впитывать в себя любую влагу и оставлять на ней пятна на несколько тонов темнее. Он неуверенно переминается с ноги на ногу, неудовлетворенно и сконфуженно шипит на себя за эти минуты слабости и трусости, чувствуя, как внутри все неприятно сжимается. Парень оборачивается только на секунду, но уже за этот короткий промежуток успевает заметить смешки новоиспеченных знакомых и их эмоциональные жесты, крупные взмахи руками, призывающие его к действию. – Ну, смелее же! – сдавленным голосом приказывает ему Шути, разразившийся очередным приступом исключительно дружеского хохота. Эйса терпеть себя не может за свое несносное глупое упрямство. Теперь он вынужден «головой» отвечать за свою худшую черту характера и позориться перед всеми. Позориться перед ней. Перед Эммой. И все из-за его абсолютного неумения отказывать и соскакивать вовремя с предложений, весьма сомнительных для него. Но не мог же он в свои первые съемочные дни показать, что не может даже заговорить с девушкой, которая его так заинтересовала! И хватило же ума заикнуться об этом… И кто его вообще за язык тянул? Надо было молчать и вообще не поднимать глаза на Макки, чтобы никому и в голову не пришло подозревать его в симпатии к самой красивой девушке каста. Этот Шути не понравился ему с первых же секунд. Слишком открытый, слишком громкий, слишком общительный. Его вообще пугали люди, которые могли разговориться за две минуты и стать лучшими друзьями за пять. Эйса был не такой. Ему нужно было время, чтобы довериться кому-то и ослабить бдительность. Сложно рассказывать о себе и своих интересах, когда не уверен в человеке и его адекватности. Нужно сначала узнать друг друга, обозначить личные границы, а уж потом рассуждать о любимых группах и делиться воспоминаниями о том, как прошло последнее Рождество. Так вышло, что у них с Эммой не было еще ни одной совместной сцены, оттого он чувствовал себя еще более неуверенно. Она была для него словно закрытая книга без обложки, которую он даже приоткрыть опасался. Они пересекались несколько раз, а в первый день они только скомкано представились друг другу. Точнее, так показалось Эйсе: он сбивчиво пробубнил ей свое имя, а Эмма дежурно ему улыбнулась и сообщила, что будет рада поработать вместе. Естественно, ради вежливости, разве с ним бывает иначе? Есть у него ещё один весомый недостаток помимо нескончаемого упрямства – обращать внимание только на недоступных девушек, которые обычно его и на метр к себе не подпускают или смотрят пристальным презрительным взглядом, от которого ему хочется спрятаться и упаковать себя в защитную оболочку на долгое время, пока смущение и страх не отступят. Ему кажется, что Эмма недостижима. У нее очень красивые яркие глаза, которые ей подводят темным карандашом, подчеркивая их глубину, и строгий взгляд. А когда она сосредоточена, ее губы превращаются в одну сжатую линию с острыми краями. Она выглядит взрослой и серьезной, ничего в ней и ее внешнем виде не оставляет ни единого шанса на наивный характер, так что непринужденного поверхностного разговора Баттерфилд даже не ждет. Ее волосы собраны в небрежный хвост, из которого выбиваются пряди, образуя гребни прямо на ее затылке, но не смягчая для Эйсы ее образ. Она переворачивает шелестящую страницу книги, название которой он никак не может разобрать с расстояния, но решает зацепиться именно за эту деталь. Эйса и сам любит отвлечься хорошей книгой в свободный вечер, если ему удается выкроить пару часов, поэтому решает, что вполне может поддержать разговор, имея такой туз в рукаве. Баттерфилд неосторожно делает ещё пару шагов навстречу, оказавшиеся слишком резкими, привлекая ее внимание, и понимает, что обратного пути уже нет. Будет странно податься в бегство прямо сейчас, момент будет безнадежно упущен, а вопросов к нему станет еще больше. Придется быстро собраться с мыслями и попытаться не облажаться. Эмма поднимает на него глаза. Он никак не может прочесть в них первое впечатление Макки о нем. Лицо девушки осталось для него нечитаемым даже спустя пару секунд внимательного созерцания, она приоткрывает губы, чтобы что-то у него спросить, но Эйса оказывается первым: – Читаешь? Что за книга? – выпалив это, он внутренне кусает себя за свою резкость и нервозность, искренне надеясь, что для девушки это прозвучало буднично и максимально дружелюбно. Она пару секунд рассеянно глядит на него, а затем ее губы расплываются в медленной улыбке, даже немного саркастичной, как показалось Баттерфилду. – Я? Да вот, перебирала коробки дома, нашла. – Она закладывает палец между страниц, чтобы не потерять место, где остановилась, показывая ему обложку. – Просто недавно переехала на новую квартиру. – Анн-Софи Брасм? – он едва успевает пробежаться глазами по обложке, как она снова разворачивает книгу к себе, смутившись такому повышенному вниманию к ней и ее интересам в чтении. – Впервые слышу. – Французская писательница, – поясняет Макки, словно пристыживая его за невежество, и у Эйсы краснеют уши, а затем шея, и он весь покрывается алыми пятнами. – Да это так, просто. Ну, знаешь, досуг. Ничего серьезного. – Мне тоже нравится литература. Всякая. Французская тоже, – в спешке добавляет он, чтобы не предстать перед ней большим ослом, чем сейчас. – В смысле, особенно французская. – Не знала, что ты такой фанат нашей культуры, – ее смешит неловкость Эйсы, но совсем немного. Гораздо больше умиляет. Она старается держать эмоции внутри, но улыбка сама по себе вырисовывается на ее лице. Плечи Эйсы немного опадают и в то же время расслабляются. Эмма заметно сбавляет градус своего устрашения, и ему гораздо проще смотреть ей в глаза без стеснения и опаски. Парню на мгновение стало казаться, что они смогут общаться и, возможно, даже дружить. Только на мгновение. Секунда драгоценного спокойствия и комфорта неожиданно прерывается звонком ее телефона: она откладывает книгу, извиняется перед Эйсой и укрывается в трейлере. Выражение ее лица за секунду меняется: со спокойного и размеренного до напряженного и замученного. Словно с ней приключилось что-то неприятное. Баттерфилд чувствует себя неловко. Он, конечно, никогда не верил в гороскопы, но прочитав сегодня утром прогноз для Овнов, целый день ждал какого-то подвоха, даже подсознательно нарывался на него. Может, поэтому он повелся на такую глупую манипуляцию? Он не верил в астрологию, но постоянно искал ей всяческие подтверждения, хотя искренне считал эти прогнозы и характеристики ловушками мозга. День после этого нелепого столкновения длится для него бесконечно долго: вливаться в стезю всегда немного сложно. Клишированное выражение «входить в роль» немного не об этом, но что-то явно очень близкое. У любого проекта есть свой ритм, к которому важно подстроиться. К этому нужно быть готовым. Он сегодня отлично поработал с Джиллиан, и она показалась ему потрясающей, вне всяческих ожиданий. День складывался как нельзя лучше в рабочем плане, некоторые из коллег даже делились с ним впечатлениями о предыдущих работах и хвалили его за профессионализм в столь юном возрасте, но он все время думал о том прерванном несостоявшемся разговоре, который ввел его в некоторый ступор. Эйса никогда бы не подумал, что такая мелочь может так его разочаровать и сбить с толку. Со съемочной площадки он уходил совершенно выжатым. Он спешно шел, глядя вниз, под ноги, и бесконечным потоком мысли мучил себя, рассуждал, что нужно было сказать, чтобы вышло по-другому, не так стыдно и по-детски. Рассуждал о том, что ему стоит потренироваться или прорепетировать в следующий раз, прежде чем начинать разговор. Особенно с девушкой. Особенно с Эммой. С девушкой, с которой ему ещё предстоит тесно работать и общаться, и, судя по прочитанному сценарию, даже сыграть в любовь. – Эйса! – Эмма окликает его и заметно прибавляет шаг, так, чтобы догнать высокого парня. Он начинает думать, что она поджидала его специально. – Извини, что мы не договорили. Прервались. – Она очаровательно ковыряет ногти и делает виноватое лицо. На ней больше нет темного макияжа, одета она гораздо проще - только светлая футболка и темные брюки, а лицо выглядит мягче и светлее. – Может, сходим с тобой выпить кофе как-нибудь? Или чай, – она глядит на него прямо, снизу вверх, и Баттерфилд поражается ее смелости и мужеству. Он бы никогда не решился так подойти к ней. – Ну, чтобы обсудить французскую литературу или ещё что-нибудь. – Ее хитрая широкая улыбка растапливает сердце Эйсы, и он согласился бы, даже если обижался. Хотя обижаться было не на что. Эмма оказывается совсем не страшной, а милой, доброжелательной и улыбчивой. И его ожидания о колючем и стервозном характере разбиваются о реальность, где Эмма - отличный собеседник и слушатель. Он и не догадывался поначалу, что Эмма заказала ему горький неразбавленный эспрессо только для того, чтобы погадать ему на кофейной гуще, а не из желания проверить его на снобизм. - Похоже, тебя ждёт интересное знакомство. - Она на секунду прерывается от телефона, прочитав значение проявившейся картинки и снова заглядывает в запятнанное блюдце. - И это приведет к страстному роману. Поздравляю, ты прям счастливчик. Эйса смущенно посмеивается, и почему-то внутри у него поселяется тёплое чувство какого-то ожидания, хотя он даже не верит в эту эзотерическую чушь. Какая приятная ловушка мозга. 2. Эйса крепко удерживает Эмму на себе и, словно загипнотизированный, смотрит на ее грудь и ключицы, выпирающие на ее хрупком теле. Она выглядит до того удовлетворенной, расслабленной и сексуальной, что Эйса готов держаться вечность, испытывая себя и свой организм на прочность, лишь бы всегда видеть ее такой довольной и счастливой. Она плавно покачивается на нем и часто дышит, прикрыв глаза, а ее щеки и губы горят алым цветом. Он еще никогда не видел таких красивых девушек. Эйса проводит ладонью по ее животу и задевает мягкую упругую грудь, погладив и удержав ее в своей руке, с упоением сжимая и вызывая в ней очередной громкий вздох. Баттерфилд до сих пор не понимает, как это могло произойти, как они оказались в одной постели. Они ведь не пили вообще ни капли, даже не успели приступить: вино, принесенное Эммой в качестве небольшого «презента» якобы для того, чтобы не приходить с пустыми руками, так и осталось нетронутым. Эмоциональных потрясений не было ни у кого из них, Эйса в этом уверен, хотя он очень не любит расспрашивать о таких личных вещах. Боится задеть чувства и не суметь потом ничем помочь. Эмоциональная поддержка - явно не самая сильная его сторона, зато эмпатии хоть отбавляй. В итоге потом обе стороны в проигрыше. Лучше молчать. Во всяком случае, Макки не выглядела, словно была несчастна или расстроена, когда по обыкновению навестила его вечером, даже напротив, была необычайно весела и энергична, будто ей удалось встать не раньше двенадцати часов дня и как следует выспаться. Все должно было пройти стабильно и буднично: он заказал несколько видов роллов и немного лапши на пробу из ресторана, который посоветовала ему девушка. Торт, который подарил ему Шути на день рождения, он предлагать не рисковал: тот целую неделю простаивал у него в холодильнике, а Эйса так и не осилил съесть даже половину. Они с Эммой частенько собирались вместе, обсуждали свои планы, делились впечатлениями о поездках и прошедших днях, даже репетировали иногда. Эйса удивлялся нескончаемому трудолюбию своей подруги: Эмма могла весь день провести на съемочной площадке, забить мышцы ног до ноющей боли, а затем предложить Баттерфилду прогнать наедине ещё пару совместных сцен на нейтральной территории. Он всегда внутренне усмехался этому ее выражению и подозревал, что на французском языке понятие «нейтральная территория» носило в себе другое значение, ведь они в конечном итоге каждый раз направлялись именно к нему. Но он не показывал виду, что его это забавляет, почему–то он никогда не позволял себе подколов в ее сторону. Боялся сказать что-нибудь не так и отвернуть ее от себя хотя бы на секунду. Вечно у него в голове вертелась одна и та же параноидальная, тревожная мысль о том, что он сможет ее легко потерять, и она прекратит с ним общаться, узнав о нем какую–то новую случайную деталь из его жизни, которая Эмме придется не по вкусу. Никак не мог поверить, что девушке, которая ему очень нравилась, будет интересно знать о его примитивной и скучной жизни, слушать его глупые шутки и считаться с его мнением по поводу просмотренных вместе фильмов. Он помнит, как она уже довольно по-хозяйски расположилась на диване в гостиной, с довольным видом стукнув темной бутылкой по столу и откинув голову назад, освободив ноги от стягивающей обуви, разминая пальцы, с блаженством выдохнув. –Устала? Я могу набрать тебе ванну, – со всей своей детской непосредственностью, присущей ему, предложил он, даже не отрепетировав эту фразу у себя в голове. – «Двадцать одно» подождет, а ужин я подогрею. Ничего страшного, если мы поедим позже. Она странно на него посмотрела. Повернула голову и растянула свою прежнюю немного язвительную улыбку, когда он делал что-то нелепое, глупое или смешное, а в глазах промелькнул коварный и хищный блеск. Он прокрутил свои же слова в голове еще раз, думая, где просчитался и что сказал не так, но Эмма вдруг перебила его мысли: – Думаешь, это будет уместно? – Она перебросила ногу на ногу и поерзала на месте, удобнее устраиваясь на диване, будто готовясь к прыжку. – Конечно, – непонимающе продолжил Эйса, сев рядом с ней. – У меня есть фен, полотенце. И тапки я тебе могу дать. А халат могу свой одолжить, второго у меня нет, – смущенно почесав шею, продолжил он, подумав, что мог бы и приобрести халат для Эммы, раз она так регулярно появляется у него и является самой частой гостьей, укорив себя за непредусмотрительность. – Еще нет. Макки продолжала странно смотреть на него. Будто уже была под кайфом или чем-то еще, но алкоголем от нее определенно не пахло. Её веки были чуть расслаблены, а грудь медленно и глубоко вздымалась. «Переутомилась, наверное»,– пронеслось у него в голове. Он чувствовал ее теплое дыхание и видел в потемневших глазах блики от лампы, включенной неподалеку, освещающей ее совершенное лицо своим теплым светом. А когда она начала приближаться к его лицу, живот скрутило приятным узлом, и внутри будто что-то перевернулось. Она хотела его поцеловать. Эйса сомневался до последнего. Думал, если сейчас поцелует ее, пути назад не будет. Поцелуй – это не то, что можно открутить назад. Слова можно оправдать чем-то, всегда можно дать заднюю, соврать, в конце концов, о недопонимании. Но поцелуй – вещь крайне однозначная. А если это не то, чего она хочет? А если он все это себе придумал? Если он не так ее понял и увидел то, чего на самом деле нет? Но он закрыл глаза и решил рискнуть всем тем немногим, что у него только было, чтобы получить то, чего он так сильно хочет. Они неожиданно столкнулись губами, и Эйса сперва даже ничего не почувствовал, но когда она приоткрыла рот и вовлекла язык в его рот, он едва не задохнулся. Его всего затрясло, и Баттерфилд не знал, куда деть свои руки, поэтому машинально положил их на талию подруги, которую такое положение дел максимально устроило. Это был самый приятный поцелуй, который у него был, самый взрослый и самый красноречивый, будто Эмма ему что–то говорила на несуществующем языке то, чего не могла произнести вслух. Она запустила пальцы в его волосы, и после этого он окончательно потерял ощущение пространства и времени. Был только он и девушка, в которую он был по уши влюблен. И которая сама его поцеловала. Баттерфилд так спешил, что Макки едва поспевала за ним, отрывалась, вдыхала побольше воздуха и снова впечатывалась в его губы, издавая звуки влажного и страстного поцелуя. А когда он перенял у девушки инициативу и сам запустил язык в её влажную теплую глубину рта, Эмма простонала от удовольствия. Кажется, именно на этом моменте, мозг Эйсы окончательно оказался в нерабочем состоянии. Они так быстро раздевались, что он не мог вспомнить, когда именно они полностью обнажили себя друг перед другом. Но Эмму будто этот факт не особо смущал и интересовал: она касалась губами его шеи, плеч и груди, будто делала это целую вечность. И Эйса подумал, что лучше уже быть не может. А затем она легла сверху, и весь мир словно рухнул и перестал существовать. Баттерфилд откинулся назад, ужасно мокрый и расслабленный, будто только что тягал не меньше ста килограммов на своих плечах. Еще бы! Он держался изо всех сил, чтобы довести ее до конца. Будь его воля, он бы кончил в первые десять секунд от перевозбуждения и избытка чувств, словно восьмиклассник. Но Эмму было разочаровывать нельзя, и его старания не прошли даром, она осталась вполне довольной. Устроилась на его груди, словно была в фильме про спецагента и его очаровательную подружку, глядя на него нечитаемым взглядом и щекоча губами его подбородок. – Я думал, что не нравлюсь тебе. – Эйса бурчит еле внятно, надеется, что она не услышит и проигнорирует его необдуманную реплику. С ней всё так странно. Он почти полностью перестал себя контролировать. Язык не подчиняется ему, задает вопросы именно на те вещи, на которые ему хочется знать и слышать ответы. – Тупица, – выдыхает она ему в шею и смеется. – Я уже два месяца окучиваю тебя. – Ты меня? – он задыхается в возмущении, но она моментально тушит его приступ праведного гнева, нависая сверху и утягивая в сладкий расслабленный поцелуй, поглаживая щеку любимого мальчика. Спустя полчаса она шутливо спрашивает его о том, в силе ли его предложение о ванне и не захочет ли он присоединиться, если это для него не слишком, но Эйса теряется и снова усиленно думает. Они теперь парень или девушка? Типа пара? Или он все неправильно понял? 3. Эйса не понимает, как мог согласиться на эту поездку в такой невыносимый день. Хотя кого он обманывает? Все он понимает. Эмма два часа уламывала его и убеждала в том, что будет весело, и ему стоит сменить обстановку, свои четыре стены и джойстик в руках на летние пейзажи и романтику в палатках. И что, конечно же, это впечатления на всю их оставшуюся жизнь. Это же так здорово - отдых на природе. И в конце концов он сдался. Не нашел причину для отказа. Перед такими аргументами не устроишь. Баттерфилд даже съездил за походной машиной отца, запихнул сложенную палатку в багажник, собрал им продуктов на несколько дней, подумав о разнообразных вкусах всех своих друзей. Даже позаботился о дождевиках на всю их компанию. И что его ждало? Адский зной, невыносимая духота, от которой не спасали даже кондиционеры. Солнце жарило, будто на сковородке. Эйса почувствовал себя мокрым уже после пары минут пребывания в машине. А Эмма выглядела как всегда, будто пять минут назад сошла с обложки глянцевого журнала. Волосы были аккуратно уложены и не пушились, даже не были мокрыми от изнурительной духоты. Она предусмотрительно надела лёгкое полупрозрачное ситцевое платье, которым она прикрывала чуть влажные от высокой температуры бедра. Не то, чтобы Эйса засматривался и сексуализировал ее. Просто обратил внимание. Он находил ее очень и очень привлекательной, и каждый раз находил в ней что–то новое, что ему несомненно нравилось в ней. В прошлые выходные они заехали в гости к его родителям. «Смотрины», – едко и с шутливым неудовольствием Эмма прокомментировала это событие. На самом деле она просто притворялась, что эта идея ей не по вкусу. Она просто находка для любых предков. Макки может завязать разговор с любым человеком, вне зависимости от его пола, возраста, расы и религиозных предпочтений. Эйса искренне не понимал, что такая девушка нашла в таком, как он. Нелюдимом, скованном, отстраненном. Эмма была очень милой и всем безумно понравилась, Эйса понял это по одобрительным кивкам и улыбке его матери. Ну кто бы сомневался, разве Эмма может не понравиться? Их рассадили за разные диваны друг напротив друга, как на собеседовании, и Эйса вдруг оказался не у дел, а пересаживаться было как-то неловко перед родителями. Он надеялся, что сможет держать ее за руку весь вечер, а она как обычно будет успокаивающе щелкать костяшками его длинных пальцев, и он не будет так нервничать, но ситуация оказалась куда прозаичнее. Эмма сидела прямо перед ним, и он, проходясь по ее фигуре взглядом, отметил, что у нее очень красивые острые коленки, которые смотрятся еще лучше в ее темных капроновых колготках. У Мэйв, ее героини, обычно были сетчатые, однако по ним было не так приятно водить рукой. Колготки Мэйв были шероховатые, пальцы очень легко цеплялись за тонкие нити, а Эйса боялся их порвать. Сейчас на ней не было колготок: Баттерфилда не покидала эта мысль уже несколько минут, и он отчаянно цеплялся за нее, пока был за рулём. Эмма прибавила звук, услышав знакомую песню, тихо подпевая и покачивая ногой в такт музыке, и Эйса не выдержал, устроив ладонь на ее бедре. Края ее губ дрогнули в улыбке, он это заметил боковым зрением, но она не позволила себе улыбнуться, делая вид, что ничего не происходит. Баттерфилда это даже устроило: он обхватил ладонью самую стройную ее часть, поглаживая по краям. И тут каменная стойкость Эммы дала трещину: щеки залило девичьим румянцем, а ноги рефлекторно сжались между собой. Перебарывая свое смущение, она ослабляет давление и отворачивается к окну. – Эйса, – она взывает к его благоразумию, произнося только его имя, зная, что этого будет достаточно. Но этого не оказывается достаточно. Эйса гладит ее колено и переходит выше, трогая влажное гладкое бедро Эммы, и ее дыхание учащается. Она прикрывает глаза и облизывает пересохшие от теплого сухого воздуха губы. Когда ткань ее легкого цветочного платья смещается вверх, Баттерфилд понимает, что уже не сможет остановиться. Он съезжает с грунтовой безлюдной дороги, паркуется чуть поодаль, отстегивает ремень безопасности и поворачивается к ней, желая заполучить ее внимание, но Макки никак не рискует даже посмотреть на него. Эйса чувствует себя озабоченным, в последнее время он постоянно нуждался в её прикосновениях и ощущениях близости. В машине образуется колкая тишина. – Эмма, ну посмотри на меня, – обиженным тоном произносит Баттерфилд, а она отрицательно качает головой. – Зачем? – спрашивает она вполголоса, догадываясь, что непременно произойдет, если она столкнется с ним взглядами. После нескольких секунд непродолжительного молчания она вздыхает и все же поворачивается к Эйсе, сдавшись под таким эмоциональным давлением. Ну вот чего он добивается? Баттерфилд незамедлительно приближается к ее лицу, склоняет голову, но очень аккуратно касается ее губ, дав ей возможность отстраниться в любой момент. Но этого небольшого прикосновения хватает, чтобы Макки вдруг передумала. Эмма настойчиво целует Эйсу, поочередно втягивая его губы в глубину своего рта, а когда тот начинает отстраняться, издает недовольный стон и притягивает его к себе ближе. Сам виноват, первый начал. Баттерфилд решительно отодвигает кресло и усаживает ее прямо на себя, отмечая, как для него приятна тяжесть тела Эммы. Его девушка потрясающе пахнет. Её волосы щекочут его щеки и шею, и он упивается этим запахом. Запах любви, поэзии, запах, который он никогда не сможет забыть. Он кладет ладони на ее бедра и окончательно отодвигает её платье, замечая тёмную полоску её белья, отчего его член болезненно дергается. Эмма обхватывает его шею рукой и расстегивает его джинсы, не понимая, зачем он так тепло оделся в такую невыносимую жару, но не тратит время на расспросы: уже спустя несколько секунд она оказывается сверху, шумно выдыхая ему в шею. Эйса старательно держит её подальше от клаксона, чтобы не напугать и не испортить момент. Ему чертовски жарко, но окружающей температуры он больше не ощущает: ему горячо и приятно внутри своей девушки. Он отчаянно ловит губы Эммы своими, не в силах оторваться от неё, расстегивает пуговицы на груди и с желанием исследует область ее декольте, слыша тихие стоны Макки. Её любимое место, самое чувствительное и самое слабое. Когда он достигает пика почти одновременно с ней, у него закладывает уши так, что он не слышит звука пришедшего уведомления на его телефон. Эйса продолжает держаться за ее бедра, выдохнув от накатившего расслабления и удовольствия. Он бездумно водит губами по ее доступной шее, оставляет поцелуй на аккуратной мочке. Необъяснимые чувства. Зато у Эммы, похоже, со слухом все в порядке. Она собирается с силами и лениво дотягивается до телефона и, когда Эйса пытается его перехватить, дразнит его, отбирая его. – Поглядим, кто тут тебе написывает, – она ревниво открывает диалог мессенджера с нарочитым любопытством, но быстро теряет интерес и даже немного разочаровывается. – Это Шути. Как скучно. Эйса смеется. Ему всегда забавно наблюдать за тем, как быстро сменяется выражение лица Эммы. – А ты кого ожидала увидеть? – Баттерфилд веселится. – Что он пишет? – Пишет, не потерялись ли мы в лесу и не нужна ли нам помощь. Мне вот точно, похоже, нужна. – Эмма шутливо пихает его в плечо. – Боже, мы же прямо в машине твоего отца, – она застенчиво прячет лицо у него на плече, чтобы хоть на секунду не испытывать такого ужасного смущения, – как стыдно. Баттерфилд чувствует себя одновременно удовлетворенным и растерянным. С каждым днем его привычный мир рушится и открывается совершенно по-новому. Он и не догадывался, что француженок можно смутить любовью в машине, к тому же в совершенно тихом и безлюдном месте. Но эту тайну он уже не намерен никому раскрывать. 4. На самом деле, к Франции он всегда относился несколько равнодушно. Ничего в этой стране не впечатляло его настолько, чтобы приезжать сюда каждый месяц и восхищенно вздыхать, рассматривая пыльные людные улицы, освещенные солнцем. Эйса с гораздо большим удовольствием провел бы выходные в Лондоне или в его любимом Токио, но с тех пор, как в его жизни появилась Эмма, круг его интересов несколько расширился. Или сузился. Это как посмотреть. Эмма очень любила бывать на родине, в небольшом городке Ле-Ман. А он очень любил Эмму и бывать рядом с ней, поэтому вопрос о пребывании большинства выходных здесь даже не стоял. Но сегодня был другой случай. В последнее время он чувствовал, что что-то не совсем так, как должно быть. Будто то, что они выстраивали долгое время между ними, это невесомое, приятное и согревающее, может рухнуть в один момент. Эйса ощущал себя бессильным каждый раз, как она начинала новый проект. Он не прекращал душить себя мыслями, что скоро все закончится, истязать себя сомнениями, когда она находилась в компании других мужчин, но никогда ничего не предъявлял ей лично, боясь разозлить, разочаровать своим недоверием и потерять ее еще быстрее. Они клялись в любви друг другу каждую ночь, когда были вместе, и Эмма выглядела самой искренней, когда произносила это. Ее глаза не врали, однако неуемному эго Эйсы этого, по-видимому, было недостаточно. Все чаще его голову посещали странные мысли: он подолгу рассматривал держащиеся за руки парочки по берегам Сены, когда они прилетали в столицу, прежде чем отправиться в Ле-Ман, раздумывал о том, что у каждого из этих людей своя долгая и интересная история отношений, которые плавно продвигаются и рано или поздно должны привести к чему-то большему. К браку. Семье. Эйса не знал, готов ли он к семье. Они с Эммой были совсем молоды, Макки была его ровесницей, старше всего на год, но он отчаянно желал поскорее «вырасти», чтобы стать надежным спутником для неё. И с каждым днем Баттерфилд старался, всё больше рос и менялся, становился умнее и старше, надежнее и опытнее, чтобы делать свою девушку счастливой каждый день, чтобы подставить ей свое надёжное мужское плечо. И в один день его словно молнией ударило, словно кто-то с самого утра его окатил ледяной водой прямиком из ведра. Он вскочил, едва стрелка часов в их Парижском номере дошла до цифры «семь», метнулся к балкону, осмотрел немноголюдную улицу, вдохнул побольше воздуха в легкие, и его осенило. Сегодня. Сегодня вечером. Эйса зашел обратно, увидел поморщившуюся Эмму во сне и укрыл ее одеялом потеплее. – Ты куда? – она ошарашено осматривает его, когда он уже напяливает джинсы поверх выглаженной рубашки. – По делам. – Эйса делает важное лицо, и Эмма больше не задает никаких вопросов, только поднимает уголки губ. – Вечером будь готова, ладно? – Ладно, – смиренно соглашается она, лениво потягивается и зевает, даже не интересуясь, куда она должна быть готова и зачем, накрываясь одеялом с головой, чтобы свет от окна не мешал ей досматривать сны. Позже она об этом, конечно же, пожалеет, получив от Эйсы только короткую смс-ку с адресом, чувствуя себя белой вороной в своем летнем сарафане, пока идет по залу ресторана среди солидно разодетых мужчин и женщин. Она хочет пожурить за это Баттерфилда, но видит, что он сам не наряжен, поэтому ее возмущение тут же куда-то исчезает, ей хочется улыбнуться и даже обнять его за такой милый сюрприз. Эйса чувствует себя уверенным, как никогда. Он нисколько не сомневается в своих чувствах к Эмме. А еще он уверен, что Макки тоже любит его, он видит это по ее искрящимся широко распахнутым глазам. Теперь они не подведены темным, как в их первую встречу, но ее розовые тени, мягко лежащие по краям больших карих глаз, идут ей не меньше. Эйса совсем не хочет пить, но когда Эмма заказывает им самую недорогую бутылку вина, чтобы скрасить их вечер, он не протестует и даже не начинает говорить о пагубном влиянии алкоголя на сердечно-сосудистую систему, и Макки начинает что-то подозревать. – Коржик, все нормально? Ты с самого утра сам не свой, – она взволнованно кладет свою ладонь поверх его руки, соединяя их пальцы, и Эйса ловит их своими. – Эмма, я люблю тебя, – неожиданно выпаливает он и, не дав ей опомниться от трогательного признания, продолжает, – и ты делаешь меня и мою жизнь лучше. Я люблю быть с тобой, мне нравится проводить с тобой будни, выходные и праздники. Мне так нравится сидеть с тобой дома и путешествовать. Работать и отдыхать. И я хочу, чтобы так было всегда. И если ты вдруг по счастливой случайности хочешь того же самого, что и я, если это вообще возможно, – он неловко улыбается и выуживает из кармана джинсов коробочку с кольцом, – выходи за меня? Эмма теряет дар речи и над ними повисает неловкое молчание, разбавленное только шумом окружающей среды. Повсюду снуют официанты, звон тарелок, бокалов и вилок наполняет помещение шумом. А Баттерфилд будто в вакууме. Он не слышит и не видит ничего вокруг, кроме растерянных и округленных глаз Эммы. Эйса не выдерживает даже нескольких утомительных секунд и начинает нервничать и сомневаться. Неужели он ошибался? Неужели он так сильно поторопился? А может, для Эммы всё это было несерьёзно, простым увлечением? – Если ты не хочешь, то… – он тянет руку обратно к коробке, но Эмма быстро пресекает все его телодвижения. – Конечно хочу, тупица! – Макки отнимает у него кольцо, громко и тяжело дыша. – Даже минуту прийти в себя не дал, сразу прятать… Ну что за человек? – она по-доброму и понимающе усмехается. Ее эмоционально нестабильный мальчик. Она привстает, тянется через весь столик и касается его губ, прошептав перед этим томное и заветное: «Я согласна». Все совершенно точно не как в фильмах: им никто не аплодирует, даже не смотрит в их сторону и не обращает внимание на милый и романтичный жест Эммы, и Эйса этому рад. Счастье любит тишину. Он медленно и целомудренно целует её, словно они уже на свадьбе перед родителями, а Макки и не настаивает на большем. Ей хочется поскорее примерить его подарок на палец левой руки. Все внутри Эйсы ликует и успокаивается одновременно. Он бы точно не смог уснуть сегодня, если дотянул с предложением до завтра. А если бы прождал с такими мыслями ещё неделю, то наверняка бы умер. Хоть когда-то он не сомневался в своем решении и был прав.