Вкус желаний нерастраченных

— Серёж, можно тебя? — Не сейчас, Миш, тут пенальти бьют! * * * — Серёж, пойдём прогуляемся. — Подожди немного, ещё две минуты дополнительного времени... * * * — Серёжа, ты меня вообще слушаешь? — Да, да, я слушаю... Ну ё-моё, кто ж так бьёт-то? Нет, ну ты видел?! Ногожопые! * * * Не так себе Миша представлял отношения с гитаристом группы, куда его пригласили петь. Будучи в довольно продолжительном туре, они должны были вдоволь насладиться присутствием друг друга, чего Миша ждал с нетерпением. Однако все его надежды на мало-мальски романтическую атмосферу рухнули, стоило ему увидеть зелёный газон на экране планшета. Чёртов газон. Он мозолил Мише глаза каждый божий день. Исключение составляли лишь те редкие моменты, когда в автобусе не ловил интернет. В таком случае на Мишу всё же обращали внимание, предлагали посмотреть заранее скачанный фильм или сыграть в дурака. «Зачем мне орден? Я согласен на медаль,» — с горечью думал Миша и усаживался рядом, как бы случайно прижимаясь к мягкому боку. Насладиться тишиной, которую нарушало разве что сопение спящих коллег, у Миши получалось чаще всего и ночью. Тогда он, перевернувшись на живот, незаметно протягивал руку вперёд — туда, где покоилась кудрявая голова, — касался чужого плеча, неловко теребя ткань толстовки. Тогда его руку накрывала другая, тогда шершавые подушечки пальцев гладили его ладонь. Тогда к его запястью прижимались мягкие, тёплые губы. В остальное же время Миша слушал голос комментатора очередного футбольного матча и наслаждался лишь тем, что увлечённо перебирал тёмные кудри, изредка поглядывая на экран планшета в ожидании девяностой минуты и прекрасно понимая, что сегодня до него никому нет дела. Всё потому, что Серёжа Попов любил футбол. Обожал. Он смотрел его при любой возможности: на вокзале, в транспорте, в гостинице и много когда ещё, даже во время саундчека. Остальными участниками группы это хобби никак не возбранялось, ведь, что ни говори, а Серёжа всегда хорошо отрабатывал концерты и никого не подводил. Миша и сам ничего против футбола не имел. Он, как и большинство ребят, когда-то давно гонял мяч во дворе, да и не прочь был посмотреть интересные матчи в хорошей компании. Зато Миша был против тотального игнора со стороны Серёжи. Иногда, слушая шум трибун, который доносился из наушников совсем рядом, он представлял себе сцену из «Простоквашина», где он — мама дяди Фёдора. «Выбирай: либо футбол, либо я,» — обиженно говорил Миша у себя в голове. Всё это были лишь потуги воспалённого сознания, и в реальности Миша ни за что бы так не сказал. Нужно было придумать щадящую альтернативу. Плотный концертный график, отсутствие здорового восьмичасового сна, нескончаемые разговоры с журналистами сказались на эмоциональном состоянии вокалиста, и, имей он чуть меньше выдержки, то Серёже бы пришлось худо. Если в начале тура Мише хватало привычных касаний и целомудренных поцелуев в висок, щёку или уголок губ, то сейчас ему хотелось большего. Остервенело кусать чужие губы, в бешеном ритме тереться кожа к коже, чтобы воздуха перестало хватать, чтобы живот сводило от крышесносящего удовольствия, — вот чего ему хотелось. Миша поймал себя на мысли, что каждый день он представлял не только сцену из несчастного «Простоквашина», но и то, как он повалит Серёжу на простыни, оседлает его бёдра... День ото дня дальнейшие события могли слегка изменить свой вектор, но факт оставался фактом: Миша до одури хотел Серёжу во всех возможных смыслах этого слова. Ему было жизненно необходимо чувствовать жар чужого тела, крепкие руки, сдавливающие его рёбра и сбившееся к чертям дыхание. Он хотел, чтобы его выцеловали всего с ног до головы, чтобы по всему телу остались засосы — напоминания о мимолётной близости. На практике же Миша, прокручивая перед сном у себя в голове возможные сценарии, тихо пыхтел в подушку, до боли сжимал промежность сквозь ткань, закусывал губу, чтобы не заскулить и не привлечь внимание остальных. Засыпал Миша с премерзким чувством стыда: мозг настойчиво продолжал подсовывать картинки сомнительного содержания. Может, оно и к лучшему, что Серёжа был в тот момент увлечён футболом или дремал. Нет, если так продолжится, то стабильная психика с концами попрощается с Мишей, а она ему ещё понадобится в дальнейшей работе. И как привлечь внимание Серёжи, не задев и не обидев? Отбирать у него хобби Миша не хотел. Только капельку внимания. А лучше несколько капелек. * * * С такими мыслями Миша вернулся с прогулки по городу и обнаружил уже ставшую привычной картину: Серёжа лежал на кровати, а экран старенького телевизора показывал салатовый газон и снующие туда-сюда разноцветные точки. — Матч ещё не закончился, что ли? — спросил Миша в попытках привлечь к себе внимание. — М?.. А, нет, это уже другой. Динамо с Зенитом. — А. Понятно, — Миша поджал губы и уставился на экран телевизора. Да, действительно. Две знаменитые российские команды пинали мяч. Удивительно. Пока Миша, словно заворожённый, следил за мячом (почти пинбол, только с людьми, вдруг подумалось ему), в голове как будто щёлкнуло. У него появился план действий. Миша направился к кровати, на которой лежал Серёжа, и присел на её край. Серёжа и бровью не повёл. Зря. Миша на мгновение сплёл их пальцы, после чего его рука медленно поползла по предплечью, коснулась впадинки рядом с локтем и продолжила свой путь наверх. Серёжа продолжал смотреть в экран, но Миша почувствовал, как под кожей напряглись мышцы. Значит, он двигается в верном направлении. — Миш, дай мне десять минут. — Нет, — неожиданно резко сказал Миша. Его рука уже дошла до шеи, погладила за ухом и теперь спускалась вниз по складкам майки. — Матч интересный, — Серёжа попытался перехватить Мишину руку, но тот резко её одёрнул. — Вот, угловой бьют, смотри. — Ты меня куда больше интересуешь, — томно, почти шёпотом ответил Миша, наклоняясь и целуя татуировку на плече Серёжи. — Пожалуйста, Миш. — Так ты смотри, — губы Миши тронула невинная улыбка. — Я разве экран загораживаю? — Ты меня такими темпами до ручки доведёшь, — Серёжа стиснул челюсти и шумно выдохнул через нос. — До ручки, говоришь, доведу? — прошелестел Миша и снова положил руку на Серёжин живот. Даже сквозь ткань он ощущал тепло чужого тела. Хотелось в несколько рывков стащить с Серёжи всю одежду и... Миша одёрнул себя. Нет. Рано. Поэтому он лишь спустился ниже, огладил внутреннюю сторону бедра, получив в награду своё имя, произнесённое на выдохе. — Ты изверг. — Изверг — тот человек, который меня уже невесть сколько динамит, — Миша забрался Серёже на колени, потёрся промежностью о мягкую ткань спортивных штанов, удовлетворённо подмечая то, что Серёжа наконец смотрит на него, а не на экран. Серёжа потянулся к нему рукой, но Миша шлёпнул по ней своей. — Без рук. В глазах Серёжи мелькнуло удивление, но он покорно опустил руку на матрас и замер в ожидании дальнейших Мишиных действий. А Миша продолжал елозить по бёдрам Серёжи. Вставший член оттянул и без того плотно прилегающую к ногам ткань брюк, и от двойного трения становилось жарко. Миша привык к тому, что удовольствие разливалось по телу медленно, как мёд, но сейчас, после долгого воздержания, оно молнией пронзало все нервные окончания. Он так долго этого желал, что до конца не верил в происходящее, не верил, что сам на такое решился. И всё же это было реальностью, и реальность эта была в сотни, тысячи раз лучше самых дерзких фантазий. Миша навалился на Серёжу всем телом, увеличивая площадь трения. Затвердевшие соски больно проехались по складкам ткани, потом снова и снова. Эта боль странно резонировала с наслаждением, смешивалась с ним, исчезала в нём. И Миша продолжал двигаться вперёд и назад под сбившееся дыхание — своё и Серёжи — и бубнёж кого-то в телевизоре. Серёжа всё так же наблюдал за раскрасневшимся Мишей и практически не двигался, совершенно не возражая против столь неожиданного энтузиазма. Обещал же — без рук. Он только выгибался навстречу, сокращая и без того ничтожное расстояние между ними, когда Миша отодвигался. Мишу не мог не радовать тот факт, что Серёже тоже хорошо. Значит, он всё делал верно. Серёжины прикрытые веки, закусанная губа и тяжёлое дыхание заставляли Мишу двигаться быстрее, чтобы сделать ещё приятнее, утопить в приторно-сладком удовольствии. Мишины глаза широко распахнулись, когда волна оргазма оглушила его. Руки, которыми он опирался на кровать, задрожали, и он, обессилев, лёг на Серёжу. Они пролежали в тишине несколько минут, согреваемые теплом друг друга. Дыхание пришло в норму, сердце перестало биться в ушах. Теперь нужно было встать и ополоснуться, а в идеале — постирать одежду. Подумав об этом, Миша только сильнее зарылся носом в чёрные кудри. — Староват я для таких игр, — прокомментировал Серёжа, поглаживая Мишину спину. — Выдохся уже? Принести водички? — Как бы не так, — и Серёжа сделал то, о чём наверняка думал последние полчаса: перевернул их, подмяв Мишу под себя. — Водичка в скором времени понадобится тебе. — А как же футбол? — Там уже давно перерыв на второй тайм, — Серёжа стянул с Миши штаны вместе с испачканным бельём. Потом постирает. — Ты всё-таки следил? — разочарованно произнёс Миша. — Я хорош в многозадачности. — Вот как? И интервью с тренером смотреть будешь? — К чёрту тренера. — Один ноль в мою пользу, значит. — Это с какой стати? Второй тайм ещё даже не начался, а ты уже такими громкими заявлениями разбрасываешься. Миша довольно улыбнулся. До начала второго тайма у них было достаточно времени.