________________________________________
Он предсказуемо ожидает ее в ресторане. Она проклинает Анатолия за то, что он так отвлекается, за чертову нервозность, за то, что обеспокоен своим имиджем, своей женой и треклятыми шахматами больше, чем их первым настоящим свиданием за последние два месяца. Она проклинает его за публичный и столь поспешный, деланный уход при малейшем упоминании имени жены Александром Молоковым. Она ненавидит тот факт, что даже не столь сильно расстроилась от всего этого, потому что знала — где-то рядом будет находиться и Фредди. Он вертелся вокруг нее уже неделю, практически с момента как ее самолет приземлился сюда. (Он снова использует подводку для глаз. Прошло несколько лет с тех пор, как он осмелился — наверное с того времени, как его шахматная карьера пошла вверх). Волосы молодого человека сильно отросли, но в хорошем плане. Он выглядит потрясающе. Становиться крайне очевидно, что из них двоих Фредди тот, кто выиграл в результате расставания. Если так это можно назвать… Флоренс говорила себе все эти семь дней, что не должна произносить это вслух. Никому. Ни Анатолию, ни Фредди, ни даже себе. Я не буду тем, кто все порушит, черт возьми. Но молодой человек ждет ее в ресторане, и они встречаются знающими взглядами друг с другом, когда она заходит. И прежде, чем осознать, она уже в его беседке, сидит рядом. Девушка насторожена, но при этом абсурдно расслаблена в его присутствии. Он улыбается ухмылкой Чеширского кота и раскрывает руки. «Флоренс, какой приятный сюрприз. Где же твой кавалер?» — он слегка приподнимает бровь. «Очень обходительно», — невозмутимо бормочет девушка, глядя на него из-под ресниц. Ей представляет много труда заставить себя не улыбнуться. «Разве я не всегда такой?» Когда он опускает руки, одна из них остается на ее бедре. Никто из них не говорит об этом. (Ноги Флоренс по-прежнему скрещены. Она говорит себе, что они останутся в таком положении, убеждает себя игнорировать зарождающийся между ними жар ради ее же спокойствия. Ради Анатолия. Ради своего приличия. Ради того, чтобы доказать неправоту Фредди.) У Фредди всегда были проблемы с личными границами. Будто их и не существует — видимо, для него и не существовало. Не с ней. Не тогда, когда она покраснела как сейчас, так ужасно знакомо, а ее губы приоткрылись сами собой. Флоренс остается только представлять, как она выглядит. Она надеется, что не слишком отчаянной, но сильных иллюзий не питает. Это игра, в которую они играли слишком много раз, и девушка может посчитать на пальцах одной руки сколько раз она действительно отказала ему. Его рука скользит выше по ее бедру, совсем легко, давая ей все шансы и одновременно ни единого, чтобы отступить. «Скучала?» Лаконично и просто, как и он сам. Она корчит гримасу, и его губы подергиваются, чуть не портя фасад серьезности. Фредди гладко выбрит, и девушке хочется провести пальцами по уходящему за подбородок шраму, который она прежде не видела. (Случайность во время бритья? Драка? Прошел год, и она уже столько о нем не знает. Это сведет ее с ума.) Его взгляд неколебимо остается на ее лице. Впечатляюще…Он кажется искренним, несмотря ни на что. Флоренс на момент испытывает ужасающее смятение, почти как в плохо написанном романе. (Боже, неужели она раззадоривает его?) Спустя несколько моментов, когда его мизинец задевает край юбки, она вспоминает, что на самом деле невозможно увлечь Фредди Трампера, потому что он всегда добивается того, что хочет первым. «Э-хей, Флоренс? Что происходит в этой маленькой красивой головке, м?» Он все еще смотрит. Ожидает. Губы мужчины слегка изогнулись в предвкушающей улыбке. Он все еще ублюдок. «Ты не делаешь себе одолжений, Фредди», — пытается сказать она предупреждающе, но получается значительно менее выразительно, чем хотелось. Он облизывает губы (совершенно сознательно). Флоренс знает, что должна отодвинуться, но его пальцы уверенно скользят вверх по бедру под тонкую струящуюся ткань ее юбки, которую Анатолий купил ей в подарок в Лондоне после первого месяца совместной жизни. Забавно, что сейчас это кажется таким далеким… Фредди склоняет голову на бок, медленно приподнимая бровь. Его голос становится ниже, так что только она может услышать — не потому, что его волнуют чужие уши, а лишь потому, что знает: его дыхание на ее шее заставит ее покрыться мурашками. Подушечки пальцев мужчины касаются самой внутренней складки ее бедра, так близко к влажному жару ее возбуждения, что он, наверное, в состоянии почувствовать его. Так близко, что она может только расслабиться. «Ну, я возможно, мог бы сделать одно тебе… Как насчет этого?» Всегда на пять шагов впереди. Обычно, она обгоняла его еще на три, но Бангкок затуманил ей мозги, и сейчас… Колебание не ведет ее никуда. Флоренс так и представляет заголовки газет, если кто-то вдруг окажется здесь. Если кто-то сейчас запечатлеет их на камеру прямо сейчас. Фредди умело оттягивает тонкий материал ее белья на какой-то сантиметр, и ее ноги расслабляются, а дыхание прерывается достаточно слышно, так что глаза Фредди самодовольно загораются. «Хорошо. Но все же не мне, а себе». Тон резкий и деловой, но оба они чувствуют, как в нем нависает тяжелое, горячее и невыносимо сладкое напряжение. Такое знакомое. Они знают, как это бывают. Она перестает думать о возможных камерах. Они, вероятно, все сейчас выслеживают Анатолия. Фредди — надо отдать ему должное — не делает никаких видимых победных жестов. Все только читается в его многообещающе блестящих глазах, которые вызывают у нее дрожь в коленях. Он нежно (чертовски нежно) берет ее за запястье и отпускает, чтобы она могла идти на достаточном расстоянии. Они уходят, даже не притронувшись к меню. Флоренс выкидывает мысль о том, что может подумать Анатолий, если он вдруг вспомнит о ней и примчится сюда чтобы таки устроить их свидание. Анатолий вообще не присутствует в ее мыслях. Как будто она возвращается назад — а возможно, ей просто осточертело притворяться. Кто-то из них же должен, верно? И Флоренс не может делать это вечно. Не в этой ситуации. Не со Светланой на фотографии, толпой журналистов, шахматами и Фредди, находящимся прямо здесь и сейчас и искушающим ее вернуться к тому, что, как она уже знает, гораздо приятнее. Фредди оглядывается, чтобы увидеть следует ли девушка за ним, и ухмылка расползается по его губам. Он сгибает палец. Она тянется руками назад, чтобы убрать волосы в растрепанный конский хвост и идет за ним по горячим следам. Никто не оборачивается на проходящих мимо молодых людей. Это последняя вещь, которую она должна совершать, но Флоренс все равно. Потому что все это было уже невыносимо. И даже если походка Фредди немного чванлива, она притворится, что не заметила.________________________________________
Они заходят в номер почти бесшумно. Оба так хорошо выучились держать на публике совершенно безэмоциональное выражение лица, что создается ощущение, будто они зашли в комнату Фредди чтобы обсудить политику. Это длится, вероятно, пол секунды после звука дверной защелки. Фредди разворачивается и ловит ее, в то время как ее руки запутываются в его волосах. Уже сложно сказать от кого исходят звуки, когда они двигаются к кровати, голодно и лихорадочно целуясь, рыча друг другу в губы. Пока они пятятся Фредди не теряет времени и с нетерпением просовывает руку ей под юбку. «Черт, детка, ты такая мокрая для меня», — выдыхает он, твердо прижимая край ладони к ней через влажную ткань и одобряюще шипя сквозь зубы в очень похабной манере. Она всегда притворялась, что ей это не нравится, но сейчас это как раз то, чего девушка хочет. Она впивается ногтями в его плечи сквозь футболку, прерывисто дыша, и к черту идут все приличия. Молодой человек ухмыляется сквозь ресницы, двигая пальцами дальше, растирая. С тем же успехом она могла бы и ничего не носить, хотя сейчас так даже лучше. «Фредди, — выдыхает девушка, уже выгибая спину в идеальный изгиб и настойчиво притягивая его к себе, — Давай, ну же…» Когда Анатолий задерживался допоздна или засыпал на диване, она лениво украдкой размышляла сама с собой, трудно ли будет ей вернуть положение вещей…если бы она и Фредди когда-либо…хм, занялись тем, что делают сейчас. Очевидно, что ответ здесь — нет. Секс это просто, как и всегда это было с Фредди, и боже, он делает это так легко. Фредди склоняется и смеется ей в шею. Горячее дыхание и мокрый язык намеренно оказываются у ее уха: «Сначала избавься от одежды, милая. Не говори мне, что ты настолько нетерпелива». Флоренс не может сосредоточиться на его словах, потому что это отвлечет ее от долгожданного погружения умелых пальцев внутрь нее. Боже, стонет она, одновременно закрывая глаза и отчаянно подаваясь бедрами навстречу его руке в попытке насадиться глубже, получить желаемое быстрее. Уже долго, дьявольски долго никто не вспоминал об этой части — о прелюдии. О бесконечной и мучительной прелюдии, которую Фредди всегда устраивал, так что было почти немыслимо, чтобы она обходилась без этого. Впрочем, в разуме девушки остается последняя мысль, которая сдерживала ее. «Фредди, это не значит, что я возвращаюсь к тебе». «Я знаю, — мурлычет он, безжалостно припадая к ее шее. Он двигает пальцами так, будто они занимались этим всю неделю, или как это было раньше почти каждую ночь, — Ммм, это неважно. Скажи мне чего ты хочешь, детка». «Детка», — бормочет она насмешливо, но сложно передразнивать, когда ее ноги раздвигаются как по маслу, пальцы так прекрасно скользят вниз по его спине, а ногти наверняка оставят следы. Он слегка отводит ее руки и отстраняется, ненадолго вынимая из нее пальцы — этого времени достаточно, чтобы заставить ее нуждаться, паниковать и тянуться к нему — чтобы стянуть с него рубашку. «Ш-ш-ш», — он отклоняется назад над ней, запуская пальцы под пояс ее юбки. Ее кожа крайне чувствительна, и девушка не колеблясь поднимает руки и проводит ладонями по его груди и животу. Он снова нормально ест. Это осеняет Флоренс с дурманящим облегчением от мысли, что Фредди в общем-то стал чувствовать себя лучше за время ее отсутствия, и должно быть, ест нормальную еду, выходит из дома, заводит друзей, а она… А что она? У нее просто скучный секс с женатым мужчиной, старше ее, который не может быть привязан ни к чему, кроме настольной игры, уже вызывающей у нее презрение? Фредди накрывает ее рот своим, скользя языком и прихватывая нижнюю губу. Девушка издает непристойный звук и вцепляется руками в его волосы, отвечая на поцелуй. Ногой Флоренс обвивает его талию и тянет его на себя. Он приглушенно смеется, что отдает вибрацией ей в рот. Этот момент просто идеален — Фредди у нее между ног, его пальцы глубоко внутри нее изгибаются и растирают так решительно и резко, как, кажется, никогда не получалось у Анатолия, губы Фредди на ее и зубы, кусающие губу — Флоренс просто хочется закричать. Ей хочется кричать о своей жизни, а Анатолий, вероятно, прямо сейчас налаживает отношения со своей женой, и Фредди, кажется, знает, как и всегда. «Такая мокрая, такая узкая, боже, Флоренс, я так адски по тебе скучал», — хрипит Фредди. Большой палец легко проходится по клитору. Она хнычет, снова подмахивая бедрами, отчаянно двигаясь кругами на его пальцах и теребя его волосы. Флоренс помнит, как он хмурился неделями, когда подстригся, но никогда не пытался их отрастить. Сейчас он определенно выглядит лучше. «Ты скучала по мне?» «Ты не поверишь», — выдает она, даже не удосуживаясь улыбнуться, потому что одна ее рука уже скользнула между ними, нашла его член, и мужчина толкается ей навстречу, задыхаясь и сталкивая их рты вместе. Рыча толкается в нее, пальцы проводят по складкам. «Блядь» Это ее любимый звук. Фредди, теряющий контроль, стаскивающий с себя брюки и яростно стягивающий ее рубашку, пока она не приподнимается и не помогает стянуть ее через голову. Он нетерпеливо тянется к застежкам ее лифчика и дразняще трется членом о голое бедро. Флоренс дрожит несмотря на ее решимость не сдаваться слишком быстро, будто они не знают, что происходит и к чему все идет. «Я, блядь, обожаю, когда ты это делаешь», — выдыхает он, обхватывая ее подбородок и вовлекая в еще один до судорог в пальцах ног восхитительный поцелуй. Девушка ведет его руку к своей груди без особой ловкости, задыхаясь и отказываясь просить об этом. Он хочет, конечно же хочет, чтобы она просила. Но он не станет ее заставлять. Возможно. А ей следовало бы использовать те остатки достоинства, чтобы чувствовать себя лучше потом, когда отравляющий жар сладкой ностальгии и плотской близости уйдет. Фредди ухмыляется Флоренс в губы, нежно и дразняще потирает большим пальцем ноющий сосок, лишь слегка касаясь его ногтем. «Готов спорить, тебе хотелось задрать юбку и сидеть на моем члене всю пресс-конференцию, — говорит он бархатным и низким голосом, и это звучит так сладострастно, что ей хочется стереть ухмылку с его лица, — не правда ли?» Девушка резко и яростно дергает его за волосы и испытывает злорадное удовлетворение, видя содрогание на его лице. «Ты вообще хочешь меня трахнуть? — звучит требовательный вопрос. — у меня сложилось впечатление, что это должно быть быстрым воссоединением». «Не говори, что тебе не приходиться сдерживаться, чтобы не закричать мое имя, когда он тебя трахает», — хрипло шепчет молодой человек, спускаясь губами по ее груди. Он посасывает заострившийся сосок горячим ртом, будто прочитал ее мысли и точно знает как ее ласкать. И так оно и есть. У него за плечами семь лет, на протяжении которых он доставлял ей удовольствие — именно ей — доводил до оргазмов медленно и сладко, мучал ее наилучшим образом. Язык снова шершаво скользит по бугорку, Флоренс издает судорожный вздох и расслабляет пальцы в его волосах. «Просто трахни меня, Фредди», — вздыхает Флоренс, откидывая назад голову и поводя бедрами в последней просьбе. Его член, скользящей по коже, очевидно уже влажный от возбуждения и сочащийся, дергается, соприкасаясь со скользкими складками. Но Фредди так легко не сдается. Она не разочарована. Мужчина удовлетворенно мычит и трется об нее бедром, но он еще не закончил. Его губы лишь спускаются к пупку, прикусывая кожу. Оставляют горячую дорожку слюны, возвращаясь к другой груди, грубо сминает ее, прежде чем взять весь сосок в рот. Пальцы продолжают яростно растирать пульсирующий узелок нервов у нее между ног. Сдерживая в себе гортанный крик, Флоренс тянет его назад к себе, хватая за грязно-русые волосы, и вынуждает его посмотреть себе в лицо. Должно быть, она уже порядочно растрёпанной, но все тем не менее включает командный тон. Она знает, что Фредди отреагирует на него. «Трахни меня, Трампер, или мы закончим» «Ты блефуешь, — фыркает он, но его зрачки расширяются от голодного предвкушения. Она ощущает как рука мужчины коротко и обнадеживающе сжимает бедро — так до боли знакомо — прежде чем его пальцы выскальзывают, и девушка ощущает член, нетерпеливо упирающийся в складку на ее бедре. — Ты хочешь, чтобы я потянул. Да бьюсь об заклад, твой коммунист даже не знает, как сделать так, чтобы ты кончила». «Фредди», — рычит Флоренс и предупреждающе впивается пяткой ему в спину. Оба знают, что она с легкостью может выбить почву у него из-под ног хоть в спальне, хоть за ее пределами. Поэтому он делает паузу с задумчивым блеском в глазах, блуждая взглядом по ее телу, и этот момент такой медленный и невыносимо жаркий. Он снова начинает расплываться в издевательской ухмылке, и она уже не может это выносить. Резко и без предупреждения сев на кровати, девушка крепко берет его за плечо, толкает мужчину назад и перекидывает ногу, чтобы оседлать его бедра. «Заткнись, и ляг», — задыхающимся голосом приказывает она, бегло проводя рукой по члену. Фредди откидывается спиной на подушку, и у него перехватывает дыхание. И прежде, чем он успевает пробормотать ответ, она опускается на него без каких-либо препятствий. В этот самый момент Флоренс осознает, что понятия не имеет, куда подевалась ее юбка или трусики. Черт побери Фредди, вот хитрый ублюдок. Она чувствует, что никогда не получит последние обратно. Хотя сейчас совсем не время думать об этом. Ведь она насаживается на его член и чувствует себя такой заполненной, что больше не может связно думать, фокусируясь лишь на пульсирующих толчках и на подергивании его члена так глубоко, что отдает в кончиках пальцев. Девушка задыхается и покачивается вверх и вниз, безжалостно царапая ногтями мужскую грудь. Он ловит ее руку и трет большим пальцем центр ладони, выстанывая: «Боже, Флоренс, я люблю тебя, боже…» «Заткнись, заткнись», — стонет она, двигаясь на нем. Движения бедер полностью поглощают ее мысли, пока в них не остается одной фразы по кругу: Блядь, Фредди, да, вот так, глубже, да, да… «Ладно», — выдавливает он со смехом и крепко вцепляется рукой в женское бедро, насаживая ее жестче и сильнее. Он совершенно не задумывается о следах, которые — они оба знают — он оставит на светлой коже. Флоренс кажется, что она замечает фрагмент татуировки вокруг его плеча. Он слегка вылезает из-под подмышки, но у девушки дрожат ресницы, и когда Фредди хрипит и резко толкается вверх, она вцепляется ногтями в бицепсы. «Черт, я не могу вернуться, — фраза больше адресована себе самой, и Фредди почти останавливается, прежде чем она затыкает ему рот рукой и сжимает бедра на нем. — Я не могу, черт, ох — «. Может быть, здесь кроется настоящее отчаяние, спрятанное где-то глубоко, но скорее это облегчение — прозрение — все, что она прятала в сознании в течение дней, недель и месяцев с того момента, как Анатолий впервые забыл поцеловать ее перед сном и как впервые она услышала телефонный звонок домой. Его дочери что-то щебетали на другой стороне провода, а в его голосе была нерешительность. Флоренс устала жить с неуверенностью. Сейчас у есть то, в чем она никогда не сомневалась. Фредди непристойно и нечленораздельно стонет, кривит губы просто чтобы позлить ее и тянет девушку к себе. Она чувствует, что близка к тому оргазму, каких у нее уже не было больше года, раскованному, грубому и крышесносному… Его большой палец снова пролезает между ними и дразняще трется между складками, вверх к набухшему комочку нервов, и Флоренс едва успевает вскрикнуть прежде чем горячо и долго кончает на его члене, все еще болезненно твердом и подрагивающим внутри нее. Он ловит ее и осторожно, очень осторожно переворачивает их, чтобы продолжать прижиматься к ее бедрам, выдыхая у ее уха слова словно молитву: «Флоренс, Флоренс, боже, ты просто — Боже, я знал, что это будет так — «. «Заткнись, Фредди», — хрипит она между громкими ударами своего предательского сердца, все еще столь чувствительная, что каждый плавный толчок заставляет Флоренс вздрагивать и задыхаться. Внезапно он кусает ее в плечо, достаточно высоко, так что это не удастся прикрыть рубашкой, когда она уйдет — о, она уверена, это делается специально. Но у девушки уже нет сил отругать его. Он кончает тише, чем она привыкла, но быть может, это из-за того, что воздух настолько густой от надвигающегося расставания, что никто из них не в состоянии его вдыхать. Он проводит руками по ее телу вверх и вниз, ощупывая каждый изгиб и ямочку, каждый непослушный волос, будто он хочет все это запомнить. Словно он когда-то вообще забывал. Флоренс знает, что это не так. Она знает, что ему, наверное, кажется, что забыл. Фредди, одержимый, с бесенятами в глазах Фредди, он тянется и накидывает на них одеяло. И втягивает их в медленный и логий поцелуй, которому она не может противиться. Это напоминание для нее. Фредди может быть нежным, может быть покладистым, он может измениться, и он хочет еще один шанс. Он хочет ее. Снова, снова, и снова. В такие моменты, когда они пойманы в ловушку биения сердец друг друга, она знает, что он действительно ее любит. Несмотря на то, что еще он любит, несмотря на шахматы… Девушке бы хотелось сказать то же самое про Анатолия, но… Боже, Анатолий! И словно Фредди может почувствовать резкий переход ее мыслей, потому что он резко шлепает ее по бедру, и Флоренс инстинктивно подается вверх, ощущая, как он двигается в ней, еще не совсем обмякший. «Ты слишком много думаешь, — советует Фредди нехарактерно для себя мягко. Язвительность все еще в нем, но уже менее заметная, — Не пускай сейчас этого ублюдка в свою голову. Ты со мной». «Я думала, ты обещал молчать», — бормочет она, внезапно чувствуя усталость и желая найти хотя бы малую долю сожаления чтобы вернуться к своему любовнику. Но ничего не получается. Девушка не может вернуться к нему, когда понимает, что это не то, чего ей хочется и чего хотелось — не со следами рук и губ Фредди и его таки долгим и ухмыляющимся присутствием, которое теперь наверняка останется у нее в порах на месяцы. Даже не обязательно, если она вернется к нему. Флоренс знает, что он подождет. Фредди знает, что со временем она сломается. Теперь это их новая игра, в которую она не то, чтобы против сыграть. И это само по себе уже унизительно. Маленькие покалывающие волны удовольствия все еще проходят через ее тело, тормозя ее. Конечности потяжелели, а Фредди такой теплый и прикосновения его рук к коже так нежны… Волосы щекочут ей нос, и молодой человек снова припадает к ее шее, просто облизывая и поводя носом. «Я тебе говорила», — начинает Флоренс неохотно, но он опережает ее до выпада. «Да-да, все, что случается в Бангкоке, остается в Бангкоке, я понял», — говорит он ей прямо в шею, заметно наслаждаясь тем, как слова резонируют в его губы и ее кожу, а бедра девушки снова слегка напрягаются. Если они будут ждать ее ухода еще, то они вполне могут пойти на второй раунд. «Но ты не можешь всерьез желать вернуться и дать старпёру тебя трахать после этого». Она бросает на него довольно недоверчивый взгляд, и он обиженно отстраняется, потирая нос. «Флоренс, это же было охрененно. Трахать Сергиевского наверняка ведь словно гладить грязный носок. Ну же, почему ты противишься?» Флоренс прикрывает краями ладони глаза и вздыхает: «Я не знаю, Фредди. Я не вернусь. Ни к тебе, ни к нему. Во всяком случае, точно не сейчас». Девушка дает ему паузу переварить это — черт, да и ей нужен момент, чтобы осмыслить сказанное, а возможно и несколько жизней. «Это дает ответ на все твои вопросы?» «Нет, — отвечает он, выскальзывая из нее одним резким и не очень приятным движением. Мужчина откидывается на свою половину кровати и обхватывает ее за талию, притягивая к своей груди. С мягким взмахом ресниц Фредди произносит, — Ты никогда не говорила, что любишь меня в ответ». Она с раздражением шлепает его по руке, но после дает чувству ответной теплоты разлиться внутри себя. Анатолий будет огорчен. Возможно, она тоже. Но хотя бы, Светлана будет счастлива. «Да потому что ты сам знаешь, засранец». Он улыбается и склоняет голову, чтобы поцеловать ее в щеку. «Хорошо-хорошо! Так как насчет ужина? Мне кажется, мы пропустили его».