Eulogy

Предатель легко закатил глаза под тяжелыми веками, вызывая жжение от интенсивного флуоресцентного освещения комнаты, в которой он был заперт. Было больно дышать; там, где она безжалостно ударила его в грудь. С каждым вздохом он чувствовал, как натянутые швы, удерживающие рану, расширяются и натягиваются на грудную клетку. Отвратительно. Его потрескавшиеся губы сжались от воспоминаний. Он умрет в агонии. И все это произойдет завтра утром. И все это из-за нее. Но, возможно, он заслуживал казни. Кровь стольких людей была на его руках. Но в глубине души он не жалел. Он знал, что он эгоистичен. Но ему было все равно. Его голова ерзала на жесткой подушке под ним, не в состоянии успокоиться, когда смерть нависла над его головой, дразня его. Но он не чувствовал вины, только сожаление. Он жалел, что не прикончил ее. С того самого момента, как он впервые увидел ее на карнизе, в ее глазах таилось нечто такое, что манило его. И он пытался… о, он пытался сломить ее. Тогда он увидел в ее темных глазах ту же напряженность, что и в раскаленных углях, на которых она решила предать Отречение. Все в ней было дешевой маскировкой. Фор потянулся к ней почти сразу же после того, как она вошла во Фракцию, что заставило его заскрежетать зубами. И когда она была в бою, ему было прекрасно, когда она свернулась калачиком на полу, совершенно беспомощная, истекающая кровью. Это было настоящее произведение искусства, когда ему удалось на мгновение погасить это пламя, и она потерпела поражение. Но теперь она уже несколько раз разрывала его на части. Застрелила его. Ударила его ножом. Может быть, это была бы более приятная смерть, если бы Трис просто проткнула его сердце. Не так уж много славы можно получить перед толпой Искренности и короткого выстрела в мозг. Но он позволил ей прожить гораздо дольше, чем следовало. Что, черт возьми, с ним не так? Его размышления были прерваны стуком в белую дверь «Искренности». — Пожалуй, входите. — слабо прохрипел он. Не то чтобы у него был чертов выбор. Говорить было еще больнее, чем дышать. Когда он заговорил, то почувствовал вкус крови. Какая-то фигура скользнула в дверь, и он, открыв глаза, снова увидел пламя. Черт побери! Она скрестила руки на груди и прислонилась спиной к противоположной стене, тусклый свет сверху обесцветил ее лицо. Некоторое время Трис молчала. Но она смотрела, как он лежит совершенно разбитый — точно так же, как он поступил с ней без угрызений совести в прошлом. Он тоже молчал, но не потому, что ему было больно, а потому, что боялся того, что она ему скажет. — Эрик. Трис обратилась к Бесстрашному Предателю, ее глаза затвердели от горя и сожаления. — Не знаю, сказал ли тебе кто-нибудь, но Тобиас приказал казнить тебя завтра. Я просто подумала, что ты должен знать. — кисло закончила она. Эрик поклялся на мгновение, что уловил тон сочувствия в голосе Трис, но, возможно, это была просто жалость или ничего. Пока она говорила, он тупо смотрел в расплывчатый потолок, не желая заглядывать ей в глаза. Эти глаза никогда не упускали возможности проникнуть внутрь него и разорвать что-то в его сознании. Может быть, это была Дивергентная вещь. — Фор мне уже сказал, Стифф. Пришла наказать меня за то, что я сделал? У Эрика был ехидный тон, и он сумел повернуть голову, чтобы посмотреть на нее. Ну, не на ее лицо. Он смотрел куда угодно, только не в ее огромные живые глаза. — Ты же знаешь, что уже слишком поздно. Ты убивал детей, Эрик. Как ты вообще стал человеком? Ее губы говорили о справедливости, но сердце дрожало от разочарования. Эрик позволил себе взглянуть на нее и увидел, что ее глаза стали пустыми и водянистыми. Слезы. На этот раз Эрик почувствовал, как какая-то часть его задыхается. Это было прекрасно, когда она была беспомощна, но видя ее такой, он почувствовал то, чего не чувствовал раньше. Он почувствовал жар на щеках, и его разум, казалось, на несколько мгновений перестал функционировать. Что он скажет? Брюнетка закусила нижнюю губу и уныло покачала головой, направляясь к двери. Идиот. — Подожди, Трис. Казалось, он впервые искренне произнес ее имя. Не как приказ, а как просьбу. Просьбу не оставлять его. — То, что ты сейчас делаешь, то, что ты чувствуешь по отношению ко мне-ярость, смятение—это не весело, не так ли? Всхлипывая, Трис отцепила пальцы от дверной ручки; не поворачиваясь, чтобы посмотреть на взъерошенного лидера Бесстрашных, но вместо этого впилась взглядом в плитки под ней. Она прошла через ад. — Меня тошнит от твоего безнравственного отношения к людям, которые мне дороги. — …Ты чудовище. Эрик чуть не задохнулся от резкости ее голоса, но прикусил язык. Он вспомнил ее невинный голос, эхом разносящийся по залам Бесстрашных, как голодно ему было видеть, как она терпит неудачу снова и снова. Может быть, потому, что он хотел увидеть, как она поднимется наверх и поведет за собой стаю. — Я предпочитаю не чувствовать. Я оставила все позади, когда присоединилась к Бесстрашным. Я пообещала себе никогда не плакать, никогда не чувствовать боли. Это было слабостью. — Но ты, Трис, ты заставила меня чувствовать. Ты разозлила меня, разочаровала — и это заставило меня возненавидеть тебя. Я верю в Джанин, потому что она хочет навсегда стереть эти отвратительные чувства из наших умов. Ты больше никогда не будешь плакать. Это была именно его философия. Лгать не имело смысла, он уже собирался умереть. Трис повернулась к Эрику, ее глаза опухли от слез. Она испытывала искушение задушить его до смерти, поскольку он был привязан к матрасу и уязвим, но это, вероятно, разочаровало бы Тобиаса. — Сначала ты напугал меня, но потом я… Трис споткнулась, пытаясь подобрать правильное слово для своих ошеломляющих эмоций. — Ты что, Стифф? — Я доверилась тебе. Возможно, это самый хрупкий подарок, который можно подарить другому. Доверие. И он вслепую вдавил его в землю. Просто чтобы скрыть те чувства, которые он был вынужден испытывать. Он медленно моргнул. Может быть, если он попросит ее убить его сейчас, она сделает это. В конце концов, это восхитительный способ умереть от холодных пальцев мести. Но он никогда не доверял Трис. Она вела себя почти так же, как Четыре, когда они встретились, и это заставило Эрика содрогнуться, снова увидев их двоих так близко друг к другу. Он не ревновал. По крайней мере, так он говорил себе последние два месяца. — Это была ошибка. Это было все, что мог сказать Эрик. Он хотел извиниться, но гордость ударила его, как товарняк. Он с трудом сглотнул, когда она шагнула к нему. — До нас с Тобиасом было время, когда я чувствовала себя почти как… Ее тон стал приглушенным, а лицо еще больше побледнело. — Что ты почувствовала? Ты ненавидела меня? Ненавидела само мое существование? — прошипел Эрик, чувствуя боль в груди при мысли о том, что она пронзила его злобой. Выражение ее лица, когда она вонзила лезвие в его кожу, было намного хуже, чем последовавшая за этим боль. — Я думала, что у меня есть чувства к тебе… Ее лицо исказилось от беспокойства и маскировки. Эрик приоткрыл губы, внезапно почувствовав, как его сердце упало. Он смутно помнил, как они обменялись взглядами. Она улыбалась, а он просто смотрел на нее, как стервятник, ожидающий последнего вздоха животного. А теперь она принадлежала Фору. Теперь его рот двигался неосознанно, говоря то, за что он ненавидел себя больше всего: — Я любил тебя. Зачем мне это говорить? Он не моргнул, но хотел повернуть время вспять, чтобы снова проглотить свои слова. Он никогда не любил ее! Но он сказал иначе и не мог заставить себя спуститься на землю. Нет, он ненавидел ее. Эрик заставил себя повторить «Я ненавижу Трис». Я ненавижу Трис… в его голове. По ее подбородку скатилась слеза, и Эрик увидел, как она упала на пол. Теперь Трис нависла над ним, заслоняя своим телом потолочные светильники. Он давился каждым словом, которое пытался выдавить. Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, ПРИОР. БОЖЕ, КАК Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ! Может быть, ему больше не стоит лгать самому себе. …Не то чтобы «больше» оставалось. — Эрик. Я не могу тебя простить. Но, может быть, эта война заберет мою жизнь. Может быть, мы скоро встретимся на другой стороне. Каждое мгновение казалось вечностью, когда она наклонила свое лицо к его растерянному. Его глаза наконец закрылись, когда ее нежные розовые губы приблизились к его. Его подсознание втянулось в нее, наслаждаясь ее вкусом. Может быть, он унесет это воспоминание в загробную жизнь. Он выдохнул ей в рот, и его охватило чувство облегчения. Все заботы слетели с его губ. Трис в последний раз посмотрела на него. Больше сказать было нечего. Она быстро повернулась и вышла, оставив пленника дремать в последний раз. Так много мыслей вторгается в его разум. Он перекатился на спину, насколько мог, и раздражающие огни наконец-то погасли точно по расписанию. Завтра все будет кончено. — Я ненавижу тебя, Трис Прайор. — За то, что встала после моих попыток столкнуть тебя. — За то, что ранила меня. — И больше всего за то, что ты заставила меня полюбить Стиффа.